Аннотация
У заместителя маршала США Илая Кона все хорошо. Будучи директором по связям с общественностью Северного округа, он представляет Службу маршалов США в Чикаго, и это его устраивает. Да, приходится постоянно быть начеку, улыбаться и махать рукой даже перед лицом невзгод, но он хорошо справляется со своей работой, и никто никогда не видит, как он потеет. Его личная жизнь, однако, застоялась, и, похоже, это вряд ли изменится. Но это и прекрасно. Илай предпочитает проводить свободное время со своим лучшим другом Келом. И в последнее время, когда они не вместе, он все больше и больше скучает по нему... Келсо Харрингтон, главный танцовщик Чикагской балетной труппы, чувствует себя плывущим по течению и жаждет, чтобы кто-то был рядом с ним, поддерживал его. Странно, что этот якорь оказался в лице человека, который зарабатывает на жизнь тем, что ловит плохих парней. Для Келсо главное - искусство и красота, для Илая - безопасность и общественная работа. Они не могут быть более разными, но с момента их встречи кажется, что они знали друг друга всегда. Они именно те, кто нужен друг другу, и Келсо хотел бы, чтобы они стали больше, чем просто друзьями, но он не может поставить под угрозу то, что у них есть, а Илай слишком зациклен на собственных мыслях. Когда события угрожают разрушить их тщательно выстроенное уединение, каждый из них должен попытать счастья в отношениях друг с другом или потерять все.Глава 1
ИЛАЙ Удивительно, как то, что должно было быть рутиной, не могло не превратиться в безумие. Еще более нелепо было то, что к этому моменту я не рассчитывал на это и одевался соответствующим образом. – Илай! Что ты делаешь? – крикнул Ян Дойл с места, где он бежал, в шести футах передо мной. – Поднимайся сюда, черт возьми! Он, конечно, был одет в брюки-карго, ботинки для прыжков и толстовку с капюшоном, на которой сзади было написано «Маршал США», а я бежал в костюме от Hugo Boss и в туфлях с набойками от Prada. Костюм был тесным, а обувь не имела сцепления с поверхностью, но в этом не было вины моего гардероба. Я не должен был бегать. Я был здесь, чтобы наблюдать, делать заметки, чтобы потом иметь все факты на пресс-конференции. Я не могу не подчеркнуть... я не должен был бежать. Моя команда из двух человек находилась в Шаумберге, чтобы рано утром снять видео, сделать фотографии и собрать информацию в обычном пригородном районе возле дома, который, как оказалось, был домом, где Грег Полк и Марла Эдмондс держали пропавших и похищенных женщин, которых они покупали и продавали. Пара работала с наркодилерами, бандами, картелями и синдикатами. Со всеми - от русских олигархов до парня, который хотел завести новую подружку для игр. Они заключали сделки, продавали женщин в обмен на деньги, наркотики и оружие. Последнее они потом меняли и продавали. Они также обслуживали зарегистрированных сексуальных преступников, которым грозили неприятности за тусовки в клубах или колледжах, но они могли зайти и купить женщину у якобы любящей пары, у которой, по словам их соседей, «всегда было много гостей». Я понимал, почему некоторые люди в правоохранительных органах иногда слетали с катушек и брали правосудие в свои руки. Иногда это казалось единственным достойным выбором. Если бы вы обращались в различные ведомства, то ни к чему не пришли бы, поскольку большинство из них испытывали нехватку кадров и вели нелегкую борьбу с сокращением бюджета. Не утихали споры и по поводу женщин без документов, которые приезжали в США на заработки, а оказывались в сексуальном рабстве. Проблеме не способствовал тот факт, что многие из них приехали из стран, где правоохранительным органам не доверяли, а кроме того, существовал языковой барьер. Рецепт катастрофы налицо. Не помогла и пандемия. В самом начале пандемии, в 2020 году, так много женщин, подвергшихся домашнему насилию, оказались в центре внимания. Возможно, они работали с людьми из разных агентств, чтобы убежать от своих обидчиков, но внезапно мы все оказались в изоляции, и для них не было выхода. Многие просто потерялись. Никто не мог найти, куда они ушли и что с ними стало. Все это длилось уже несколько лет, но в случае с парой из Шаумберга правоохранительные органы наконец настигли их. Задержание произошло сразу после рассвета, и пока женщин, большинству из которых было чуть больше восемнадцати, выводили, закрыв от прессы полицейскими и маршалами, я собирался дать несколько комментариев репортерам на месте перед пресс-конференцией, которую мы проведем позже в нашем здании на Дейли-плаза в центре города. Как обычно, в этот момент мимо меня пронесся мужчина, едва не сбив меня с ног, за ним следовал Ян Дойл и больше никто. Тогда я тоже пустился в погоню, потому что одновременно произошли две вещи. Во-первых, сработала моя подготовка. Ни одному маршалу не разрешалось оставаться одному, если это было возможно. А во-вторых, Ян Дойл был моим другом. Я не хотел и не мог позволить ему преследовать подозреваемого в одиночку. Я забыл о том, что наушник в ухе, пока он не зарычал на меня. – Черт возьми, Илай, ты что, забыл, как бегать? Когда он пробегал мимо меня, он рассчитывал, что я окажусь у него за спиной, поэтому мне пришлось испытать на себе всю тяжесть его гнева из-за того, что беглец не отреагировал на слова Яна о том, что ему нужно лечь на землю. Не то чтобы это срабатывало, если только оружие не было извлечено и направлено на кого-то. То, что Ян говорил громко, не останавливало тех, кто его не знал. А если знали, то понимали, что, вооруженный или нет, Ян смертельно опасен. Все начиналось так хорошо. Мы выписали двадцать пять ордеров, арестовали двенадцать человек вместе с главной парочкой, и наша оперативная группа, состоящая из представителей государственных и местных органов, сработала без проблем. С тех пор как Яна назначили заместителем руководителя, отвечающим за взаимодействие, дела во всех межведомственных операциях шли гораздо спокойнее. Меньше махинаций, больше товарищества. Конечно, это не учитывало, что мы с Яном, теперь уже вдвоем, бегали по дворам, перелезали через заборы, обходили бассейны, перепрыгивали через клумбы, лавировали вокруг собак, разбросанных игрушек и велосипедов. Велосипеды, как я выяснил за много лет до этого, особенно детские, - сущий дьявол. Ты думаешь, что все чисто, но потом руль может зацепиться за тебя или спицы в колесах. Падать на них было больно, и я знал это по собственному опыту. – Давай в переулок! – рявкнул Ян, настигая парня и как ни в чем не бывало преодолевая шестифутовый деревянный забор. Пролетев по гравийно-грунтовой дороге, я выскочил на тротуар как раз вовремя, чтобы парень, который, к счастью, весил не так уж много, врезался в меня. Мы упали, спутавшись в клубок конечностей. Я задыхался, пока он поднимался с меня, и он бы побежал, если бы я не выбил у него почву из-под ног, в результате чего он снова оказался на мне. Я не мог дышать. – Не двигайся, мать твою! – прорычал Ян, и, поскольку воздуха ни у кого из нас не было, парень все равно никуда не собирался уходить. Ян оттолкнул подозреваемого, одетого в спортивный костюм от Gucci, с меня, толкнул его лицом вниз на тротуар и надел на него наручники. Апрель в Чикаго все еще может быть разным по погоде, сейчас было раннее утро, но температура сегодня должна была быть около пятидесяти градусов , так что я готов был поспорить, что даже после пробежки ему не будет жарко. Когда я поднялся и сел на бордюр рядом с бегуном, а Ян встал перед нами, я заметил, как прищурился мой друг. – Что? – Не думаю, что он из этого дома, – ответил Ян, присев перед парнем на корточки. – А ты кто такой, черт возьми? – Шон... нет, подожди, – он остановился, задумался на мгновение, а потом сказал. – Я Корин Петерсон. Интересно, что он начал нерешительно, а теперь произнес имя четко, словно гордясь собой. Ян нахмурился, достал телефон и позвонил в наш офис, вызвав Майка Райана, нашего приятеля и старшего следователя, который дежурил на рабочем месте, пока не зажило колено. Он порвал коленный сустав, играя в футбол в своей лиге для тех, кому за сорок, и мы все наслаждались тем, как его изводили. – Эй, – прорычал Ян в телефон. – Проверь для меня имя Корина Петерсона. Пока Ян ждал, я повернулся к парню. – Почему ты побежал? – Вы гнались за мной, – сказал он так, будто это имело огромный смысл. – Что ты делал в доме? – В каком доме? Все начало складываться воедино, и я бросил взгляд на Яна. – Что? – Ты просто начал преследовать какого-то случайного парня на улице? – Он слишком быстро прошел мимо меня, – защищался Ян. – Серьезно? – И посмотри на него, – Ян жестом указал на спортивный костюм, как будто это само по себе было достаточной причиной. – Послушай, – начал я, повернув голову, чтобы посмотреть на Корина. – Почему ты не мог вспомнить свое собственное имя? Это ненормально. – Подожди, – задохнулся он с явным облегчением и широко улыбнулся, указывая на звезду, висевшую на шее Яна. – Вы, ребята, маршалы? – Ты шутишь? – недоверчиво спросил я, потому что действительно, как он мог не заметить значок? – Меня зовут Шон Пелхэм. Я в программе защиты свидетелей. Лицо Яна сморщилось, словно ему было очень больно, и я хмыкнул. Он медленно повернулся ко мне. – Вот что ты получаешь за то, что бегаешь за случайными людьми, – сказал я ему. – И за то, что в команде есть идиоты, – прорычал Ян. О, кто-то был уже покойником. Оказалось, что Шон Пелхэм прибыл к нам из Калифорнии, попав в WITSEC после дачи показаний против Кристобаля Тремейна, который убил там целую семью. Я не стал уточнять подробности, да они мне и не были нужны. Важен был тот факт, что он пристрастился к кокаину, бегал в дорогой одежде и, как он нам сказал, не имел работы. Это означало, что кто-то из нашей команды не проследил за ним. Свидетели должны были органично вписаться в общество, и в девяти случаях из десяти это означало позаботиться о себе так, чтобы не бросаться в глаза. Ян отодвинул телефон от уха и посмотрел на парня, которому, по моим прикидкам, было около двадцати лет. Он был примерно моего роста - чуть выше шести футов , со светлыми волосами, голубыми глазами и россыпью веснушек на носу и щеках. – Гейб Броди и Лео Родригес - это те парни, которые проверяют тебя? Он кивнул, как счастливый золотистый ретривер. – Да, хотя я давно их не видел, и не думаю, что они знают, что я переехал в студию в Гайр-парк. – Гайд-парк, – поправил Ян. – О да, точно. Гайд. Как в «Докторе Джекилле и». Я все время путаюсь. Ян потирал лоб, возвращаясь к разговору с Майком. Шон повернулся ко мне. – Я должен был сказать им, что переехал? Ему не должны были разрешать переезжать, пока они не узнают, куда он едет. Они должны были дать ему разрешение. – Да, – ответил я вместо того, чтобы сказать все это. – У меня проблемы? – Нет, – сказал я, жестом указывая Яну на нож, который он должен был носить в одном из многочисленных карманов своих брюк карго. – И нам жаль, что мы надели на тебя наручники. – О, все в порядке. На меня часто надевали наручники. Когда я летел сюда из Сакраменто, в самолете мне пришлось носить металлические. – Все время? Он кивнул. Я не смотрел на Яна. Да и не нужно было. Он слышал его так же хорошо, как и я. Жаль было Родригеса. Он мне нравился. Он казался спокойным под давлением и был интересным. Броди, напротив, начинал многообещающе, но переводы всегда шли по одному из двух путей: либо отлично, либо полное дерьмо. Броди, который был заместителем маршала США в Южном округе, оказался полным придурком. Никто не замечал, что у него проблемы с плечом, пока не прошло шесть или около того месяцев. Если бы Ян в конце концов убил его, я бы не расстроился. А вот Родригеса я бы пожалел, если бы наш Большой босс, главный заместитель Сэм Кейдж, отправил его на тот свет. Единственная положительная черта Родригеса заключалась в том, что он был маршалом на испытательном сроке, новичком в службе и все еще осваивался. У него было оправдание тому, что он не знал всех протоколов. Ведь шесть месяцев обучения - это не так уж много времени, чтобы изучить все тонкости и нюансы каждой ситуации. Поэтому стажера всегда прикрепляли к ветерану, чтобы облегчить процесс обучения. Но Броди не нравилось, как все устроено в Чикаго. Слишком много правил, слишком много бумажной работы, и он определенно не любил нашего босса. Ему не нравилось, что Кейдж проверяет его. – Неужели он считает, что я не справляюсь со своей работой? – часто жаловался Броди. – Он думает, что ты можешь, пока не докажешь, что не можешь, – сказал я ему, когда мы все вместе гуляли в клубе пару недель назад. Броди пришел с Лопес и Чо, которые были переведены из старого района Броди, но они сидели в стороне от него. – Он проверяет чего ожидать. Он такой парень. – Он чертов мудак, вот кто он. Я вздрогнул. Мне нравился и, что еще важнее, я уважал своего босса. Я открыл рот, чтобы уничтожить его, но Чо опередила меня. – Пошел ты, Броди, – сказала она, ее голос был наполнен отвращением. – То, что твой последний напарник сделал для тебя все, что мог, - не повод поносить Кейджа. Если бы Стэндиш узнал, что Патель занималась всей бумажной работой, он бы никогда не перевел тебя сюда. – Послушай, – начал он. – Ты не знаешь, что ты... – О, черт возьми, она знает, – сказала Лопес, перебивая его. Было видно, что он ей нравится не больше, чем Чо. – Мы все знаем, что твое отношение к Патель было поганым, но это было ее дело, и ничье больше. Но не сиди здесь и не говори нам, что дело не в соблюдении процедуры, потому что это чушь, и мы обе, блядь, тебя знаем. То, как Лопес закончила фразу, не позволяя ему ничего сказать, а ее темно-карие глаза сузились, когда она пристально посмотрела на него, сказало мне, что она думает о нем - ничего хорошего. Броди насмешливо фыркнул, осушил свое пиво и ушел, не потрудившись выложить деньги за свой напиток. – Расскажите мне, – попросил я Лопес и Чо, и они объяснили, что заместитель маршала США Меера Патель ошибочно полагала, что находится в любовной связи со своим бывшим партнером. В результате она была предана Броди, прикрывала его, занималась его бумажной работой и нечаянно поставила ему рекорд, которого он не заслуживал. Когда она восстанавливалась после ранения при исполнении служебных обязанностей, он подал заявление о переводе, и, поскольку у нас не хватало сотрудников, его перевели. – Меера была разбита, – грустно объяснила Чо, ее ореховые глаза смягчились, когда она подумала о своей коллеге, которая могла бы быть другом, но не мне об этом спрашивать. – Она была в больнице, а его не было. Лопес покачала головой, ее длинный хвост взметнулся с усилием. – Мы все знали, что он - пустое место, но порвать с ней, когда она была в больнице, было дурно даже для него. Полное отвращения ворчание Чо переключило мое внимание на нее. – Он выпотрошил ее, но... – Она внезапно просветлела и улыбнулась мне. – Со временем она снова стала сильной как снаружи, так и внутри. – Да, – с ухмылкой согласилась Лопес, и я готов был поспорить, что окружающие меня мужчины наверняка считали меня очень везучим человеком, раз мне улыбаются две красивые женщины. – Она встретила супергорячего агента ATF , и теперь они женаты, и у них на подходе первый ребенок. – О Боже, такой горячий, – поддержала Чо слова Лопес. – Я спросила ее, есть ли у него братья. Лопес кивнула. – То же самое. – То есть ты хочешь сказать, что Патель удалось избежать несчастий, потому что она покончила с Броди, – с усмешкой подытожил я. – Да, – согласилась Лопес. – Хотя это оставляет нас с самым большим придурком, который когда-либо носил звезду. Когда Миро Джонс, мой друг и коллега-маршал, присоединился к нам, обе женщины захотели поболтать с ним об опекунстве WITSEC, которое он возглавлял. – Почему ты выглядишь так, будто съел плохой буррито? – спросил он меня, ухмыляясь как сумасшедший. – Кажется, в Броди завелся лимон. Миро пожал плечами. – Если это правда, то он не переживет Яна. Да ладно. Ты же знаешь. И не собирался. Он уже давно ходил по тонкому льду, и теперь Шон Пелхэм стал последним гвоздем в его гроб. Потому что да, беглецы оставались в наручниках на рейсах, многие были в кандалах, но не свидетели. Люди, которых мы защищали, не хотели покидать нас или причинять нам вред; они хотели быть в безопасности. Не было никаких причин, чтобы Шон Пелхэм провел свой полет из Сакраменто в Чикаго в наручниках. Мы с Яном проводили Шона до дома, где он гостил, - по соседству с местом, кишащим полицейскими. Не успели мы подняться на половину подъездной дорожки, чтобы узнать, что происходит, как к Шону подбежали девять девочек - все несовершеннолетние, ни одна не выглядела старше шестнадцати, - и каждая попыталась обнять его сразу. – Что вы здесь делаете? – обеспокоенно спросил он, пытаясь заключить их всех в свои объятия. – Что, если эти засранцы увидят вас? Я был так растерян. И не только я. Это был плохой день, один из худших, потому что вскоре мы обнаружили, как девушки наперебой пытались донести до него информацию, что в другом доме, неподалеку от первого, произошел похожий сценарий. В такие дни я был глубоко обеспокоен состоянием человеческой расы. Именно поэтому у меня было очень мало друзей за пределами правоохранительных органов. Я был склонен разглагольствовать о положении дел, и люди в моей сфере прощали мне эмоции. Все остальные находили мои эмоциональные взлеты и падения утомительными. Мы стояли с Шоном и его утятами - никто из них не хотел его покидать, - когда к нам подошла специальный агент ФБР из второго дома и заговорила с нами. Оказалось, что люди, живущие за углом от пары, которую мы только что арестовали за торговлю женщинами, - сербские мафиози, содержащие бордель. – Твою мать! – поразился Ян. – Это же Шаумберг! Специальный агент Тала Сантос была удивлена не меньше Яна и объяснила ему, зачем они приехали. – Ваш друг, – сухо сказала она, бросив на нас с Яном взгляд, словно мы не справлялись со своими обязанностями, - вчера вечером отвез всех этих девушек в ближайшую больницу и сказал лечащему врачу, что, по его мнению, они могли пострадать. – Подождите, – сказал Ян усталым голосом, – он погрузил девять девушек в машину, и никто не видел, как он их увез? – Судя по всему, как сказала нам Катарина, – она указала на высокую рыжую голову, – когда он выносил мусор, он увидел ее в окне в подвале и пошел проверить... как и полагается, – она закатила глаза. – И поскольку он не мог поговорить с ней через окно, он открыл его ломом, который взял из машины своего друга, чтобы они могли поболтать. – Вы шутите? – спросил я ее. Она медленно покачала головой. – И что тогда? – Катарина сказала, что она пострадала, как и ее друзья. Он собирался вызвать полицию, но она сказала, что к тому времени, как полицейские приедут, их могут увезти в другое место. Поэтому он поступил единственно разумно: вместо того чтобы предупредить власти, он помог каждой девушке выбраться из подвала, а затем погрузил их в джип своего друга и отвез в неотложку. – А потом просто вернулись сюда? – крикнул Ян, повернувшись, чтобы посмотреть на Шона. – Ты вернулся? – снова закричал он. – Я присматриваю за домом, – отозвался Шон, обнимая плачущую девушку. – Там есть растения и рыбы, за которые я отвечаю. – Конечно, есть, – уныло ответила Сантос. Я простонал. Она прочистила горло. – Сегодня рано утром с нашим офисом связались из больницы, и мы с командой - мы искали этих девочек - получили долгожданную возможность. Девушки приехали на лето по студенческим визам и практически исчезли. Мы вышли на след банды торговцев людьми из Белграда, которая, как мы были уверены, занималась ими, но мы так и не смогли установить имена и лица тех, кто за них отвечает. – Но теперь вы можете. – Да, теперь можем. Но девочки согласились говорить только в том случае, если мы вернемся со всеми ними и убедимся, что эти ужасные люди ничего не сделают с их ангелом. – Ангел? – спросил Ян. – Шон, – уточнила она, если мы не поняли. Я взглянул на Яна. – Он сказал девочкам свое настоящее имя? – Конечно, сказал, – с отвращением проворчал Ян. – А почему бы и нет? Его никто не учил процедурам. Сантос добавила. – Я проверила отпечатки пальцев в доме. Первый набор принадлежал хозяину, девушки сказали, что нет, не он, а когда мы проверили второй набор, появился Корин... – Петерсон, – подсказал Ян. – Петерсон, – повторила Сантос. – Но когда мы прогнали его через нашу систему, пытаясь выяснить, кто был их добрым самаритянином, мы ничего не получили, а потом вот вы, ребята, подходите к подъезду, на вас значок. Не так уж и сложно собрать все воедино. Нет, не сложно. – Итак, – начала она, глядя на нас так, словно мы были «командой Б». – Он в WITSEC, верно? – Да, – удрученно ответил Ян. – Тогда что это за отстойная служба защиты, которой вы тут руководите? Я думала, Сэм Кейдж был главным заместителем. Он ушел на пенсию? Я прочистил горло. – Нет, мэм. Ее глаза медленно расширились, когда она осознала масштабы произошедшего. – О, кто-то покойник. – Вы даже не представляете, – согласился Ян. Это было дерьмовое шоу. Я был в восторге от того, что Шон спас девочек, но Броди стал кормом для рыб, и Родригесу повезет, если он сохранит свою работу. Ян убьет их обоих до того, как Кейдж получит отчет, и это будет благословением.***
Большинство людей, познакомившись с главным заместителем маршала США Сэмом Кейджем, сказали бы, что его внушительный рост (шесть четыре) и тяжелая мускулатура придают ему устрашающий вид. Меня же всегда пугала его угрюмость. Каким-то образом ему удавалось передать взглядом и гнев, и разочарование. К этому добавлялось еще и мнение, что он смотрит на идиота. Я никогда не забывал, каково это, и делал все возможное, чтобы никогда не оказаться под его взглядом. Я скучал по отцу каждый день. Он был, без сомнения, одним из самых мягких людей. Он никогда не сердился, он разочаровывался. Во мне было заложено нежелание подводить тех, кем я восхищался и кого уважал. После моего отца это чувство никогда не проявлялось так ярко, как в случае с Сэмом Кейджем. Я бы предпочел удалить корневой канал без анестезии, чем быть виновником плохих новостей, которые я сам же и создал. Поэтому я был на сто процентов рад, что не оказался под его прицелом. Я не был ни Броди, ни Родригесом, которые подвергали свидетелей опасности из-за безразличия, пренебрежения и лени. Я понятия не имел, почему они перестали следить за Шоном Пелхэмом, но это будет их последней ошибкой. Броди и Родригес были за своими столами, когда мы с Яном вошли вместе с Шоном, Ян рядом с ним, а я позади, неся рюкзак Шона и катя его чемодан. Это было все, что у него было в мире. – Какого черта? – Броди злобно зыркнул на Яна. Я увидел, как мой друг вздрогнул, но прежде чем он успел ответить, Кейдж оказался рядом и приказал Броди и Родригесу войти в его кабинет. – Что, черт возьми, сделал этот кусок дерьма? – Броди набросился на Кейджа, полагая, что тот знает. Он знал все. Это было дерзко, ведь он должен был понимать, что в тот момент его карьера в службе маршалов была закончена. Я услышал в его голосе нотку, которая подсказала мне, что он внезапно, как никогда раньше, испугался. Нельзя было терять свидетелей, как бы часто это ни происходило в кино. – Он спас несколько милых девочек от сексуальной эксплуатации, – сказал я категорично. – И это то, что я собираюсь опубликовать в прессе, прежде чем он отправится в WITSEC в другой город. И Броди, и Родригес уставились на меня. – Мой офис, – прорычал Кейдж, повторяя свои слова, и это было негромко, но в то же время слышно через весь офис. Это было впечатляюще. А вот то, что он отдавал приказ во второй раз... это было плохо. Мы все смотрели, как двое мужчин вошли внутрь, и тут же лифт загудел, и из него высыпали четверо парней из Службы судебной поддержки - по сути, службы безопасности. Двое из них заняли позиции у лифта, словно это был портал, который нужно было охранять; двое других - один направился к столу Броди, другой - к столу Родригеса. У каждого из них была с собой коробка, и, пока я наблюдал, они подключили флешки к каждому компьютеру, чтобы загрузить все данные, а затем стереть их. Личные вещи отправились в коробку, ящики были проверены, а затем заклеены скотчем, они протестировали на наркотики все поверхности, проверили на электронные жучки, а затем обыскали рюкзак Броди и сумку Родригеса. У обоих были конфискованы ноутбуки. Все было тщательно и быстро, и от этого мне стало грустно. Карьера заканчивалась прямо у меня на глазах. Ян отвел Шона в комнату отдыха, не желая, чтобы он был там, когда Броди и Родригеса будут выпроваживать. Обычно Кейдж закрывал жалюзи, когда зачитывал кому-нибудь акт о беспорядках в своем кабинете, но когда я заглянул к нему, жалюзи были открыты, и, насколько я мог судить, он не кричал. Оба значка лежали на его столе, оба «Глока», как и их запасное оружие. Прежде чем выдать им принадлежащие им пистолеты, нужно было получить новые лицензии на скрытое ношение, если только они не сохранили свои разрешения на ношение оружия вне службы. Как маршалу, вам полагалось иметь действующее гражданское разрешение наряду с удостоверением сотрудника правоохранительных органов, но поскольку все мы должны были проходить сертификацию каждые три месяца, а это было легко, большинство парней, которых я знал, не стали бы пользоваться обычным скрытым ношением оружия. Я не мог, как и Ян или кто-либо другой, стоящий выше в пищевой цепочке, но когда я работал следователем, я позволял себе просрочить это разрешение. Когда оба пистолета оказались на столе Кейджа, я подумал, что Броди и Родригес поступили так же. Дверь распахнулась, и, как и ожидалось, Броди выскочил наружу, дыша огнем, с яростью на лице. Родригес, напротив, выглядел до смерти напуганным. Броди подошел к своему столу, схватил рюкзак и коробку с личными вещами и бросился к лифту. Родригес все делал медленнее. Он надел на себя сумку, а затем поднял коробку. Когда он проходил мимо меня, его глаза встретились с моими. – Моя сумка очень легкая без ноутбука. Я кивнул, не зная, что ответить. – Я собираюсь все делать по-другому, когда вернусь из отпуска. Отпуск? – Хорошо, – согласился я. – Не то чтобы я сюда вернулся, – прошептал он и протянул мне руку, которую я быстро взял. – Но спасибо, что всегда был добр ко мне. А как же иначе? – Я желаю тебе только самого лучшего, – заверил я его. Он слабо улыбнулся, а затем отступил назад и пошел к лифту, словно направлялся в кабинет к директору. Вместе с Броди они вошли в лифт, вместе с двумя парнями из отдела судебной поддержки, Родригес с опущенной головой, Броди с кровожадным видом, двери закрылись, и они уехали. Это было немного мрачновато. – Кон, – позвал меня мой босс. Я быстро двинулся к двери. Кейдж отступил внутрь и теперь стоял возле книжного шкафа из темного красного дерева у задней стены. – Хотите, чтобы я закрыл дверь? Он покачал головой, и я увидел, как он страдает. Его брови были нахмурены, и он стоял, словно приготовившись к бою. – Броди выбыл. Родригес вернется к обучению на пару месяцев, а потом его переведут на другую должность. Судя по его тону и языку тела, он был не в восторге от информации, которую сообщил мне. – Ты знаешь, я бы предпочел, чтобы Родригес вернулся сюда. А поскольку я знал его, то мог понять, что это значит. Он не хотел передавать свои проблемы по наследству; он хотел сам тренировать и контролировать Родригеса. Так же было, когда мы обнаружили, что у Эрика Пацци, переведенного из Северной Калифорнии, опытного заместителя маршала, была серьезная зависимость от героина, которая началась с оксикодона. Когда Кейдж отправил его на реабилитацию, он пообещал, что, когда ему станет лучше, он вернется в наш округ. Да, Пацци свалили на него, но Кейдж был не из тех, кто передает проблемы. Он исправит Пацци и даст ему настоящий второй шанс, или же вышвырнет его из наших рядов. Таков был его путь. Но дело было в том, что обычно так не поступали. Он мог оставить Пацци, потому что тот был переведен к нам с уже известным дефектом, в котором его прежний босс признался на допросе. Кейдж сам решал, оставлять его или нет. И он его оставил. У Броди был хороший «пиджак», когда его перевели, а Родригес был новичком. Оба, похоже, сбились с пути при Кейдже. Поэтому он не имел права решать, где они окажутся. Кроме того, как только ты выходил из игры, ты отправлялся в более медленное и менее требовательное место, пока не добирался до района вроде Чикаго, Нью-Йорка или Лос-Анджелеса, где ты мог заявить о себе и получить возможность продвижения. В будущем Родригеса я видел Берлингтон, штат Вермонт. Я уже побывал там однажды, и там было очень красиво, но не было того уровня активности. – Для прессы, если тебя не спросят... – Он замолчал, устремив на меня взгляд. – Понял, – мягко ответил я. Я знал, что ему больно; он всегда принимал на свой счет все неудачи своих людей. Он кивнул мне, давая понять, что пора уходить, и вместо того, чтобы расспрашивать его дальше, я вышел из его кабинета и вернулся в комнату отдыха. Шон был там один, ел яблоко и несколько мандаринов из вездесущей корзины с фруктами, которую все еще доставляли ежемесячно даже спустя столько лет. Я был уверен, что она стоит целое состояние, но у матери, которая ее присылала, все еще был сын благодаря Яну и Миро, так что корзина доставлялась регулярно. Когда я уже собирался спросить Шона, как у него дела, в комнату вошел Ян. – Эй, почему Родригес не ушел? – спросил я, взглянув на Шона и увидев, что его AirPods надеты, а он наклоняет голову вперед-назад, отбивая такт. Ян пожал плечами. – Я сказал Беккеру, что это на моей совести. Я никогда не проверял Броди. Я думал, когда кто-то переводится, он уже это сделал. Несправедливо, что мы дали этому парню в напарники сопляка, а потом попросили его принять на себя всю тяжесть этого. – И Кейдж согласился с тобой? Он поморщился. – Кейдж прислушался к рекомендации Беккера, и Беккер согласился с тем, что это несправедливо, но не с тем, что это моя вина. Но дело в том, что я был так сосредоточен на внешних проблемах - на всей этой межведомственной ерунде, - что забыл, что мне нужно управлять и командой. – Да, но Беккер должен был помочь в этом. – И он помогает, но и сам по колено в собственном дерьме. – Ладно, – сказал я, выдохнув, потому что день был длинным, а время обеда еще не пришло. – Кейдж упомянул, что Родригес будет проходить переподготовку в течение двух месяцев. – Да, – сказал Ян, а затем зловеще усмехнулся, добавив. – Он вернется в Глинко на все это время, прежде чем его переведут на другую должность. – Это ужасно, – я искренне посочувствовал. – Да ладно, – Ян сделал такое лицо, будто я спятил. – Ничего страшного. Я до сих пор помню свою собственную подготовку в Глинко, штат Джорджия, все эти годы назад. Федеральный учебный центр правоохранительных органов, или FLETC, был местом, куда я никогда не хотел возвращаться. Мне до сих пор время от времени снились кошмары, в которых я занимался, а с кончика моего носа капали бисеринки пота. Было жарко и влажно, и меня заживо съедали комары. К тому же тренировки по физподготовке были просто зверскими. – По крайней мере, ему не придется ходить все девятнадцать недель, – предложил я, снова вспомнив ужасы того опыта. – Почему? – спросил Ян, прищурившись. – Все было хорошо. – Да, я уверен, что было, мистер зеленый берет, но для остальных это было не очень хорошо. – Эй, – вдруг сказал Шон, снимая один из своих AirPods. – Как ты думаешь, я могу получить настоящую еду, а не только фрукты? Обычно я не бываю таким голодным из-за колы, но сегодня мне захотелось есть. Мы с Яном оба посмотрели на него. – Что? – сказал Ян. – Серьезно, – я повернулся к Яну. – Броди повезло, что он не умер. – Как насчет буррито на завтрак, – предложил Ян парню. – Я знаю одно место. – Хорошо, – с энтузиазмом сказал Шон. – Как думаешь, мы сможем проехать через аптеку, пока будем гулять? Он что, шутил? – Что? Мне нужны наркотики, чтобы уснуть. Я говорил другим парням. – А что будет, если тебя перевезут в штат, где травка не разрешена? – спросил Ян. – Возможно, тебе стоит задуматься об альтернативах. – Ха, – сказал он. – Мы можем купить мороженое, пока будем гулять? – Конечно, – сказал я ему, жестом подзывая его к себе. – Я принесу тебе мороженое. Ян нахмурился. Шон встал и подошел ко мне. – Он злится? – Не волнуйся об этом, – заверил я его, обнимая за плечи. – Не смотри на него, смотри на меня. И он последовал моему указанию.***
Я поговорил с Миро, потому что именно у него были все контакты в разных регионах страны, и он перевел Шона в Колорадо, который идеально подходил для его потребностей в марихуане. Он также отметил, что пристрастие Шона к кокаину не изменилось с момента поступления в WITSEC, и поэтому его первой остановкой должна стать реабилитация. Это был еще один позор для Броди и Родригеса - то, что они позволили свидетелю продолжать употреблять наркотики. Это был один из главных факторов, способствовавших провалу свидетеля. Как правило, мы не теряли свидетелей; они сами принимали решения и сами себя подводили. Все - от контактов с родственниками до продолжения старых пристрастий, таких как алкоголь и наркотики, до присутствия в социальных сетях или попыток сохранить привычный образ жизни. Я всегда удивлялся тому, сколько клеток мозга задействовано, когда люди облажались. Как только появились маршалы из Денвера, чтобы взять Шона под стражу - это всегда делалось в тот же день, когда компрометировали свидетеля, - мы передали его агентам, которые слушали его и были вовлечены в процесс. Я надеялся, что он приведет себя в порядок и что-нибудь изменит. На пресс-конференции в тот же день я вышел на сцену и начал с заявления, как делал всегда. Я писал их сам, проверял через юристов, через своего коллегу Фарада Лагхари, а затем задавал вопросы. Когда я начинал, четыре года назад, пресса пыталась задавить меня. Я понял, что лучше всего делать передышку, каждый раз беря себя в руки. Умнее всего было всегда думать об ответе, каким бы большим или маленьким ни был вопрос. В результате я потерял большинство репортеров, которым нужен был только фактор шока и благоговения, и теперь у меня был запас серьезных журналистов, которые следили за мной. Время от времени я удивлял их, предлагая совершить экскурсию в расчищенное место. Приглашались только те, кого я знал, так что приходилось проявлять уважение и лояльность. Они ценили, когда я рассказывал о событиях и отвечал на индивидуальные вопросы. Я также устраивал индивидуальные интервью с боссом для тех, кто мне больше всего нравился и кому я доверял, чтобы они не пытались подставить Сэма Кейджа под удар. Благодаря тому, что я тщательно выбирал, кому доверять, эта пресс-конференция прошла гладко, и Шон Пелхэм не всплыл, когда я рассказывал о женщинах, ставших жертвами торговли людьми, а также о молодых девушках по студенческим визам, которых за углом принуждали к сексуальному рабству. Все это было ужасно, и я отмечал лица репортеров, когда рассказывал подробности, прежде чем передать их сначала мэру, потом своему боссу, потом первому специальному агенту ФБР, потом Сантосу, с которым мы общались с Яном, потом шерифу Шаумберга... Список продолжался бесконечно. Мы все стояли часами, информируя репортеров, и в конце говорили, что, как только мы узнаем больше, так и они узнают. Это было все, что можно было сказать. После конференции я наконец вернулся в свой офис и, оглядев его, снова поразился тому, насколько он не похож на меня. Всякий раз, входя в кабинет Миро, я облегченно выдыхал из-за всего того, что он сделал, чтобы сделать его своим. От встроенных книжных шкафов, которые построил и покрасил Ян, до ковра на полу, книг, безделушек и картин на стенах - все это было похоже на убежище среди наших холодных, стерильных, утилитарных офисов. Всю заднюю стену его кабинета занимали работы детей, с которыми он работал. У Кейджа все было немного спартанским, но даже у него было теплее, чем у меня. Мне нужно было немного поработать над ним и сделать его более моим. После четырех лет не было никаких оправданий. Я стоял за открытой дверью, размышляя о растениях и, возможно, даже аквариуме с рыбками, когда раздался стук. Опираясь на дверь, я обнаружил своего босса. – Сэр? Кейдж прочистил горло. – Мне нужно поговорить с тобой о просьбе, поступившей из мэрии. – Конечно. Не хотите ли присесть? Он прищурился на меня. – Я ненавижу твой кабинет. Он напоминает мне тот, который был у моего директора, когда я учился в четвертом классе. Я почувствовал, что вынужден спросить. – Почему именно в четвертом классе? – Это были времена телесных наказаний, поэтому ему разрешалось шлепать нас веслом. Я должен был разобрать это. Мой кабинет напомнил ему тот, где его в детстве бил авторитетный человек. Мне действительно нужно было украсить его, начав с перекраски основных серых стен. – Давай прогуляемся, – предложил он, и я увидел это - легкую гримасу, словно он собирался сообщить новость, которая испортит остаток и без того ужасного дня.