dangerous

Лиам Данбар думал, что он знает, что такое злость, что знает, что такое ярость, удары, крики и кулаки, вся эта красная кровь и фиолетовые синяки, чернота под глазами, которую едва ли можно было увидеть. Когда он был человеком, ярость всегда была бурлящей, кипящей под его кожей, но парень знал, что может контролировать это, должен, по крайней мере, но, будучи волком, всё выглядит так, словно он всегда зол на что-то – на Скотта, который превратил его в сверхъестественное существо без согласия, на Стайлза, которые всё ещё не доверяет ему и всё время оставляет в подвешенном состоянии, на родителей и на их постоянное отсутствие. Даже на Хейден, которая была его якорем и заставляла бурлить, полная буйства, сбежавшая и спрятавшаяся, когда всё стало только хуже. Даже тогда он не мог ничего сделать, нет, если бы Данбар сделал что-то, он бы доказал то, что про него и так знают: что он монстр, тикающая бомба замедленного действия, функциональная опасность, парень с кулаками и больным характером. Только один Тео не смотрел на Лиама вот так. Хорошо, смотрел, этот ублюдок точно смотрел, но не так, как остальная часть стаи. Он не смотрел на него так, словно Данбар готов был вот-вот взорваться. Каждый думал, что это Лиам дал второй шанс Рейкену или что-то в этом роде, но правда была в том, что он сделал это по эгоистичным причинам. С ним он чувствовал себя заземлённым, будто ПВР не определяет его, будто никто не ожидает от него быть диким. — Проблемы с агрессией, – как-то сказал Тео, но Лиам не почувствовал нужду ударить его, а это означало прогресс, в конце концов, даже если когда-то нужно стереть ухмылку, он пытался выглядеть так, будто сильнее, чем кажется. С Тео Лиам не чувствует себя взрывным, вместо этого ему кажется, что он подкипает медленно, почти лихорадочно, как костёр. Факт заключался в том, что Лиам не хотел признаваться кому-то что Тео – его якорь сейчас, единственное, что может держать его, его волка, в узде. Это запах Рейкена: мокрая почва, свежий воздух леса и спокойное течение реки – в его комнате, на его одежде, в машине матери, полный удовлетворения, единственное, что могло заставить его не бить Бретта Талботта, когда этот уебок кидал глупые шутки по поводу следующей игры, будто Лиаму вообще не было плевать на его мнение, дерьмовые издёвки или даже на то, был бы он жив или мёртв. Святой Скотт не одобрил бы эту серую мораль, но Данбар очень даже уверен, что Тео смеялся бы громко, немного фыркая, когда парень находит что-то очень смешным. Тот самый смех, который разрешён только Лиаму, когда они зажаты в его пикапе, смотря на дождь и соприкасаясь руками, чтобы поменять станцию. Тео всё ещё высмеивает вкус музыки Данбара, но он считает, что Тэйлор Свифт может вырасти в каждом, стоит только подождать. Якорь. Это очень нелепо, правда? Кто-то или что-то может сдержать безумие волка, даже если охотники подстрелили его или сверхъестественное существо внутри пытается выпотрошить кого-то. Лиам считает, что это несправедливо; он всегда так думает, когда видит морщинки на глазах Тео, когда парень улыбается, чтобы сохранить спокойствие, когда Мисс Тэйлор говорит, что он завалит все тесты по биологии, будто парень сам не понимает этого. Данбар и не заметил, как заблудился в своих мыслях, потому что всем плевать на клетки или ещё что-то, на то, что Тео – якорь Лиама, но он всё ещё не его. Наверное, никогда не будет. Даже если он и один, кто простил, кроме Скотта, потому что тот прощает почти всех злодеев. Даже дал химере попытку стать лучше. Данбар уверен, что он единственный видел, как Рейкен стискивает своё сердце, сердце его сестры, когда нервничает или отклоняет каждую встречу стаи; и его химосигналы почти везде, потому что он не считает, что принадлежит кому-то, не после всего, что случилось. Тео пахнет горем, сожалением, озлобленностью, горечью и печалью, и Лиам ненавидит чувствовать такой спектр эмоций, до тех пор, пока сам не покидает стаю, оправдываясь тем, что не может сосредоточиться на учёбе в старшей школе. Вместо этого он приглашает Рейкена потусить к себе домой, иногда даже Мэйсон и Кори присоединяются к ним, но всегда это заканчивается тем, что двое остаются одни, доедая пиццу и смотря фильмы, которые Тео не видел из-за врачевателей. Они даже дерутся за Диснеевские фильмы, и эти драки уже не заканчиваются разбитым носом. Тео принял предложение перемирия, когда они согласились, что Тайна Коко – это шедевр. Конечно, Лиам знал, что у Рейкена нет дома: не нужно быть гением, чтобы узнать. Пикап парня полностью пропитан его запахом, и Данбар несколько раз бегло видел потрёпанную подушку и одеяло, хорошо спрятанные на заднем сидении. Он ничего не говорил, пока что, потому что Тео может закрыться и прервать связь. Он знал это: парень всегда слишком горд, чтобы принять, что ему нужна помощь, но Данбар продолжает просить его остаться на ночь после их тусовок (ох, там идёт дождь, слишком поздно, я видел паука и теперь боюсь спать один). Это одна из тех ночей, когда Лиаму хочется, чтобы Тео был с ним, в то время как снаружи бушует гром. Тяжёлые капли дождя бьют в его окно, и в его доме нет ни одного живого существа. Химера придумала жалкое оправдание, что ему нужно готовиться к контрольной, но Лиам знает, что у него почти закончились деньги, хоть бета всегда предлагает заплатить за все их обеды, и это выводит Данбара из себя, потому что никто другой в стае или в грёбаном городе не видит того, что видит он. Может быть, если бы Скотт предложил ему остаться у него, Тео, возможно, согласился бы, но Лиам слишком боится разрушить эту хрупкую связь между ними, которое они строят, потому что он может вмешаться и сказать что-нибудь не то, как всегда. Но Лиам эгоист, не так ли? Рейкен, должно быть, уже знает об этом, по тому, как Данбар крепко хватает его за руку каждый раз, когда девушки смотрят в их сторону, по тому, как эгоистично он добивается каждой капли внимания Тео, словно мотылёк, летящий на пламя, как он даже не приглашает Мейсона куда-нибудь с ними специально, чтобы каждый вечер был посвящён им, только им. Лиам – собственник, и стая поступила неправильно, объединив их двоих – не Лиам спасает Тео от его проступков. Он сделал его своим, и будь Данбар проклят, если выпустит его из виду. Он почти видит химеру прямо сейчас, трясущуюся в старом пикапе, не спящую ни секунды этой ночью, и ему трудно смотреть на это. Тео – его стая, его якорь, связь, которая имеет значение, связь, которая делает его не раздражительным, а желанным. Дождь бьёт ему в лицо, когда он покидает тепло дома и идёт, шагает быстро и уверенно, толстовка с капюшоном немного прикрывает его лицо и промокает насквозь. Он знает, где Тео обычно паркуется, потому что владелица парковки – добрая пожилая дама, которая прониклась симпатией к ним обоим и не жалуется, даже когда они ничего не покупают. Пикап находится ближе, чем следовало бы, но тот факт, что Тео был ближе, наполняет его первобытным удовлетворением, и он уже чувствует его запах, смоченный дождём, но полностью проснувшийся, пахнущий отчаянием. Лиам на самом деле не задумывается, когда сильно ударяет рукой по стеклу и наблюдает, как глаза Рейкена вспыхивают голубым, пока он не узнает его и не открывает дверь, оставляя защиту от шторма, чтобы растерянно посмотреть на Лиама. Его волосы прилипли ко лбу, кожа раскраснелась от холода. Более красивая, чем когда-либо, более опасная, чем всё, что он знал, и всё такая же соблазнительная, как и в последний раз, когда они виделись, чуть раньше в тот день, когда гроза не заставила Данбара задуматься обо всех тех вещах, которые он мог бы сделать с Тео у него дома, не связанных ни с одеждой, ни с когтями. Их разделяла пара часов, но им казалось, что прошла целая вечность. — Что ты делаешь здесь? – Рейкену приходится кричать, перекрывая шум бури и раскатов грома, но волк услышит его, даже если он будет шептать. То, как Тео закусывает губу и обхватывает себя руками, неуверенный и потерянный, или, может быть, выражение его лица показывает всю его неуверенность и страх, демонстрируя уязвимость, или даже его запах, дикий и слегка потный, который поражает его, когда он подходит ближе. Лиам опьянён этим мгновение. Всё вокруг схлопывается до химеры, а остальное вообще ничего не значит. Один шаг ближе – это то же самое, что и один шаг назад, то, как Тео дрожит и прижимает голые руки к собственным колготкам, всё ещё пытаясь выглядеть сильнее, как будто Лиам не знает, что он устал притворяться, как будто он, по-видимому, не осознает, как он всегда подставляет Лиаму свою шею, как будто он – его Альфа, а это жест подчинения, который оставляет во рту Лиама вкус вожделения, из-за чего его клыки обнажаются. — Ты не должен быть здесь. — Знаю, – он отвечает, неуверенно приближаясь к нему, но не останавливаясь. — Но я никогда не был тем, кто соблюдал правила, ты ведь знаешь это лучше, чем кто-либо другой. Рейкен фыркает, так же чудесно, как и всё, что он делает, по крайней мере, в глазах Лиама. — Да, знаю, – невозмутимо отвечает он, выглядя настороженным, подозрительно оглядываясь по сторонам, словно ожидая, что из-за кустов выпрыгнет монстр. Его глаза сверкают в свете уличных фонарей. — Но тебе лучше уйти. Придя сюда, ты можешь показать другим, что тебе не всё равно. — Я бы не смог, если бы единственное, что я когда-либо хотел, осталось здесь, а не дома, со мной, – бормочет Лиам. Его сердце гулко бьётся, он достаточно близко, чтобы слышать, как колотится сердце Тео. Кого волнует, что Бикон-Хиллз рушится у них под ногами? Но он этого не делает, не тогда, когда его руки могут дотянуться до Рейкена, и он почти ощущает холод, исходящий от его кожи. — Посмотри мне в глаза и скажи, чтобы я ушёл, словно ты действительно этого хочешь. Тео не может, он закрывает глаза и прижимается к телу Лиама в поисках тепла и контакта, как будто тот тоже думает, что они не смогут больше находиться далеко друг от друга. Он был очень упрямым, упираясь ногами в пол. Его собственные руки дрожали, когда он поднял их, касаясь щёк, его собственные холодные пальцы горели, когда он прикасался к чужой коже. Эти большие глаза смотрят на него, никогда не отводя, никогда не принимая, никогда не требуя, но всё равно умоляя, его рот чуть приоткрывается, как будто дыхание превратилось в слишком изнурительный труд. Желание поцеловать бесчеловечно и лишает сил, и всё, что Лиам может сделать, – это обхватить щеку химеры и наклонить голову, пока они не будут дышать одним воздухом. Он почти ожидал, что Рейкен бросится бежать, сядет в свой пикап и уедет, словно волк, сидящий у него на хвосте, но когда тот даже не вздрогнул, а придвинулся ещё ближе, настойчивее, их лбы соприкоснулись. Молчания достаточно, мир рушится и отстраивается заново, когда их губы нежно соприкасаются. Это как в кузнице, где жар придаёт форму, а не разрушает, медленно, но верно, маленький, устойчивый и сильный, меняющий всё на своем пути. Тео на вкус, как и на запах, ощущается свободой, его язык нежен, его руки скользят по спине Лиама, его ногти впиваются в толстовку, словно он спасательный круг в бушующем море. Это рай, такой же, как и ад, горячий и настойчивый, но мягкий и устойчивый. Рейкен стонет напротив рта ещё сильнее, приоткрывая губы чуть шире, чтобы Данбар мог ощутить его вкус везде одновременно, приподнимаясь на цыпочки, чтобы парень мог лучше поцеловать, ненавидя тот факт, что не может просто слиться с ним в тот же самый момент, не желая снова разлучаться. Руки на его шее, и у Лиама перехватывает дыхание, и он снова влюбляется, здесь и сейчас, сильнее и сильнее, как будто дождь падает на его кожу, промачивая, охлаждая и заземляя. — Это плохая идея, тыковка, – Тео первым прекращает поцелуй, но даже не осмеливается увеличить дистанцию между ними, на его губах появляется тень ухмылки, и Лиаму хочется поцеловать его ещё раз. Кончики пальцев поддёргиваются на щеках Данбара, он крепко сжимает их, словно боится, что тот в любой момент убежит, их губы слегка соприкасаются при каждом слове. — Тебе следует вернуться домой и забыть обо всём. Так будет лучше. Иди, будь хорошим щенком Скотта. Да, это было бы лучше. Это сделало бы всех, стаю и его друзей, счастливыми, что их маленькая бета, их бомба замедленного действия, всё время находится под контролем. Но был бы Лиам счастливее, став просто фигурой на чужой шахматной доске? Он мог жениться на Хайден, даже если считал её трусихой, потому что, в общем, она была хороша в чьих-то глазах, жить в Бикон-Хиллз, пока не появится что-то другое и не перевернёт его мир, снова бороться, как будто его волновало всё, что не относилось к Тео, притворяться, будто он делал всё, что мог. В остальном, как будто он не создан из гнева, ревности и жестокости. Тьма субъективна, Лиам Данбар это знает. Тьма есть в каждом человеке, в ком-то её больше, в ком-то – меньше, но, тем не менее, она всегда присутствует. Есть люди, которые выбирают путь сквозь тьму, а есть храбрые, глупые и милые, которые думают, что другого выбора нет. Ему потребовалось много времени, чтобы понять этот ужасный факт: мир не чёрно-белый, а состоит из множества разных цветов. Рейкен был тёмным, сине-красным, как ярость, которую Лиам ощущал, излучало его тело и разум, но он был золотистым, как стая, как пара, как добрая и уязвленная невинность. — Быть лучше, говоришь. Но для кого? – Спрашивает Лиам, сверкая своими золотистыми глазами, заставляя Тео прижаться к его шее, вдыхая запах, заставляя его пахнуть так, как пахнет Данбар, отмечая его своим. Рейкен хнычет, и Лиаму почти не остается сил сдерживаться, чтобы не укусить его за шею и не попробовать его кровь на вкус, но вместо этого он влажно целует её, ощущая учащённый пульс под своими губами. — Тебе следовало подумать о «хорошем», прежде чем портить мне жизнь ради кого-то другого, сладкий. Когда Тео ничего не говорит, Лиам продолжает, оставляя влажные следы поцелуев на его подбородке, пробуя на вкус кожу, чувствуя, как тот меняется, кладя руку себе на сердце. Нет. Лиам поднимает руки и нежно сжимает одно из запястий Рейкена, двигая рукой так, чтобы можно было поцеловать костяшки пальцев. Глаза его предполагаемого врага полны уязвимости, широко раскрыты, как у лани, его щёки раскраснелись от холода и ветра, он красивее, чем Лиам мог себе представить, в мокрой одежде и с мокрыми волосами. — Я думал о тебе, – шепчет Лиам прямо перед тем, как вспышка молнии озаряет лицо Тео, и заставляет себя продолжать разговаривать со своим неуверенным в себе питомцем, его собственное сердце сильно бьется о грудную клетку, признание кажется сладким на вкус. – Хотел разорвать кого-нибудь на части, отведать крови и насладиться её остатками. Хотел бушевать и злиться, просто потому, что могу. Я мог взорваться, и это было бы так легко сейчас, с этой силой, яростью и уверенностью. Я мог бы сделать это, если бы захотел. Но ты удержал меня на плаву. От Тео пахнет так, будто он созрел для того, чтобы опустошать, а Лиам сгорает с голоду, наблюдая, как тот наслаждается его губами. — Посмотрим, не всё ли равно, хочу ли я быть хорошим щенком Скотта. Ты считаешь себя злым, Теодор? Даже не представляешь, что я собирался с тобой сделать. В глазах Тео, в его запахе нет страха или грусти. Он выглядит потерянным, но не неуверенным, он твердо смотрит в глаза Лиаму. Нет, от Тео пахнет тоской, желанием, страстной жаждой. Его дикий запах заглушает всё вокруг, и Лиам подумал, что мог бы взять Тео прямо здесь и сейчас, на заднем сиденье пикапа. На мгновение он позволил Рейкену принять решение, уверенный, что тот чувствует в нём всё, откуда ему знать, что Лиам был честен и откровенен, обнажён впервые с тех пор, как ему диагностировали ПВР. — Покажи мне, — осмеливается Тео и ухмыляется, открывая дверцу пикапа, чтобы Лиам мог сесть за руль. — Отвези меня домой. Заставь остаться. Данбару потребовалось всё его самообладание, чтобы довезти их до дома, соблюсти скоростной режим и не получить штрафов, и всё это время руки и когти химеры впивались в его тугую попку, подбираясь вплотную к паху, краем глаза наблюдая, какой твёрдый Лиам под мокрыми джинсами, уже почти болезненный. В машине стоял отвратительный запах, и он чуть не выпрыгнул из машины, когда припарковался перед своим домом, и прижал Тео к стене, как только пнул дверь. Может быть, вначале он и подумал бы, что роли поменяются, и главную роль возьмёт на себя Тео, но теперь Данбар осознал, что всё будет по-другому. Тео излучал покорность, то, как он позволял Лиаму целовать его до бесчувствия, прижимая к стене, как его ногти царапали краску на двери, как он застонал, когда руки волка сжались на его шее, не настолько сильно, чтобы обрезать волосы, но достаточно сильно, чтобы оставить едва заметные следы. Стая была кучкой дураков, не понимавших, каким драгоценным может быть Тео, но Лиам уже понял, что он эгоист, и зарычал, думая о том, что теперь он будет единственным, кто увидит Рейкена таким. Для остальных парень всё ещё мог быть саркастичным ослом, но он сделал бы его своим так, как не удавалось никому другому. Лиам схватил Тео за волосы и с силой отвёл их в сторону, с вожделением наблюдая, как Рейкен наклоняет голову, пытаясь снова прикоснуться к его губам. Всё как в тумане, глаза затуманены. Лиам наслаждался моментом под пристальным взглядом своей химеры, снимая с них рубашки, проводя руками по идеальной коже и твёрдым мышцам, которые он находил под одеждой. Тео был твёрд, и Лиам наслаждался ощущением его члена в своей ладони, тем, как Тео извивался и громко ругался, пока он расстегивал ремень, освобождая свою эрекцию и, взяв их обоих в одну руку, поглаживал почти нежно, создавая дрожь в другом теле. — Так легко оторваться, – шепчет он Тео в губы, улыбаясь, когда пытается поцеловать его снова, но разочаровывается, когда Лиам только сильнее сжимает их, хныча и умоляя. Рейкен был его первым мужчиной, но он был готов и, о, как же ему хотелось. – Я мог бы прижать тебя к этой самой стене. Прижать к ней, как сучку. Дыхание Тео учащается, и Лиам чувствует, как сильно пульсирует член в его руке. И снова Рейкен подставляет свою шею, и на этот раз слишком велико искушение не поддаться ему, и Данбар кусает изо всех сил, впиваясь клыками в горячую кожу. Его рот полон крови, на вкус просто восхитительной, и он сам стонет, когда Тео кончает, и сперма стекает на его собственный живот. Безмолвный крик, похожий на молитву, руки Тео, крепко вцепившиеся в его волосы, бормочущие его имя, и Лиам тоже кончает, смешивая их запахи. Его дом пахнет так же похотливо, как он чувствует, руки слегка дрожат, когда он снова смотрит на лицо Тео, а гребаный ублюдок широко улыбается, выглядя довольным и измотанным, поэтому Лиам снова целует его, на этот раз так же сладко, как и раньше, под дождём, наслаждаясь тем, что они чувствуют и пахнут вместе. Конечно, он говорит о Тео, так что ничто не остаётся сладким надолго, и химера толкает его, чтобы он сел на диван, внимательно наблюдая, как другой снимает штаны и садится к нему на колени, снова ища его губы. — Трахни меня, – требует Тео, и Лиам подчиняется, потому что: чего бы он не сделал, если бы его парень так мило потребовал? – Трахни меня, альфа, или я сам себя трахну. Данбар так и делает: пальцы ищут вход Тео, по два за раз, пока парень не начинает умолять, и Лиам подумал, что, может быть, он заставит его кончить снова только этим, но его собственная эрекция слишком заметна, и Рейкен погружается на неё так быстро, как только может, опускаясь всё ниже и ниже. Запрокинув голову, он выкрикнул его имя. Тео – видение, подобное божьему, кровь у него на шее, отметина Лиама не сразу сходит, его безупречная кожа потеет, пока он двигается вверх-вниз на члене Лиама, как на карусели. Когда Тео кончает снова, у него сжимается сердце, и даже тогда его рука тянется к сердцу, как к чуме. — Хороший мальчик, – со стоном говорит ему Лиам, и Тео сияет, как будто Лиам только что сказал ему, что он новый хозяин мира. — Мой хороший мальчик. Мой якорь. — Ты знаешь... – начинает Тео после нескольких прерывистых вдохов. — Ты тоже мой якорь, Лиам. И моя стая. Данбар улыбается, его руки ласкают спину Тео, всё ещё внутри него, заявляя на него права. — Я тоже люблю тебя, Тео, – это ласковый ответ на ласковое признание, и Лиам знает, что Рейкену всё ещё трудно поделиться своими чувствами. Когда-нибудь они добьются своего, Лиаму нужно только быть рядом. Мгновение спустя парень покидает его объятия, и вот она, саркастичная, требовательная, полная жизни химера, которую Лиам, в конце концов, полюбил, с её ухмылкой, великолепием, злобой и всем, что между ними. — Покажи мне ещё раз, как сильно ты меня любишь, – приказывает он, снова прижимаясь к животу Данбара. Лиам эгоистичен по отношению к Тео, поэтому он это делает.