о даче и гордости

      Ехать на дачу зимой — объективно плохая идея. В доме холодно так, что пиздец, все дорожки снегом завалены, его хоть жопой жуй — меньше не станет будто ни на грамм. Не стало даже после попытки расчистить.       Джисон, вообще-то, заебался. То есть реально, конкретно так. За полчаса он убрал снег с гребаного полуметра дороги. Минхо ржёт и прыгает в сугроб, из-за чего этот же полуметр снова немного застилает. Джисон его прибить хочет. Вообще-то, они сюда приехали отмечать совершеннолетие младшего из их скромной, по личным меркам каждого, компании — Чонина.       Только вот дом принадлежал семье Минхо, поэтому он и приехал его к празднику готовить. А Джисон так, за компанию. Хозяин дачи пинает хуи, лёжа в том же сугробе, пока компания пашет на благо тусовки.       Не плохо устроился.       Чан, как самый старший и умный, обещал приехать помочь чуть позже. Совсем чуть-чуть позже. Через два дня.       Начало февраля в этом году оказалось гораздо холоднее и снежнее обычного. В городе это было круто. Здесь хочется убиться. Ходить по участку абсолютно невозможно, нагреватель особо не помогает даже на максимальной мощности. А это ещё день. Не ночь.       Даже Минхо вымученно стонет, хныкая и жалуясь на несправедливость. Он им целый пустой дом предоставил на неограниченный срок, а они его ещё и выперли приводить его в презентабельный вид. Могли бы и сами заморочиться.       Джисону в кайф. Два дня наедине со своим парнем, без дурацких друзей и соседей.       Поэтому когда силы хотя бы пытаться навести порядок заканчиваются, Минхо прижимают к стене единственной прогревшейся комнаты, поцелуями врезаясь в губы и холодными пальцами залезая под свитер.       Минхо шипит, недовольный ледяными прикосновениями, но льнёт ближе и прижимает — такими же холодными, вообще-то, руками — за горячую шею и шепчет что-то в чужие губы.       Есть, правда, одна проблемка. Джисону приходится его руки, тянущие за края одежды, перехватывать.       — Если что, я всё ещё не согласен быть снизу, хён.       Они это много раз обсуждали за те месяцы их отношений, но так и не пришли ни к чему. Из-за этого не смогли зайти дальше фроттажа прямо у стены в квартире Джисона.       Джисону страх мешал, Минхо — гордость. Так и остались без решения проблемы, но с сильнейшим желанием. И что с ним делать — непонятно. Никто же не прогнётся: оба упрямые до пизды.       Чанбин иногда шутит, что они умрут, так и не переспав.       — Я тоже, вообще-то, — Минхо отвечает, уже тяжело дыша, утягивая в сторону кровати. Садится на край. — На коленочки мне тоже не сядешь?       Тварюга усмехается, что действует на Джисона, как красная тряпка на быка. Он со всей грациозностью и манерностью (найденными не пойми откуда) подходит и забирается на чужие бёдра, сразу чувствуя руки на талии и язык во рту. Минхо прижимает его ближе, душа поцелуями. Собственные руки уже через несколько секунд находятся в его волосах.       Пальцы Минхо нетерпеливо сжимают бока через ткань толстовки, бегают вверх-вниз. Он в поцелуй мычит, словно распаляясь с каждой секундой всё сильнее.       — Сними её, — шепчет в губы, даже не прерываясь, и тянет край на себя. — Сними её, блять, уже.       Джисон и снимает, получая в ответ восторженный взгляд. Посмотреть есть на что, и он так сейчас счастлив, что когда-то выбрал поход в зал с Чанбином и Чаном. Он тянется к чужому свитеру, считая, что имеет право требовать его снятия. Минхо приходится оторваться от чужих губ, чтобы избавиться от него и прижаться обнажённой грудью к такой же чужой.       — Ты такой, блять красивый, такой красивый, — Минхо говорит в линию челюсти, покрывая её кучей быстрых поцелуев и руками водит по чужому телу.       Минхо отчего-то дрожащими руками тянется к чужой ширинке, пару раз проводит вверх-вниз, не сумев зацепить бегунок. Справляется с помощью самого Джисона, снимает с него штаны и почти сразу же — бельё, на котором уже небольшое пятнышко смазки появилось. Он недолго смотрит на член парня и, приподнимая его со своих колен, тянет к стене, намекая сесть и откинуться на неё. Джисон кинул заинтересованный взгляд, устраиваясь удобнее.       Он усмехается и сразу же смеётся, потому что Минхо в отместку щекотать его начинает.       Его тело целуют и целуют, спускаясь всё ниже и ниже. Кожа горит под чужими губами и дыханием, и он даже не замечает, когда Минхо доходит до его паха. Рядом поцелуев проходится по внутренней стороне приглашающе расставленных бёдер, поднимается наконец к жаждущему внимания члену.       Минхо его в руку взял, осторожно проходясь движением от основания до головки, тут же прижимаясь к ней губами. Тишину комнаты нарушил судорожный вдох и до безумия пошлый чмок. Он языком по кругу обводил головку, неспешно насаживаясь на длину.       — А быстрее слабо? — раздражённый взгляд исподлобья стоил секундного испуга. Тот самый взгляд, который в ужас вводил, сейчас казался самой возбуждающей вещью в мире.       Минхо резко подался вперёд, заглатывая член полностью и упираясь носом в лобок. Вся его медлительность испарилась вместе с любыми мыслями в голове Джисона, который чуть не подавился громким стоном. Он быстро двигал головой, языком творил что-то невероятное, толкался кончиком в уретру и рукой гладил основание.       Джисон бы удивился чужим навыкам, но ему как бы делают лучший минет в его жизни, так что он подумает об этом когда-нибудь потом.       По телу прошла дрожь, и он, почувствовав скорый оргазм, за волосы тянет увлёкшегося и всё ещё немного злого Минхо.       — Тормозни, я сейчас кончу так. Лучше иди сюда, — Джисон его насильно от своего члена отрывает, на себя тянет и целует, языком толкаясь в чужой рот. Минхо кажется недовольным каким-то, но потом расслабляется, оказываясь чуть сверху и отвечая на поцелуй со всем возможным желанием.       Он всё ещё одет, и Джисона его штаны раздражать начинают, поэтому он узел завязок распутывает и спускает их вниз, сразу снимая вместе с бельём и кидая в сторону.       Вообще-то, это ахуеть. Бёдра Минхо, конечно, всегда казались слишком соблазнительными, но сейчас, когда они обнажены, это кажется грехоподобным. Он садится этими мощными бёдрами на Джисоновы, опирается одной рукой о стену за чужой головой, а второй находит его ладонь. Снова налетает с поцелуями, двигаясь по чуть-чуть ближе, пока их члены не соприкасаются, заставляя обоих вымученно простонать.       Переплетёнными пальцами тянется к ним, проводя по головкам и слабо царапая короткими ногтями. Обхватывает полностью оба члена, медленно двигаясь по всей длине вверх-вниз. Джисон крепче их обхватывает и двигает резче их руками, отчего оба на выдохе стонут.       Губы начинают болеть, но это тоже приятно. Оба стонут громко и протяжно, тяжело дыша, жмутся друг к другу ближе.       Джисон свободной рукой вцепляется в чужое бедро, с собственническим удовлетворением думая, что на нежной коже останется след. Сам Минхо только жмурится и валится на чужое плечо, шепча его имя куда-то в шею. Джисону вдруг становится интересно, вёл бы он себя так же громко в городе, где прямо за будто картонными стенами соседи?       С мыслью, что это нужно проверить, он кончает, заливая спермой их руки и свой живот. Немного попадает на Минхо, который Джисона по голове гладит мягко и говорит что-то успокаивающее.       Он слезает с чужих бёдер, отпуская его руку, достаёт салфетки из рюкзака, валяющегося возле кровати, и вытирает весь устроенный беспорядок.       — Иди сюда, — просит Джисон, восстанавливая дыхание, тянет его на себя и снова целует. Руками сжимает его талию, сталкиваясь с чужим языком своим. — Я хотел бы кое-что сделать, но пообещай не бить и не отказываться сразу.       Звучит, вообще-то, пиздецки подозрительно, но широко открытые глаза и распахнутые опухшие губы гипнотизируют. Минхо только кивает, взглядом бегая по чужому лицу, и опять целует, чувствуя, как его укладывают спиной на кровать и нависают сверху.       Джисон отрывается от его губ, начиная целовать каждый миллиметр кожи Минхо, и спускается ниже. Лицо Минхо искажается в удовольствии, он откидывает голову на подушку.       — Перевернись, пожалуйста, — Джисон говорит в его грудь, чмокая куда-то и смотря на него.       Минхо ещё секунду протяжно стонет, а после, понимая смысл сказанного, распахивает глаза и смотрит непонимающе.       — Что именно ты собираешься делать? — он выискивает в чужих потемневших зрачках ответ на заданный вопрос, напрягаясь всем телом.       — Просто, пожалуйста. Если захочешь — остановишь меня, только дай хоть попробовать.       Минхо ещё несколько секунд просто смотрит на него, а после, как только Джисон слезает с него, начинает неуверенно переворачиваться. У Джисона в мыслях только громкое «пиздец» на повторе. Он мягко обнимает руками чужую талию, чуть двигает его ноги, направляя, помогает встать удобнее.       Минхо, очевидно, стыдно. Он, кое-как собирая по крупицам силы и вытесняя гордость, опирается увереннее на колени и локти, чуть прогибается в спине и терпеливо ждёт. Пиздец. Его доверие это слишком мило, когда сам он выглядит греховно, грёбаным змеем-искусителем.       Джисон тем временем осторожно подбирается ближе. Он свои руки кладёт на чужую поясницу, мягко поглаживая.       — Так что ты всё-таки хочешь?       Он оборачивается через плечо, смотря прямо в глаза Джисону. Он в ответ с мягкой улыбкой смотрит на Минхо, проигнорировав его вопрос.       — Ты меня пугаешь, — заключает он и снова отворачивается, утыкаясь лицом в подушку.       Он немного вздрагивает, когда Джисон почти невесомо касается его бёдер. Чужие руки поднимаются выше, ведут от колена к самым ягодицам, сжимая их.       Минхо немного напряжён, от слова «пиздец» смущён, но довольно спокойно принимает прикосновения, ожидая более смелых действий. У него всё ещё стоит, наверняка уже болезненно, но он даже не пытается к себе притронуться.       Он не успевает почувствовать горячее дыхание на своей коже перед тем, как её касается язык. Он ведёт по бедру, быстро поднимаясь вверх, пока наконец не лижет между ягодиц. Минхо громко стонет, вжимаясь в подушку и подаваясь назад.       У Джисона язык горячий и приятно мокрый, он им по кругу обводит его колечко мышц, удерживая на месте.       Минхо, честно говоря, никогда не думал, что может стоять вот так, прогибаясь в спине и вжимаясь ягодицами в чужое лицо. Гордость всё ещё кричит, что он творит хуйню, заставляя снова стесняться, но он только стонет в подушку.       Он всё ещё лижет вверх-вниз, иногда дразнясь и чуть толкаясь внутрь. Минхо руку назад заводит, пытаясь на ощупь найти голову Джисона и вплести пальцы в его волосы. Он только помогает, позволяя впечатать своё лицо в чужие ягодицы. Просто высовывает язык, давая Минхо самому использовать себя, как только вздумается.       Он беспорядочно двигает бёдрами, насаживаясь на язык и заставляя его проезжаться по чувствительным краям припухшего колечка мышц, чувствуя, как это почти толкает его к оргазму всё сильнее. Он издаёт абсолютно неловкие звуки вперемешку с чужим именем, отрывается от подушек, закидывая голову назад, и кончает, когда Джисон обхватывает его ноющий член и проводит по нему рукой пару раз.       Они оба тяжело дышат, когда ложатся на кровать нормально, потянувшись в который раз за день целоваться. Руками гладят тела друг друга и хихикают, прикусывая губы. Джисон заботливо стирает салфетками с его живота и скидывает испачканное одеяло на пол, укладывая Минхо на свою грудь и прижимая в объятиях, накрывает их лежащим рядом пледом и снова целует.       — Знаешь, — начинает Минхо, уткнувшись носом в чужие ключицы, — может, я мог бы попробовать быть снизу.       Его гордость всё ещё против, но ему так понравилось чувство, которое он испытал, что ей придётся заткнуться. Ему стыдно даже сейчас, и он очень рад, что они на даче, где нет соседей, и никто кроме Джисона не мог услышать его.       И если Чан приезжает на день раньше и застаёт их спящих голыми и обнимающимися, он никому ничего не говорит.