«Неблагополучная семья — это любая семья, в котором есть более одного человека». Мэри Карр
Люди никогда не были равны в своей массе. Короли в высоких башнях и рабы в железных колодках, разжиревшие дворяне и молящий о крошке хлеба ребёнок. Равенство — это миф, который придумали люди, чтобы было не так горько прозябать в грязи. Все были равны только перед смертью. Перед драконами. Четырнадцать языков пламени дрожали на четырнадцати свечах, когда Рейнира преклоняла колени перед черепом Балериона. «Dracarys», — шептали они. Сердце Рейниры пропускало удар. «Dracarys». Каждый раз почти касаясь облаков, Рейнира слышала их навязчивый шёпот. Пели ли они ту же песню для Эйгона? Для её дяди? Имело ли это значение? Рейнира никогда не пыталась убежать. Её мать сказала бы, что она делала это всю жизнь, но правда была хуже. Куда, куда хуже. Ох, если бы они знали, что шептало ей пламя. Они пытались повесить на неё ошейник с бриллиантовым колокольчиком; связать крылья золотыми цепями. Как будто она была чем-то меньшим, чем драконом. Разве было не закономерно, что «Dracarys» горчило у неё на языке, а рык томился в груди? Иногда Рейнире хотелось вывернуть себе ребра, чтобы горячее, расплавленное нутро потекло наружу, чтобы крылья раскрылись вместе с последними криками умирающего мира. Разве было неправильно, что драконы приходили из пепла? Балерион отступал, даруя милость быть новой искре, и из огня и крови Эггаракс раздувал пожар. Рейнира родилась в тот день, когда дядя провёл её рукой по горлу безымянного преступника. Он сказал, что «такое отребье не заслуживает её милости», он сказал ей, что «милосердие будет хуже жестокости». Он всё говорил и говорил, высокий валирийский сливался в драконью трель, и его рука не дрогнула, когда он провёл кинжалом, сжатым в её крошечной руке, по горлу распятого мужчины. Треснула белёсая оболочка, и мир раскололся, а может, просто Рейнира наконец прорвалась наружу. Мужчина закричал, и мир испытал родовые муки, а потом стало горячо. Кровь хлынула, заливая её лицо и стекая за шиворот. Деймон словно специально сделал это грязно и бездушно, чтобы её окатило, чтобы она попробовала насилие на вкус, чтобы оно запузырилось у неё под кожей. Мир вытолкнул Рейниру из своего чрева, красную и скользкую, покрытую запёкшейся корочкой. Ей это понравилось. «Dracarys», — танцевало в отражении её кинжала, когда Рейнира подняла руку сама. И опустила. Её сердце замерло лишь на секунду, прежде чем пуститься вскачь. Огонь заструился по венам, как будто только этого и ждал. Как младенец кричал, чтобы заявить о себе, чтобы потребовать у Арракса справедливости для своей судьбы, так Рейнира кричала, отнимая это. «Hen issa ānogar jāhor māzigon kivio dārilaros, se zȳhon jāhor sagon se vāedar hen suvion se perzys», — стучало где-то на периферии, как дождь по мостовой. В день городских чисток почему-то часто шёл дождь, смывая кровь с грязных улиц. Неясный шёпот сливался с чужими криками, когда Золотые плащи прорубали себе дорогу. Он тонул в резких и агрессивных приказах Деймона, но Рейнира всё равно его слышала. Неясный зов, рождённый из глубины веков. Шёпот, который преследовал Эйгона Завоевателя. Рейнира отмахивалась от этого, пока не оказалась на Ступенях. Они, эти взрослые и умные мужчины, сказали, что маленькие острова причиняют слишком много проблем, что это пиявки на теле войны, высасывающие из солдат кровь и силы. Их было трудно удерживать и муторно отбивать. Соломинка, что почти переломила хребет дракону. Рейнира не понимала, в чём была проблема. Ни один остров не выдержал бы драконьего пламени. — Сожжём их, — пожала она плечами, прислонившись к столу. Они посмотрели на неё так, точно забыли, что в их распоряжении было трое взрослых драконов. — Пара часов расплавит даже камни. Если призовём Вхагар — то даже острова не останется. Конечно, они согласились. — Ты мыслишь как дракон, принцесса, — заметил Веймонд. Рейнира криво усмехнулась, удерживая руку на эфесе своего меча. Ей никогда не нравился этот вечно недовольный мужчина и его гадкие ухмылки. Он как будто всегда делал ей одолжение, признавая её дракона и воинские навыки. Каких сил ей стоило не лишить его языка ещё в первый день пребывания на Ступенях. — Забавно, что Вы думаете, будто я когда-то была кем-то другим. Рейнира хотела увидеть, как её меч проведёт тонкую полоску между шеей Веймонда и его туловищем. Она знала: у неё будет ещё шанс получить свой фунт плоти. Четырнадцать видели, она откуда-то знала. Как будто пламя шептало ей вместе с пророчеством, о котором должен был знать только король и наследник. Как самонадеянно. Рейнира вышла из палатки командования вслед за Деймоном. — Он только и делает, что скулит. Как Корлис его терпит? — спросила Рейнира, переходя на их родную речь. Это было интимнее, правильнее. Валирийский всегда перекатывался у неё на языке, как самая сладкая конфета, но оставлял горький, почти металлический привкус. — Как я терплю твоего отца? — фыркнул Деймон. — Я собрал для него армию — он даже не предложил мне место Десницы. Я был его наследником, но даже этого было мало, чтобы рассказать мне о пророчестве. Как будто было бы лучше, чтобы оно сгинуло вместе с ним, чем попало в мои руки. Я и Бронзовая сучка умоляли о разводе с момента свадьбы — он слушал заверения Отто, что мы отбросим наши разногласия ради долга. Я сказал, что Триархия разоряет Штормовые земли и грабит наши суда — и вот я разжигатель потешных войн. Кровь дракона течет грустно, моя дорогая племянница, и это единственная причина. Деймон любил своего брата. Сколько бы крысы при дворе не шептали Визерису на ухо о том, как опасен Деймон, горькая правда была в том, что он скорее бы бросился на собственный меч, чем причинил бы вред своей крови. Эта любовь была ядовита и бесконечно глубока. Были годы, когда Визерис не сомневался в Деймоне, когда его мягкий брат оборачивался яростным возмездием для любого его злопыхателя. Боги, Визерис был тем, кто проводил ночи у постели Деймона после смерти их матери! Вместо того, чтобы горевать самому, он успокаивал Деймона, поддерживая его неумело, но так искренне, как умела только Алисса. Визерис пел ему валирийские колыбельные (которые потом слушала Рейнира). Визерис всегда пытался защитить его от гнева отца или деда. Были годы, когда Визерис, казалось, был его единственным защитником. Деймону хотелось кричать. Яростно и отчаянно, вопрошая, что изменилось?! Куда делся его брат? Почему… почему любое слово Деймона подлежало проверке? Почему Отто Хайтауэр — чужак! — заслуживал веры, пока Деймон оставался козлом отпущения для всего? Он ненавидел размышлять об этом, и годы копили его горечь и обиду. Возможно, в том было драконово проклятья — чувствовать слишком много, слишком остро. Его семья увольняла его годы — Деймону казалось, что он был близок к своему пределу. Откровение Рейниры, как и причина её прибытия, что-то всколыхнуло в нём. Что-то давно забытое, но всё ещё гноящиеся. Их отношения с Визерисом были сложными, но это была слишком старая рана, которая — какая ирония — продолжала гнить по сей день. Теперь слова сами горчили на языке, рвались из глотки тиной и мёртвой водой. Они вошли в палатку, и Деймон принялся остервенело срывать с себя доспехи, как будто пытаясь избавиться от неясного чувства в груди. Рейнира тяжело вздохнула и пошла мыть руки. Когда последняя пластина упала и Деймон остался только в рубахе, она мягко попросила: — Позволь мне. Деймон замер и попытался выдохнуть. Яростная энергия кипела у него под кожей, но это… это была Рейнира. Иногда он гадал, не отвернётся ли от него и она, в конце концов. Её забота подкупала. Рейнира аккуратно срезала повязки. Клинок в её руках давно не дрожал. Деймону стоило бы гордиться своей работой, но он только смотрел, как её маленькие ладони движутся, нанося заживляющую мазь. Такие хрупкие на вид. Иногда Деймон чувствовал себя чудовищем, которое уничтожило принцессу. Бабушка бы точно так и сказала. Старая сука. Лучший мужчина остановился бы ещё много лет назад, когда Рейнира попросила его обучить её владению мечом. Благородный рыцарь относился бы к ней как к величайшему сокровищу, к нечто столь драгоценному, что ни один замок не был достоин её великолепия. Верный подданный Короны вернул бы её домой, в золотые своды Красной крепости. Деймон никогда не был ни тем, ни другим. Рейнира оказалась больше драконом, чем принцессой. Запертая в клетке из материнской любви, она никогда не смогла бы летать в небесах. Он уже видел нечто подобное раньше. Старые раны ещё никогда не кровоточили так сильно. Он думал, что этот неясный комок чувств просто превратится в кровавый гнев. Так было всегда, но он смотрел на Рейниру и вспоминал, что собирались сделать его брат и добрая сестра, отчего что-то едва заметно дрожало в нём. Как в день похорон его матери. Как в день смерти Гейль. Сводило горло, и невидимые тиски сжимали грудь, а Деймону так отчаянно хотелось вырвать сердце из собственной груди, выскрести там всё когтями и больше никогда не чувствовать этого снова. Или, наоборот, сжечь всё вокруг. Его всегда бросало из одной крайности в другую. Укротить бурю в груди обычно помогала выпивка и шлюхи. Ни того, ни другого он больше не мог себе позволить. Деймон смотрел на Рейниру, и в нём разгоралось пламя. Гнев становился топливом, превращая огонь в камине в неутомимый пожар. Почти второй Харренхолл. Он больше не позволит никому, даже своей семье, отнять у него то, чего он всегда желал. Визерис и Эймма могли проклясть его, обвинить в измене — плевать. Деймон с удовольствием бы увёз свою драгоценную племянницу в Эссос и показал ей весь мир. Он познакомил бы её с Сейрой Таргариен, показал все прелести Лиса и жестокость Квохора. Визерис мог трахаться с Отто дальше. Он взял слишком многое от их бабушки, и с Деймона было достаточно. Если династия так хотела избавиться от двух драконов — они просто могли сказать это прямо, а не скрывать за рассказами о долге и пожеланиями счастья. Как будто им был нужен союз с Ройсами, когда у них уже была будущая королева Арренов; как будто им нужен был союз с Хайтауэрами, когда Отто уже был Десницей, и они даже не были грёбанными Верховными лордами. Деймону хотя бы было позволено знать, за что Алисанна так его ненавидела, что проклинала даже на смертном одре. Рейнире не было дано и этого. Её просто поставили перед фактом, что она выходит за грёбанное андальское отродье. Из всех возможных вариантов!.. — Пока Рейя жива — мы всё ещё связаны с ней перед Семёркой, — заметил Деймон, когда Рейнира закончила бинтовать его рану. — Тебя волнует Семёрка? — выгнула бровь Рейнира, её насмешливый взгляд вызывал у него улыбку. — Нет. — Тогда к чему ты это? — В глазах всего Вестероса ты станешь моей любовницей, — пожал плечами Деймон, всё ещё чувствуя лёгкое жжение в плече. — Как жаль, что мне нет дела до их жалкого мнения, — оскалилась Рейнира. Её улыбку можно было назвать почти милосердной. Если, конечно, дракона, смотрящего на овцу у своих лап, можно было представить таковым. Деймон сам разбудил в ней это чудовище и теперь жадно наблюдал за результатами. О, в отличие от Визериса он привечал дракона в ней. Женщины их семьи носили огонь в груди. Слишком долго Вестеросские обычаи пытались их задушить. Его мать протёрла бы пол любым, кто попытался указать ей на её место. Единственная битва, которой она проиграла, — это родильное ложе. Или тётя Сейра, которая даже не имея дракона, всё равно сказала «в пекло» всему Вестероссу и своему отцу. Ей было достаточно огня под кожей и яростного желания больше никогда не возвращаться на родину. Прошли десятилетия, а Деймону всё ещё казалось, что в этой истории не всё было чисто. Как будто полиамория и распутство были всего лишь шелухой, пылью, брошенной всем в глаза. Уж слишком быстро дед придумал легенду для Гейль. Слишком хорошо всё складывалось, но Сейра не желала вспоминать прошлое, а может просто не считала Деймона достойным слушателем. Гейль, какой бы пугливой она не была, всегда мечтала о полётах и свободе. Она осмелела с годами, расцветая под защитой своей матери. Королева укрыла дочь своими крыльями, точно драконица, и это было для неё спасением, пока не обернулось клеткой. Гейль хотела пройтись по залитым беспощадным солнце полям Дорна; увидеть, где растут подсолнухи и заканчивается земля. Гейль мечтала однажды влюбиться. Деймон был просто мальчишкой, которой желал дать ей это всё. В конце концов, Гейль утонула в своём горе. Разгорающийся пожар обернулся вечным холодом Черноводного залива. Рана, которая никогда не зарастёт и всегда будет преследовать Деймона. Слишком острое чувство, застрявшее где-то под рёбрами. Слишком большая потеря, обернувшаяся для него кандалами. Были и другие. Слишком отличающиеся, слишком высокомерные, резкие, свободолюбивые и не такие, порицаемые за всё, что сходило с рук самому Деймону. Не «женщины Вестероса», категория, к которой Деймон скорее всегда причислял Эймму. Она выросла под опекой жителей Долины, она никогда не знала, что значит быть Таргариеном, как нести этот огонь в груди. И надо же, какая ирония, из всех драконов ей достался Визерис. В Рейнис было пламени больше, а её кровь была разбавлена Баратеонами. Деймон смотрел на Рейниру и видел вереницу трагедий за её спиной. Они, от жён и дочерей Мейгора до Гейль, тянули руки и вопрошали о справедливости для себя. И теперь его драгоценная племянница повторяла судьбу своих предшественниц, выбирая бежать и жить, как ей угодно… выбирая его. — К тому же, — продолжила рассуждать Рейнира, — когда мы поженимся, мама не сможет вынести, если меня заклеймят, и заставит отца аннулировать твой брак. Деймон усмехнулся. Рейнира слишком хорошо знала свою мать, готовая сыграть на родительской любви в свою пользу. — Ты всё продумала? — тихо спросил Деймон, склоняясь к ней всё ниже. — У нас с Бейлоном был план, — пожала плечами Рейнира, её рука взметнулась вверх, ласково поглаживая его щёку. — Нам повезло, что сир Эррик предупредил нас о том, что мама подслушала наш разговор в библиотеке. Мы не убедились, что все двери закрыты. Она досадливо поморщилась, и Деймон прижал её ближе к себе, почти баюкая в объятиях. Он знал, что побег был её выбором, точно выверенным планом, но это не значило, что решение далось ей просто. Рейнира любила своих родителей и само предположение о том, что они просто продадут её лорду, который предложит больше… причиняло боль, казалось святотатством. Пусть они с матерью не понимали друг друга, но она была их первенцем, для всех вокруг была очевидна их любовь к ней. Не без этого она выросла такой избалованной. — Мы думали, что они решат продать меня как можно скорее, — Рейнира тяжело вздохнула, вставая на носочки и утыкаясь Деймону в шею. Это лёгкое прикосновение принесло ей немного покоя. Дядя был её единственным островком спокойствия и надежды в бурно меняющемся мире. Она знала, что у неё всегда были и будут братья за её спиной, но пока что они были абсолютно бессильны перед родительской волей. — Но мы не учли, что мама решит действовать так быстро. В то утро её сердце разбилось. Рейнира чувствовала слёзы на своих щеках, когда бежала в свои покои, когда баррикадировала дверь и хватала заранее собранную сумку. В тёмных и затхлых туннелях Мейгора она позволила себе согнуться пополам и беззвучно взвыть, оплакивая потерянное детство и перечёркнутую юность. Она рассчитывала, что ей придётся отбиваться со скандалами, тянуть время и вести себя очень неподобающе. Рейнира никогда… Она никогда не думала, что собственные родители подготовят для неё золотую клетку и прикажут нацепить ошейник. Они закрыли крепость, Логово, — заранее! — усилили охрану. Ей хотелось смеяться от того, что история Деймона повторялась уже с ней, но оставалось лишь глотать злые слёзы и бежать по улицам Королевской гавани в поисках сира Ларджента. Деймон считал его стоящим доверия, и Рейнире было больше не к кому пойти, пока Сиракс оставалась запертой. — Мне просто повезло, что они не были готовы к тому… что я, ну, знаешь, — Рейнира неопределённо махнула рукой, когда Деймон подхватил её на руки и опустился с ней на кровать. — Отреагирую так быстро. И потом твоё имя спасло меня. Сир Ларджент спрятал меня в казармах, а ночью вывел в гавань и отправил на лодке в сторону Копей Водяного Короля. Вскоре меня настигла Сиракс, и я смогла сбежать. Прикосновение губ Деймона к виску обожгло её, до того это было нежно и так непохоже на её дядю. Рейнира почувствовала предательскую дрожь, когда Деймон развернул её к себе. — Тебе пришлось сделать много сложных выборов в ограниченное время, в сложной ситуации, когда ты не знала, кому можешь доверять, и не имела сильных союзников за спиной, — он серьёзно посмотрел на неё. — У Висеньи не вышло бы лучше при твоих картах. — Хуёвые карты, Деймон, — поморщилась Рейнира и устало привалилась к нему. Иногда он забывал, что ей всего десять и семь, и она только что отказалась от собственных родителей и дома. Прыжок в никуда. Ради него… и себя, конечно. Деймон уже не помнил, когда кто-то шёл на такие жертвы ради него. Рейнира могла бы не настаивать на браке с ним, вытянуть из родителей обещания дать ей возможность самой найти жениха и подождать до её десяти и восьми. Она могла воротить нос от поклонников, капризничать и называть миллионы причин, почему все были недостойны её. Она могла пожелать Велариона и спокойно дождаться конца войны, а потом наслаждаться любым любовником, который пришёлся бы ей по вкусу. У неё на самом деле были варианты, просто она не хотела рассматривать те, в которых не было бы Деймона. Рейнира выбирала его. Её величайший подарок для него. — Я знаю, знаю, — не сдержал смеха Деймон, — но ты здесь. — Но я здесь, — кивнула Рейнира, и её глаза сверкнули мстительным огнём. — И мы с тобой собираемся закончить эту войну. Деймон почувствовал дрожь предвкушения. Что уже придумал zȳhon byka zaldrīzes? — Я хочу сжечь Тирош, — сказала Рейнира спокойно, ровно, будто попросила его передать ей соль или помочь снять доспехи. Она с интересом рассматривала его профиль, ожидая, что он скажет. Его скулы заострились за время пребывания на Ступенях. Деймон всегда был высокомерен, но отказывался получать больше своих солдат, деля с ними кров и еду. Это было то, откуда рождалась преданность. Так создавались армии и начинались военные марши. Она наблюдала за этим почти очарованная. — Что ты сделала? — это был не вопрос: Деймон видел, что костяшки домино уже дрогнули и повалились. Это был лишь вопрос времени, когда последняя из них обрушила бы карточный замок. Ухмылка Рейниры стала шире. Он разбудил в ней жестокое и кровавое начало. Дракон поднял голову и теперь жаждал крови, хотел напиться огнём и страданиями. — К Дрифтмарку плывёт корабль с наёмными убийцами Триархии. Когда принцесса Рейнис умрёт, что захотят сделать Лейнор и Корлис? Что сделает Лейна? Юная, пылкая и скорая на расправу. Всадница Вхагар. У Деймона перехватило дыхание, он вдруг и сам ощутил гнев от мысли, что кто-то посмеет причинить вред Рейнис в её собственном доме. Вряд ли бы он сам стал удерживать себя от скорой расправы. — А на самом деле? — уточнил Деймон, с трудом удерживая свою натуру на поводке. Сейчас было не время мешать представлению. — Какая разница? Победитель пишет историю. Принцесса Рейнис чудом выживет, когда придёт время, а Мирру и Лису придётся раскошелиться, если они захотят избежать той же участи, — Рейнира пожала плечами. — Корона даже не узнает, что она потеряла, — хмыкнул Деймон и наконец позволил себе поцеловать её. Рейнира почти взвилась в его руках, желая тут же прижаться ближе и получить больше. Она никогда не умела довольствоваться малым. Его ненасытная драконица. У них впереди были годы, чтобы сгореть друг с другом.***
— Что значит: они сожгли Тирош?! — Визерис ударил кулаком по столу. Бейлон не видел отца таким злым со времён побега сестры. — Принцесса Рейнира выдвинула Тирошу ультиматум: выдать всех офицеров для казни и сдаться или быть, цитата, «очищенными драконьим огнём». Она дала им на размышления три дня, позволив мирным жителям и рабам покинуть город на кораблях Веларинов. К концу этого времени прибыла леди Лейна на Вхагар. Тирош отказался выполнить условия. Принц Деймон, принцесса Рейнира, сир Лейнор и леди Лейна сожгли город за сутки. В результате не осталось ничего, кроме обгорелых руин. Точно такие же ультиматумы получили Мирр и Лис. Уже известно, что они объявили о сдаче, — декламировал лорд Стронг. — Ещё бы они этого не сделали, — фыркнул себе под нос Бейлон. — Принцесса Рейнира смогла укротить гнев Веларионов и принца Деймона и сейчас ведёт переговоры о компенсации. — Они правильно сделали, — ядовито заметил Бейлон, не давая Деснице раскрыть рот. — Они напали на тётю Рейнис. Принцессу Крови! В её собственном доме! В какой момент это стало недостаточной причиной для того, чтобы сжечь их города? Бейлон не мог быть там и сражаться вместе со своей семьёй, но он мог направить мысли отца в нужное русло. За каждый кусочек власти, который Отто получил с тех пор, как стал Десницей ещё при его прадеде, Бейлон будет бороться, отчаянно вгрызаясь в плоть. Медленно и постепенно, пока не останется лишь смахнуть лишние фигуры с игральной доски. «Вы вошли в Дом Дракона, господин Десница, — хотелось сказать Бейлону, но он лишь нахально ухмылялся, копируя позу своего дяди, — будьте готовы обжечься». — Или ты хочешь подождать, пока они достаточно осмелеют, чтобы убить меня и моих братьев? Может быть, маму? — добавил Бейлон почти скучающе, целясь в самое хрупкое место отца. — Или Рейниру, такую открытую для удара прямо сейчас? Было слишком просто играть на его любви к ним. Слишком просто. Четырнадцать, простите его, но это знал и использовал даже Десница. — Нет, конечно! — горячо возразил отец. Под натиском праведного гнева даже его прогрессирующая болезнь отступала. Побег Рейниры остался гноящейся раной на его душе. Даже злость на Деймона медленно отступала перед тоской по дочери. Рейнира была первенцем короля, искрящимся воплощением их с Эйммой любви. Бейлон всегда знал, что должен был родиться, чтобы успокоить королевство и обеспечить линию наследования, но Рейнира? Она не несла груза этих ожиданий. Сестра всегда была маленьким сокровищем королевской семьи. Самым слабым местом короля Визериса I. Бейлон знал это и собирался использовать. Железо стоило ковать, пока горячо. Иногда он просто так скучал по ней и её высокомерным ухмылкам. Бейлон хотел, чтобы Рейнира была здесь, рядом с ним, чтобы язвила на высоком валирийском и шептала ему на ухо слухи из Королевской гавани. Она могла быть идеальной леди, но — пекло! — как же он любил её острый язык. Это делало собственную слабость из-за решений отца терпимой, заставляя бороться снова и снова. В детстве у него не было защитника свирепее, чем старшая сестра. Будучи старше, он просто хотел ответить ей тем же. Теперь пришло его время вести свои битвы. — Тогда мы должны встретить лорда Корлиса, сира Лейнора и леди Лейну, как и подобает, — героями, — констатировал Бейлон. — Мы должны показать всему королевству, что Дом Дракона един, как никогда прежде. И станет ещё крепче вскоре. Мысль о браке с Лейной немного горчила на языке. В конце концов, он никогда хорошо не знал свою кузину, а родная кровь взывала куда сильнее, но это было лучшим решением. Он знал, что Эйемона уже собирались обручить с Кассандрой Баратеон, а Эймонда пророчили одной из дочерей Тиреллов или Ланнистеров (хотя Бейлон ставил на то, что его самый младший брат скорее станет королевским гвардейцем). Отто снова хотел что-то сказать, но теперь вмешался лорд Бисбери. Мастера над монетами привычно больше всего волновали… монеты. — Можем ли рассчитывать на пополнение королевской казны? Корона не поддержала войну, и принц Деймон и лорд Корлис использовали собственные средства для её ведения, — теперь это был скрытый упрёк за то, что они так долго игнорировали Ступени и закономерно могли оказаться за бортом при разделе добычи. — Я думаю, что мы узнаем это, только когда Рейнира закончит переговоры, — пожал плечами Бейлон. — В конце концов, дядя наверняка захочет вознаградить мужчин, которые последовали за ним. Это можно было трактовать как «вряд ли». Лорд Бисбери тоже это понял и устремил осуждающий взгляд на господина Десницу. Именно он был самым ярым противником участия короны в войне, и, если бы не он, они могли бы совершенно точно претендовать на часть добычи. Даже небольшая помощь уже позволила бы требовать доли и пополнить казну. Бейлона, в принципе, данная ситуация устраивала. По крайней мере, сейчас. Он хотел, чтобы сестра ни в чём не нуждалась в Эссосе и без помощи дяди. Военные трофеи обеспечили бы ей безбедную жизнь, даже если бы они с Деймоном рассорились. Хотя такой исход казался ему весьма маловероятным. Когда пришли вести о том, что Деймон и Рейнира поженились в Волантисе, в традиции Четырнадцати, мама уже пришла в себя и устроила настоящий скандал, который вынудил отца наконец-то отступить и аннулировать брак леди Реи и Деймона. — Моя дочь не будет любовницей, а её дети — бастардами! Или, видят Семеро, я сама вернусь в Долину! — неожиданно яростно заявила его мать. Бейлон не был уверен, когда видел её в последний раз такой энергичной и рассерженной. Он никогда не думал, что она способна так угрожать отцу. Часть его сожалела, что Рейниры и Деймона не было на его свадьбе, другая хотела знать, где они нашли эти подарки. Они прислали целую гору даров, в том числе нефритовую тиару для будущей королевы, которая когда-то принадлежала одной из божественных императриц Лэнги, и чертежи для седла Вхагар. Древние валирийские свитки предназначались будущему королю, чтобы он всегда мог обратиться к мудрости их предков. Если в украшениях Бейлон понимал мало, то за чертежи нового седла Лейна была готова убить, а за свитки могла побороться и Цитадель. По крайней мере, ради них прибыл сам дядя Вейгон, которого не видели в Красном замке со времён Великого совета 101-го года. «Благодарю за подарки, сестра, но лучшим даром было бы, если бы вы смогли прибыть сюда лично», — писал Бейлон позже в своём письме. Что бы не решил отец, а он не собирался отрекаться ни от Рейниры, ни от Деймона. В конце концов, Бейлон просто скучал по своей старшей сестре. Через год прибыли новости, которые разбили его матери сердце. Он подспудно знал, что этим всё кончится, потому что Рейнира как-то упоминала, что скоро их станет больше. Его сестра родила двойню. Под присмотром и при поддержке принцессы Сейры. Хотя это традиционно было обязанностями матери. Бейлон знал, как трудно его маме будет услышать это. Не было молитвы, в которой королева не просила бы Богов позволить снова увидеть дочь. Тоска пожирала её, неуклонно влияя на отношения с отцом и Десницей. Молитвы оставались неотвеченными, а единственные люди, которые могли повлиять на возвращение Деймона и Рейниры, ничего не делали. Нежная красота его матери с каждым днём всё больше оборачивалась драконьей яростью. Рождение первых внуков вдали от неё, возможно, стало последней каплей. Мальчиков называли Джейкерисом и Люцерисом. Сиракс и Караксес дали кладку, и оба ребёнка получили яйца, которые успешно пробудили, следуя примеру своей матери. Когда отец остался непреклонен в том, что ноги Деймона больше не будет в Красной крепости, Эймма просто собрала вещи и отправилась в Долину. Такой дерзости Бейлон не видел с тех пор, как его мать залепила Деймону пощёчину, решив, что он подверг Рейниру опасности и позору. Это было слишком… дерзко? Для его обычно согласной с решениями отца и ядом десницы матери. Лорд Корлис довольно ухмылялся, потягивая своё вино. Разразившийся скандал доставлял ему веселье. — В своих размышлениях, ты всё время забываешь, мой принц, что Эймма не только королева, она, в первую очередь, мать. Не важно, согласен ли ты с её действиями в отношении Рейниры или нет. Факт в том, что она делала это ради неё и исключительно из своей любви, а не амбиций. Десница забывает об этом и потому теперь играет не на тех нотах. Он хочет удержать Деймона подальше от дворца, но это также значит держать вдали Рейниру. Лорд Корлис фыркнул и перевёл взгляд на своего доброго сына. Лейна была беременна уже несколько лун и, судя по размерам живота, тоже ждала близнецов. Плодовитость Таргариенов была раздражающим фактором. — Поверь мне, нет ничего, что мать не сделает для своего ребёнка. Огонь дракона покажется тебе белым хладом рядом с материнским гневом и любовью. Лорд Корлис знал, о чём говорил. Когда он сообщил Рейнис, что забирает Лейнора на войну, ему казалось, что она прикажет Мелеис сжечь его или сама предаст мечу. Не было ничего, что мать не сделала бы, чтобы защитить своих детей. Ничего. Наверное, поэтому его жена так легко согласилась на план Рейниры. Это была авантюра чистой воды, но если это вернуло бы ей сына? О, Рейнис Таргариен была бы лучшей актрисой из возможных. Бейлону пришлось согласиться. Ему всё ещё казалось странной мысль, что он скоро станет отцом. Рейнира писала, что, стоило ей увидеть своих малышей, весь путь вдруг показался ей стоящим, и она обнаружила в себе пугающую и уродливую решимость сжечь весь мир ради них. Будет ли Бейлон таким же? Полюбит ли он своих детей так сильно, как они того заслуживали? Бейлон не знал ответа. Лейна потешалась над ним. — Какой смысл страдать о том, чего ещё даже не случилось? — кричала она, взбираясь на Вхагар. Даже пятый месяц беременности не мог удержать её вдали от драконицы. Мейстры пытались запретить это, даже Отто (однажды залы обагрятся его кровью) влезал со своими очень важными советами. У Бейлона начинал дёргаться глаз, и рука непроизвольно тянулась к мечу. Они пытались втянуть в это короля, но отец ощутимо сдал после отъезда мамы и не хотел ничего слышать. Бейлону не хватало кого-то… с опытом рядом. Старшего родственника, к которому можно было обратиться за советом. Письма к Рейнире и Деймону шли долго, находя их семью в разных уголках Эссоса через сети связных принцессы Сейры. Эйемон был занят службой в городской страже, явно вознамерившись пойти по стопам Деймона, а Эймонд был ещё слишком мал для таких разговоров. В какой-то момент Бейлон попытался найти родственное плечо в лице архимейстера Вейгона, но, казалось, годы работы с книгами сделали его таким же сухим и лишённым эмоций человеком. По словам Деймона, из воспоминаний его отца, Весеннего принца, можно было предположить, что Вейгон всегда был таким. Трудно сейчас было рассуждать о том, разрушились ли отношения Вейгона с семьёй из-за чего-то конкретного или это было просто закономерным результатом его характера. Казалось, он просто всегда был… равнодушен к людям. После смерти Джейхериса I рухнули и последние семейные узы. Если они вообще были. С каким-то странным чувством Бейлон понимал, что никто из живых детей Алисанны и Джейхериса не стремился вспоминать о родителях с особыми, тёплыми чувствами, как будто любовь тех лет была… разбавлена чем-то. Деймон всегда темнил, когда дело касалось принцессы Гейль, а отец не хотел вспоминать ничего про принцессу Визерру. Это было всего два поколения назад, но казалось, что его семью окутывал туман вопросов и тайн. Он не мог не проводить параллели, думая, не кончится ли всё так же для его семьи, для его детей? Иногда ему казалось, что Дом Дракона — это песочный замок, который ещё чудом не смыло приливной волной. — Но как можно не думать о будущем, Лейна? — закричал в ответ Бейлон, легко взбираясь на Балериона. Его дракон был молод и вылупился перед его первыми именинами, следовательно ему не нужно было прикладывать много усилий, чтобы взобраться на него и оседлать. — Вот! Так! Sōvegon, Вхагар! — Лейна засмеялась, и её голос слился с дрожью земли, когда драконица раскинула крылья, готовясь к полёту. Бейлон не хотел попасть под восходящие потоки от крыльев Вхагар, поэтому поторопил своего дракона. Они с лёгкостью взмыли в небо. Лейна не желала отставать. Когда массивное тело Вхагар пронеслось под ними, Бейлон всё ещё слышал громкий смех жены. Она никогда не стеснялась смеяться от всей души. Это, наверное, было первым, что он узнал о своей жене. Бейлон привык к нравам двора, к скорее ядовитой и вечно защищающейся, чем весёлой Рейнире, отчего совсем не знал, что женщины могут так… смеяться. Содрогаясь всем телом и дыша полной грудью, сгибаясь пополам и утирая слёзы. Бейлону это нравилось. Её непохожесть на холодных дам или фрейлин его матери. Она была глотком свежего воздуха для консервативного двора, который так рано фактически остался без королевы и теперь пытался подстроиться под веяния временной хозяйки Внутреннего Двора. Хотя правильнее, наверное, было бы сказать, что Лейна оказалась солёной и кусачей морской волной, перевернувшей королевскую лодку. Бейлон никогда не думал, что будет рассуждать такими… метафорами! Вхагар выдохнула пламя прямо в их сторону, заставив Балериона нырнуть вниз, почти касаясь воды и окутывая их брызгами. Бейлон рассмеялся, чувствуя, как соль жгла на губах, точно поцелуи его жены или её ядовитые слова для двора. Он подстегнул Балериона, побуждая его вырываться вперёд. Его дракон ответил довольным рычанием, словно устал ждать, когда же Бейлон решит взять своё. Вхагар это, казалось, даже позабавило. В чём-то Лейна была права, когда они гонялись в небе, пролетая сквозь кольца огня и дыма, ныряя в воду и подставляя лицо палящему солнцу: в эти мгновения мира вокруг не существовало. Всё было таким эфемерным и далёким. Оставался только Бейлон и горячее, пульсирующие сердце Балериона. Иногда в этой какофонии жизни и свободы исчезали даже Лейна с Вхагар. Помогая жене спуститься с Вхагар, Бейлон вдруг неожиданно чётко осознал, что должен сделать. Он должен был поговорить с отцом. Эта ссора с матерью не могла продолжаться так долго, она должна была увидеть рождение своих внуков. В это же время из Долины пришли вести, что королева снова была беременна. Король почти сразу же сдался и принял все её условия. Бейлону даже не пришлось особо стараться. Он отправился к матери как посланник мира и чтобы сопроводить её обратно в Королевскую гавань, пока Эйемон уговорил отца отправить его в Эссос, чтобы доставить послание Деймону и Рейнире. Бейлон знал, что его брат просто хотел сбежать от двора, где не стихала молва о его скорой свадьбе с одной из Четырёх Штормов. В связи с «отъездом» королевы и скорым рождением наследника Наследника все переговоры были приостановлены, но стоило просочиться новостям о возвращении мира в королевскую чету, как Эйемон предпочёл скрыться. Бейлону только оставалось надеяться, что это не кончится ещё одним побегом. Четырнадцать должны были смилостивиться, не сейчас. Хотя бы после рождения его детей и ещё одного брата или сестры. Потому что, если Эйемон подвергнет волнению сразу двух королев, настоящую и будущую, Бейлон сам притащит брата обратно за шкирку. Через луну они прибыли в Красную гавань, где отец не переставал воздавать восхищение своей королеве, рассказывая всем, кому мог, что Боги благословили его ещё одним ребёнком, и в этот раз это точно будет дочь. Эймма не переставала закатывать глаза, но принимала ухаживания мужа, который вознамерился вернуть благосклонность жены и умиротворить её. Бейлон кружил Лейну в танце под игру дворцовых музыкантов. Его жена не могла усидеть на месте даже в своём положении, и, хотя её движения вряд ли можно было называть грациозными, Бейлон не переставал восхищаться ею. Свободные платья из Лиса струились по её телу, облепливая её фигуру со всех сторон, подчёркивая каждый изгиб, отчего ему было трудно оторваться и сосредоточиться на чём-то важном. Было просто несправедливо, как часто ветер играл с полупрозрачным тюлем, пока Бейлону нужно было держать руки при себе. Не помогало и то, что Лейна видела его мучения и продолжала… мучить. Лорд Корлис, казалось, находил особое удовольствие в том, чтобы потешаться над ним. Старый змей! Неожиданно музыку заглушила знакомая трель, и Бейлон почувствовал, как всё его существо наполнилось предвкушением. За этим последовал сдвоенный драконий рёв, и над ними пронеслись величественные силуэты трёх крупных драконов и двух маленьких. Музыканты затихли, и Лейна остановилась, смотря на него с нежной улыбкой. Она знала, как сильно он скучал по сестре и как желал познакомиться наконец с племянниками. — Они вернулись! — Эймонд выскочил из коридора, весь взмыленный, будто пробежал через весь замок. — Бейлон, они вернулись! Возможно, так и было, судя по тяжёлому дыханию его королевских гвардейцев. Он не пытался скрыть свой юношеский задор и искренность. — Да, Эймонд, — кивнул Бейлон, чувствуя, будто тяжёлая ноша свалилась с его плеч. Его семья наконец-то была дома. Они поспешили переодеться для встречи гостей и отправиться в тронный зал. Отец наверняка настоит на том, чтобы организовать пир в честь возвращения его единственной дочери и… брата. Это всё ещё могло обернуться катастрофой, когда все знали характер Деймона и понимали, как много осталось между братьями не сказанного. Бейлон был намерен удержать бурю в кубке. У них ещё будет время для войн и разговоров. Сейчас он просто хотел обнять сестру и подержать на руках племянников. Он встал рядом с троном, поддерживая свою жену под руку, когда герольд наконец объявил: — Принцесса Рейнира и её муж принц Деймон, их сыновья Джейкерис и Люцерис, а также принц Эйемон из Дома Таргариен. Тяжёлые двери распахнулись, и только хватка его жены удержала Бейлона на месте. Рейнира вошла в зал, держа на руках одного из своих сыновей, пока второй ехал на руках своего отца. Деймон отступал ровно на шаг от жены, возвышаясь защитной и покровительственной громадой, как верный страж и защитник. Словно ничего и не изменилось. Они были в дорожных кожаных костюмах, которые были покрыты потёртостями, свидетельствами их множественных путешествий и приключений. На поясе у Деймона была закреплена Тёмная сестра, а у его сестры — короткий меч, и, если Бейлона не обманывали его глаза, он тоже был изготовлен из валирийской стали. Как Деймону каждый раз удавалось выигрывать соревнования на лучший подарок, Бейлон не знал, но хотел фору. Рейнира утратила юношескую тонкость и стройность, её тело приобрело изгибы и округлости молодой матери, что, кажется, делало её ещё более неземной. Она больше не была девочкой, в Тронный зал вступала молодая драконица и мать. Выражение её лица оставалось царственным и беспристрастным, пока Деймон продолжал довольно ухмыляться. Он всё ещё оставался главным сеятелем хаоса в их семье. Ничего не менялось. Они не успели сделать поклон королю, когда мама не выдержала и заключила Рейниру в объятия, не сдерживая слёз и благодаря всех богов за их возвращение. В этот момент казалось, кто-то невидимый отдал команду, и все пришли в движение. Эймонд больше не мог стоять на месте, прилепляясь к дяде и требуя показать малыша. Это должна была быть торжественная встреча, но всё быстро вышло из-под контроля и кончилось семейными объятиями, слезами их матери и отца над внуками, лепетом детей, представлениями и новостью о том, что Рейнира вновь беременна. И как он сразу не заметил?! Двор распустили, приказав готовиться к вечернему пиру. Натянутые отношения и ощутимая напряжённость всё ещё сохранялись между его родителями и сестрой с дядей, но дети оттягивали всё внимание на себя. Возможно, они могли бы прожить некоторое время без ворошения старых ран. — Мне не нужны отдельные покои. Или нет. — Деймон, это просто неприлично, — зашипел отец. — Какой в них смысл, если я всё равно не планирую их использовать? Бейлону просто хотелось попросить Деймона подождать хотя бы до ужина прежде, чем втягивать его отца в драку. — Вы привезли с собой столько людей! Кто это? — преувеличенно громко спросил Бейлон, втискиваясь между дядей и отцом. — Целители и акушерки, — ответила вместо него Рейнира. — Я уверен, что Великий мейстер будет рад дать вам любую необходимую консультацию, — вмешался в семейную идиллию Отто, Бейлон поморщился, прикусывая язык, чтобы не ответить всё, что он думал. Рейнира даже не дрогнула. Её ровный голос был твёрд и непреклонен: — Они принимали мои первые роды, и я не доверяю никому, кроме них. Я с удовольствием отрублю руки любому другому человеку, который попытается ко мне прикоснуться. Ей больше не было дела до одобрения двора или мнения родителей. Рейнира была свободна, как ветер, и упивалась этим чувством. — Ещё, конечно, личная охрана наших детей, ты знаешь… — продолжила она, неопределённо взмахивая рукой. — Наши с Деймоном военные кампании были весьма удачны, я расскажу тебе подробнее за ужином, а пока мы хотели бы отдохнуть после долго полёта. — Да, конечно, милая, — отец с трудом оторвался от Люцериса на её руках. — Принцесса всегда была такой? — с улыбкой спросила Лейна в уединении своих покоев. — Свободной? Нет, — тяжело вздохнул Бейлон, устало падая на одно из кресел. Ему было мало короткой встречи, но он понимал тяжести долгих перелётов. — В этом заслуга Деймона. Ядовитой? Всегда. Тоже заслуга Деймона, сказал бы я раньше, но, если честно, теперь мне кажется, что в этом есть и мамин вклад. Руки Лейны опустились на его плечи и принялись уверенно разминать напряжённые мышцы. Это должен был делать он, а не его беременная жена, но сейчас ему просто хотелось принять эту заботу. — Прекрасной? Всегда. Деймон прозвал её Усладой Королевства ещё в тот момент, когда впервые увидел её. — Какая преданность, — хмыкнула Лейна. — Иронично, что тебе потребовалась пара минут знакомства, чтобы понять это, пока у других были годы, — язвительно заметил Бейлон. — Какая семейная драма. — А у Таргариенов бывают другие? Они рассмеялись, и он перехватил ладони жены, покрывая их быстрыми поцелуями. Его чуткая супруга оставалась его… нет, не голосом разума, для этого у него всегда был он сам. Лейна была его светом. У неё всегда получалось рассмешить его. Она могла заставить его улыбнуться даже в самый пасмурный и тёмный день. Какой бы тяжёлой не казалась ему королевская ноша, Лейна была рядом, и всё казалось проще. «Когда я вижу, как он морщится от низких диалектов валирийского, закрывая нашим детям уши, чтобы они не слышали «подобных оскорблений», я каждый раз думаю, что это того стоило. Все риски, на которые я пошла, и опасности, которым себя подвергла; каждое мгновение тяжёлых размышлений и неуверенности. Всё это привело меня к нему», — писала ему Рейнира. Возможно, теперь он понимал свою сестру лучше. Иногда её история любви, которую она, не скрываясь, выливала на страницы писем, отдавала уксусом. Ему казалось, что он смотрел на что-то недоступное, запретное, что не мог получить. Оказалось, что сокровище всегда было у него под носом, стоило только протянуть руку. Лейна родила двух восхитительных девочек немного раньше срока. Бейла (в честь его деда) и Рейна (в честь матери Лейны) были прекрасны. Светло-розовые, сморщенные и похожие на изюм. Идеальные. В тот момент, когда он взял их на руки, Бейлон вдруг осознал всю важность жизни. Маленькое, хрупкое создание в его руках боялось холода и любого неосторожного движения, но уже было совершенно. Бейлон поднял глаза на Лейну, которая держала в руках Рейну, и увидел отражение собственных чувств. Он наклонился и поцеловал её влажные волосы. — Спасибо, спасибо, — зачарованно шептал он. Драконы, маги Асшая, василиски Йи-Ти, зелёные человечки с островов, чардревы, — а вот оно настоящее чудо. В его руках. — Ваше Высочество, — прервала его мысли служанка, — ваша семья… — Подождёт, — отрезал Бейлон, — передайте им, что принцесса-консорт родила двух здоровых принцесс Бейлу и Рейну. Мы примем их всех после того, как она придёт в себя и передохнёт. Рейнира говорила, что всё, чего она хотела прямо после родов, — это чтобы её оставили в покое и дали просто перевести дух после того, как она «выталкивала из себя пять грёбанных килограмм живых людей» в течение «блядских десяти часов». Следы ногтей Лейны всё ещё горели и кровоточили на его руках, а синяки наверняка украшали запястья. И чего греха таить: Бейлон был в абсолютном ужасе и не понимал, как его сестра согласилась пройти через это снова. Он бы кастрировал человека, который заставил бы его претерпеть такие муки. Наверное, им очень повезло, что женщины, как правило, любили своих детей. Иначе мужчин постигла бы крайне незавидная участь. Или нет. С другой стороны, материнский гнев сравнивали с пеклом земным, а материнскую любовь — с божьей защитой. Спустя несколько часов после того, как девочек покормили, а Лейна приняла ванну и заплела волосы, он велел пригласить их родных. Люди хлынули в комнату, как бурный поток. Мама, отец, принцесса Рейнис, лорд Корлис, сир Лейнор, его братья и сестра, дядя. Казалось, девочек хотели увидеть все, но они расступились перед Деймоном и Рейнирой, которые несли в своих руках драконьи яйца, а слуги за ними тянули переносные печи. Бейлон сжал руку Лейны, чувствуя, как его переполняли эмоции. Деймон выбирал яйца для них всех. Рейнира пробудила своё яйцо в тот же момент, когда коснулась его. Было что-то правильное в том, что они и теперь сделали выбор. Они все ждали, затаив дыхание, когда яйца оказались в колыбели. Дракон Бейлы ждал её первых именин, чтобы пробудиться. Яйцо Рейны оставалось тёплым даже шесть лет спустя. Он терпеливо и ласково каждый раз рассказывал ей, что её дракон считал, что время ещё не пришло и им нужно было набраться терпения. За это время Рейнира родила ещё одного мальчика, которого назвали Дейроном. Он пробудил своего дракона так же, как и его мать. Следом у них появилась ещё одна сестра. Далисса, названная в честь двух матерей. Её яйцо остыло, но малышку это не сильно заботило. В отличие от Рейниры, она была очень робкой и скромной, став идеальной дочерью для их матери. В том же году Эйемон женился на Кассандре Баратеон. Это событие было омрачено тем, что Деймон и Рейнира вновь покинули Вестерос, пообещав навещать их периодически. Бейлон не мог сказать, что в браке его брата царила гармония. Его добрая сестра более чем оправдывала свою фамилию и данное ей прозвище. Изначально ему казалось, что этого будет достаточно для того, что их брак не был скучным, но, казалось, спокойного и рассудительного Эйемона нрав жены только отталкивал. Тем не менее, в первый же год брака Кассандра понесла и родила очаровательного мальчика с тёмными волосами и прекрасными нежно-фиолетовыми глазами своей бабушки. Его назвали Геймоном. По этому поводу даже вернулись Деймон и Рейнира, принеся с собой яйцо из кладки Сиракс и Караксеса, которое пробудилось год спустя. Эймонд собирал ставки на то, пробудит ли кто-то из детей яйцо в день дарения, как это было с Рейнирой. Когда мама узнала об этом, его видели убегающим от разъярённой королевы вместе с весёлой, смеющейся Далиссой. В следующий раз Рейнира и Деймон вернулись уже с Эйгоном, их четвёртым сыном. Его сестра вопрошала, когда уже и у неё родится девочка и она будет благословлена, как Кассандра, которая родила Хелейну незадолго до их приезда. Эймонд предлагал попробовать другого мужа, а потом убегал уже от Деймона. Смех Далиссы не смолкал, и дети гуляли вместе в садах, представляя из себя прекрасную картину. Отец походил на большое дерево посреди цветника. Бейлон не был уверен, что видел его когда-либо более счастливым, чем в дни, когда внуки облепляли его со всех сторон, желая посмотреть корону, послушать рассказы про Чёрный ужас или требуя сказки, коих отец знал великое множество. Так выглядела Красная крепость во времена Джейхериса? Стайки светловолосых детей с фиолетовыми глазами и громким смехом? Пропахшие драконьим запахом и дымом? — Это действительно похоже на Дом Дракона, — заметил дядя Вейгон в один из дней. Бейлон перевёл на него взгляд. Дети наблюдали за кукольным представлением, окружённые со всех сторон своими молодыми драконами и хранителями. Что-то отдалённо похожее на тоску промелькнуло в глазах архимейстра. Было ли дело только в разорванных семейных связях? Или в далеком детстве было что-то желанное и сокровенное? Бейлон тяжело вздохнул и прикусил язык. Ему хотелось спросить так много, но стоило ли ворошить прошлое? — Не дай этим семейным узам угаснуть, мой юный принц, или нас будут ждать кровавые времена, — тихо заметил архимейстер Вейгон и удалился. Бейлон смотрел вслед его тяжёлой, шаркающей походке и обещал себе, что ужасного будущего, которое представил Вейгон, не будет. Дом Дракона будет единым, верил он. А потом Лейна умерла. Умерла. Истекла кровью, как забитое на охоте животное. Бейлон всё ещё сжимал её ладонь в своей руке, когда Великий мейстер констатировал, что принцесса и ребёнок не выжили. Они хотели мальчика, маленького принца для их принцесс. Или принцессу, которую старшие сёстры возьмут под своё крыло и будут терроризировать весь Красный замок. Лейна говорила, что у неё слишком много платьев и украшений для неё одной. А теперь её не было. Она лежала мёртвая и бледная. Бейлону на секунду показалось, что она просто спит… Умиротворённая, уставшая. — Брат. Бейлон даже не заметил, как в комнату вошёл Эйемон. Он чего-то хотел от него? Нет, нет, он должен был остаться с Лейной и дождаться её пробуждения, он должен был… Лейна была мертва. — Лейна! — голос принцессы Рейнис был пропитан ужасом. Что-то сломалось в нём окончательно, и он рухнул в объятия брата. Принцесса взывала, как раненое животное, падая на колени перед кроватью, и что-то зарыдало в самом Бейлоне. Этого не должно было случиться. Не должно было! — Я держу тебя, — шептал Эйемон. Они всегда использовали высокий валирийский как шифр, как способ поделиться какой-то тайной. Дальше всё было как в тумане. У Бейлона даже не было сил спросить о Бейле и Рейне. Только где-то на периферии маячила мысль, что они не будут одни. Его девочки пришли к нему ночью. Он всё ещё не спал, тупо смотря в ткань балдахина, когда двери в покои приоткрылись и Бейла с Рейной неуклюже заползли в кровать. Бейлон ничего не сказал. Два маленьких тела прижались к нему с двух сторон. Они были всем, что от неё осталось. Эта мысль поразила его с неожиданной точностью. Бейлон даже не понял, что дрожал, пока маленькая ладошка Бейлы не коснулась его груди и начала успокаивающе гладить. Это он должен был успокаивать их! Он! Это была его родительская обязанность! И тогда Бейлон позволил себе заплакать. В тишине покоев, прижимая к себе своих дочерей. Лейна всегда хотела умереть как всадник, но уйти в море. Бейлон выполнил её последнее желание. Он позволил Балериону сжечь её и развеял прах над морем. Здоровье отца ухудшалось на протяжение многих лет, но в первый год после смерти его внука и доброй дочери он совсем исхудал, а его приступы с каждым годом становились всё дольше. Мама оставалась рядом с ним, что вынуждало Рейниру брать на себя обязанности хозяйки замка. Она упорно оставалась в Королевской гавани, поддерживая его на каждом шагу. Там, где Эйемону не хватало размаху, а Эймонду — опыта, Рейнира втаптывала противника в землю своей золотой туфелькой, а одной развязной улыбки Деймона было достаточно, чтобы заставить заткнуться самых упёртых лордов. Десница всё равно возвращал себе былую власть, восседая на троне вместо короля, из-за чего даже их триумвират сдавал позиции. Он привёл ко двору Тиланда Ланнистера после отставки Лайонела Стронга. Новоявленный лорд Ланнистер только похорошел после смерти своего брата на охоте. Вместе с ним вернулась и его жена, Алисента, и её многочисленный выводок детей. Золотоволосые мальчики и девочки бегали по замку. Формально всё было нормально, фактически Бейлон чувствовал, что грядёт что-то ужасное, но он едва собирал себя по кусочкам каждое утро и улыбался дочерям. У него не было сил бороться ещё и с Отто. Рейна надеялась, что однажды она сможет заявить права на Вхагар, как и её мать, но Эймонд развеял эти мечты. Он отвёл девочек повидаться с Королевой драконов, когда драконица признала его своим наездником. Рейна была безутешна, пока все её дяди пытались успокоить её. Как ни странно, помог Деймон: — Ты не заслуживаешь ни Вхагар, ни своего дракона, если не можешь уважать их выбор, — он был слишком груб с девочкой шести лет, которая недавно потеряла мать, но, возможно, Рейне и не была нужна жалость. — Лейна приняла все отказы и терпеливо выслеживала Вхагар. Хочешь быть, как она, Рейна? Наберись терпения. Будь терпелива, как твоя мать. Прими то, что Четырнадцать тебе дали, и будь достаточно стойкой и смелой, чтобы дождаться. Часть Бейлона хотела ударить Деймона, другая была благодарна, что он смог достучаться до его дочери, когда никто другой не мог. Кассандра родила дочь, Висенью, стоило смениться году. Эйемон собирался назвать дочь в честь Лейны, но Кассандра оказалась резко против этой идеи, и Бейлон признался, что не был готов сейчас встретиться с этим именем. Рейнира была снова беременна, когда отец заговорил о новой свадьбе. — Нет, — ответил Бейлон, сидя на заседании Малого совета. — Мы все скорбим о принцессе Лейне, мой принц, но у тебя есть долг перед королевством, — начал Отто. — Бейла — моя наследница. Без неё — Рейна. Если что-то случится и с ними обеими, то я буду плохим отцом, но, к счастью, у меня достаточно братьев и сестёр, чтобы исправить эту ошибку. Бейлон не собирался жениться снова. Он слишком долго думал об этом, прекрасно зная, что вскоре совет решит поднять эту тему. — Вы же не серьёзно, Ваше Высочество? — улыбка Отто была приторной. — Женщина не может править. — Потому что у неё нет члена между ног? — ухмылка Бейлона стала острой. — Не волнуйтесь, Бейла будет править при помощи разума. Король был на удивление задумчив. — Ты серьёзен, Бейлон? — неожиданно тихо спросил он. Бейлон поднял взгляд на отца и увидел перед собой только короля. Теперь Бейлон и сам был отцом, и он был готов сражаться за своих детей. — Я долго думал об этом. Наша семья достаточно пренебрегала своими женщинами. Рейнис, Рейнира… Бейла не будет ещё одним именем в списке. Я не женюсь снова. Новая королева будет настаивать на наследовании своих детей. Вместо этого я укреплю королевство и подготовлю его к восхождению первой королевы. — Лорды не примут женщину на троне, — настаивал Великий Мейстер. Бейлон едва взглянул на него. — Как Вестерос не принял Таргариенов? У Эйгона было три дракона, сейчас у короны больше драконов, чем когда-либо, а Бейла окружена семьёй, которая не позволит пренебречь ею. — Вы провоцируете новое восстание, Ваше Высочество! — всплеснул десница. — Вы говорите опасные слова, как ваш дядя! — Они склонятся или я согну их, — пожал плечами Бейлон. — Веларионам принадлежит самый большой флот в Вестеросе, за Бейлой встанут все её дяди и тётя. К тому же моя дочь не сядет на трон ещё очень долго. У меня будет достаточно времени, чтобы подготовить королевство к мирному переходу. — Отец, — он холодно посмотрел на короля. — Я сделаю это при твоей жизни или после неё. Бейлон даже не осознавал, насколько в этот момент был похож на Рейниру. Он говорил всё те же дерзкие слова, твёрдо стоя на своём. В прошлый раз, когда король пошёл против этого, он едва не потерял дочь. — Хорошо. Бейлу объявили наследницей. Драконы парили в небе, празднуя это событие. Бейлон всё думал, когда и откуда прилетит удар. Отец хотел женить Бейлу на наследнике Ланниспорта, сыне Тиланда и Алисенты, а Рейну выдать замуж за старшего сына Ормунда Хайтауэра. История повторялась, только теперь его матери здесь не было, чтобы встать между ними. Всё это настолько воняло амбициями десницы, что Бейлон не понимал, как его отец не видел этого. Наследница трона — Хайтауэрам, Дрифтмарк — тоже. Это больше походило на политическую ловушку. — Ещё рано говорить о свадьбах: девочки даже не расцвели, — Бейлон впервые чувствовал себя на месте Рейниры, стоя в королевских покоях. Он не должен был искать оправдания, чтобы защитить своих детей. — Бейла станет хозяйкой Ланниспорта и получит поддержку Запада. — Она будет королевой! Хозяйкой Драконьего камня. Она заслужила валирийского мужа, как и любой наследник трона, и у нас достаточно кузенов для этого. — Мы должны умиротворить королевство, — настаивал Визерис. — Мы должны напомнить им, кому они служат! И Хайтауэры, серьёзно? Опять? А как насчёт мнения Веларионов? Ты знаешь, что Лейнор собирается назвать Рейну своей наследницей. Она не может уехать в Старомест. — Хайтауэры преданно служили короне ещё до твоего рождения! — неожиданно прогремел отец. — Твоя сестра оскорбила их один раз, они заслужили компенсации. — Моя дочь не будет исправлять твои ошибки! Король, казалось, на секунду даже задохнулся от такой наглости. — Отто был прав, Деймону нельзя было позволить оставаться с вами надолго. Ты уже говоришь его словами, Бейлон. Разве этому я тебя учил? Бейлон отшатнулся. — Этому не бывать, — припечатал он и уже собрался уйти, когда отец воскликнул: — Это приказ твоего короля! — Ты уверен, что хочешь снова ступить на эту тропу? — Бейлон обернулся. Его взгляд резал холодом, будто он только и ждал ответа, чтобы обнажить меч. — Да! — Как скажете, Ваше Величество. Бейлон развернулся и ушёл из покоев короля. Ещё до того, как успели объявить о предварительной договорённости между Домами, Деймон и Рейнира покинула столицу вместе со всеми своими людьми, забрав с собой Бейлу и Рейну, а наследный принц удалился на Драконий камень, чтобы принять свои обязанности. Визерису нужно было либо объявить о том, что его дочь похитила своих племянниц, и признать Рейниру и Деймона изменниками, показав всему королевству, что он не способен контролировать даже свою семью, либо подписать контракты о длительной помолвки и сказать, что девочки просто были отданы на воспитание своей тёте, чтобы их отец мог сосредоточиться на постижении необходимых для правления навыков. Существовал ещё вариант лишить Бейлона наследства, но Совет единогласно протестовал против него, заявляя, что ситуация слишком нестабильна для таких решений. Королевство ещё не успело осмыслить, что Бейла будет следующей королевой. Да и усугублять ссору с Веларионами не стоило. По следу Рейниры и Деймона тайно были отправлены принц Эймонд и сир Лейнор с приказами вернуть детей любой ценой. И снова в Королевской гавани стало тише.***
Эйемон вошёл в детскую, зная, что не найдёт там жену. Большую часть времени его мать пребывала с отцом или своей фрейлиной Алисентой Ланнистер и младшей дочерью. Кассандра была единственной женщиной, имеющей достаточно высокое положение при дворе для того, чтобы принять на себя управление Внутренним Двором. Он не мешал жене, хотя предпочёл бы, чтобы это была его сестра. Рейнира ушла в первый раз, когда он был недостаточно взрослым, чтобы понять все её мотивы, но он запомнил её, mandia. Она была выжжена у него на подкорке. Образ любимой сестры, которая всегда искала его компании и брала в полёт на Сиракс, не поблёк с годами. Эйемон скучал по ней, а, когда понял из-за чего, точнее кого, она ушла, преисполнился такого гнева и ярости на отца, что его отголоски вспыхивали в нём и по сей день. И вот снова: его сестра сбежала, забрав с собой всех обожаемых им племянников и племянниц, старшему брату пришлось уйти в добровольное изгнание, а младшего отослали в Эссос, на «поиски». Эйемон знал Эймонда. Засранец будет наслаждаться всеми прелестями свободных городов, усердно делая вид, что они с Лейнором заняты поисками, а не выпивкой, Джоффри и девками. Даже принцесса Рейнис правила в Дрифтмарке, пока лорд Корлис заседал в Малом совете. Его семья вновь была разорвана. Эйемон знал, что это не было тем, чего его родные желали. Это были жертвы, на которые они шли ради следующего поколения. Пресловутый долг. Эйемон знал, что Бейлон будет великим королём, но история циклична. Рано или поздно их род породит ещё одного Визериса, и они должны были предусмотреть систему сдержек, чтобы династия не пала. Это были дела будущих дней, а сейчас он хотел насладиться временем со своими детьми. Его единственная спокойная гавань посреди всего этого шторма заключалась в них и Далиссе, которую мать не любила выпускать из рук. Эйемон ожидал увидеть уставших или наоборот перевозбуждённых детей и тихую Хелейну. Она всегда была такой. Нежной и робкой. Не любила прикосновения и собирала пауков и сороконожек. Эйемон любил в ней всё, даже если не понимал. Деймон и Рейнира всегда привозили для неё мерзкое (и не ядовитое) насекомое из всех своих поездок. Бейлон построил для своей первой племянницы целую галерею, где все твари могли уместиться. Эйемон никак не ожидал застать своего сына тихо всхлипывающим, пока нянечки и фрейлины его жены пытались его успокоить. Висенья спала на руках кормилицы, а Хелейна выглядела расстроенной, но привычно тихой. — Что здесь происходит? — спросил он холодно. Рука непроизвольно легла на эфес меча. Рейнира привезла для него искусно сделанный и очень лёгкий клинок из Браавоса. Она знала, как он терпеть не мог, что вестеросское оружие обязательно должно было быть таким тяжёлым. Он предпочитал скорость и ловкость простой грубой силе. Ещё одно напоминание, что он всегда присутствовал в мыслях сестры, как и она — в его. — Ваше Высочество… — фрейлины его жены замялись, и у Эйемона родилось неприятное подозрение. — Пошли вон, — махнул рукой он, оставляя только слуг. Этих людей ему помог найти Деймон, и он же научил Эйемона тому, как тщательно отобрать работников, которые будут окружать его детей. — Мой юный господин, я уверена, что если вы расскажете всё отцу, то он развеет все ваши страхи, — голос Анноры был полон нежности и обращён к его сыну. Эта женщина когда-то нянчила ещё Рейниру, и Эйемон тоже питал к ней небольшую слабость. — Правда? — шёпотом спросил Геймон, и Эйемон поклялся, что уничтожит любого, кто стал причиной его неуверенности. — Я клянусь, issa byka zaldrīzes, — пообещал Эйемон, он опустился перед сыном на корточки, заглядывая в глаза. — Что случилось? — Мама… — Геймон запнулся, а потом разревелся. — Мама сказала, что мне придётся жениться на Хелейне, потому что я стану однажды королём! А я не хочу на ней жениться! Я хочу сражаться и летать на Гэли. Улыбка Эйемона застыла, а кровь воспламенилась. — О, jorrāelagon, — он ласково поцеловал своего сына в макушку и вытер его слёзы. — Тебе не придётся жениться на своей сестре, если ты не хочешь, как и ей не придётся этого делать. Я клянусь тебе. А что касается трона, то тебе тоже не нужно волноваться, у тебя есть кузина Бейла, и однажды она будет править. — Мама, сказала, что она не вернётся, — икнул Геймон. Служанки испуганно вздрогнули, а Эйемон с трудом подавил собственную жажду крови. — Она ошиблась, — твёрдо сказал он. — В следующий раз не бойся прийти ко мне. Я обещаю, что буду защищать тебя от всех страхов. Хорошо? — Да, — он закивал головой. — Можно мне пирожных? — Лимонных? Геймон снова кивнул, и Эйемон подумал, как же он удержался от того, чтобы заявить, что он всю жизнь будет питаться только ими. — Только две штучки. — Ура! Эйемон отпустил сына и подошёл к дочери, не касаясь её. — А ты не хочешь ничего мне сказать? — Воры прячутся в тени башен и под морскими камнями. Другие делят драконью шкуру, хотя сами должны висеть на стене, — пробормотала Хелейна, не отрываясь от очередного жучка. Эйемон догадывался, что его дочь могла быть мечтательницей, но всегда держал свои размышления при себе, боясь, что отца это может заинтересовать слишком сильно, и он не даст покоя его милой девочке. — Спасибо, — Эйемон подмигнул Хелейне и встал, подзывая к себе служанку. Их с женой ждала ночная прогулка. Кассандра пыталась заговорить с ним несколько раз, но Эйемон игнорировал её. Он лениво наблюдал за видом Королевской гавани из окон экипажа. — Может, уже объяснишь, что мы делаем в Логове ночью? — взвилась Кассандра, не желая выходить из экипажа. — Если бы я хотел тебя убить — я бы не делал это на глазах стольких свидетелей, — Эйемон настойчиво протянул ей руку и мстительно убрал её, когда его жена наконец соизволила выйти. Ещё немного, и ему бы пришлось приказать своим людям её вытащить. Это было мелочно, но часть его довольно наблюдала, как его благородная жена растянулась на пыльной земле, слишком удивлённая и уязвлённая, чтобы сказать хоть что-то. — Не заставляй меня ждать, — бросил Эйемон, уверенно направляясь в Логово. Взрослые драконы, которые были обучены вести себя приемлемо, не сея разрушения, больше не содержались в цепях. Следствием путешествия Рейниры по вольным городам стало то, что Сиракс, до этого бывшая весьма небольшой, стала стремительно расти. Цепи замедляли рост, но детёныши были слишком опасны и сами могли оказаться беззащитны, поэтому их нельзя было оставлять без присмотра и выпускать одних. Однако обученные взрослые драконы теперь свободно рассекали небо. Его дракон, его сердце, его ядовитое алое пламя, его Бладфайр почувствовал их присутствие ещё до того, как Эйемон ступил в Яму. Он вышел из одной из пещер, отпугивая своим видом даже хранителей. Его ярко-красная чешуя в свете факелов казалась почти тёмно-алой, как запёкшаяся кровь. — Что мы делаем здесь? — Кассандра пыталась держаться гордо, не показывая страха перед огромной огнедышащей тварью. Она с детства посещала с отцом охоту, наблюдала публичные казни. Кассандра вошла в Красный замок, чтобы выйти победителем в игре престолов, чтобы проложить себе и своим детям дорогу на самый верх. Её дед в день её свадьбы зашёл к ней и, выгнав всех служанок, серьёзно спросил: «Ты ляжешь в одну постель с драконами, ты уверена, что хочешь этого?». Кассандре едва исполнилось семнадцать, она уже умела управлять своим отцом и получать от него всё, чего бы не захотела её душа. Эйемон Таргариен стал бы интересной головоломкой, но, в конце концов, просто ещё одной ступенькой на её пути. В любой момент времени её муж предпочитал своей жене уродливую старшую сестру. Рейнира Таргариен была бельмом на репутации королевской династии. Может, в юности она и была самой красивой девушкой, но те времена давно прошли, да и беременности не пощадили её. И тем не менее её продолжали превозносить, даже когда её не было в Вестеросе, а стоило ей вернуться, как все крупицы контроля над Внутренним двором, которые Кассандра с таким трудом перетягивала из рук королевы и принцессы-консорта, тут же переходили к ней. Она правила Внутренним двором после смерти Лейны и занимала место своего брата в Малом совете, пока он горевал. Казалось, она и её выводок были повсюду, перетянув на свою сторону даже Геймона. Её очаровательного мальчика. Он пошёл в неё. С такими же волосами, как у неё, доказывая, что кровь Первых людей всегда будет доминировать над Таргариенами. Он был символом её борьбы. После последнего побега Рейниры, вместе с — смех, да и только! — наследницей Наследника Кассандра подняла за неё бокал вина. Надо же, она никак не ожидала, что эта жирная сука избавит не только дворец от своего влияния, но и заберёт главную помеху для её сына на пути к трону. Отто Хайтауэру оставалось только кусать локти. Он мог сосать королю и вертеть им как угодно, но девок Лейны не было в Вестеросе. Она почти победила. Оставалось только затаиться и выждать. Скоро Веларионам тоже будет не до обеспечения наследования Бейлы. В конце концов, Кассандра была Баратеон, она была Чёрным штормом, и не существовало твари, способной устоять перед мощью природы. Даже если эта тварь звала себя драконом. Когда Эйемон схватил её за косу, наматывая волосы на кулак, она закричала от боли и неожиданности. Ей пришлось встать на носочки, чтобы хотя бы перестать испытывать агонию. Воздушный замок рассыпался под влиянием реальной, грубой силы. Кассандра панически огляделась, ища рыцарей своего дома. Где же они? Где её присягнувший щит? Где?! — Не стоит, дорогая, — голос Эйемона был скучающим, с лёгкой ленцой, как будто он не удерживал её одной рукой, — видишь ли, они оказались такими некомпетентными, что погибли в обычной пьяной драке, в каком-то притоне, но королевская семья не может позволить себе оставить леди своего Дома без защиты. Я лично подберу лучших из лучших защитников для моей любимой жены. — Хранители… — попыталась Кассандра. — Верны моему Дому, — Эйемон дёрнул её на себя, и горячий шёпот обжёг её скулы. Кассандра застонала от боли. В отчаянной, деструктивной ярости она резко двинула головой назад, ударяя Эйемона по лицу. Он дёрнулся, но даже не подумал ослабить хватку. Эйемон рассмеялся, и от этого холодного и злого смеха по её спине побежали мурашки. Принцесса Рейнира называла себя воином и носила клинок из валирийской стали на поясе, принцесса Рейнира величала себя драконом и могла призвать на свою сторону тварь из огня и крови даже без слов. Кассандре нравилось представлять себя бурей, но, в конце концов, в руках своего мужа она билась, как беспомощная бабочка, нанизанная на иглу. — Сколько страсти, — усмехнулся Эйемон, — кажется, в такой мы зачали с тобой Висенью? Возможно, она хочет младшего брата? Пугающая в своей реалистичности мысль скользнула в её сознание и сдавила горло леденящим страхом. Эйемон мог взять её здесь, как портовую шлюху, и она не смогла бы возразить. Она попыталась бы вырываться, царапалась бы и кричала, но никому не было бы дела до её страданий. И, даже если бы она возопила на весь мир, о том, как это было несправедливо, это был бы только её позор. — Как испуганно забилось твоё сердечко, — протянул Эйемон, таща жену вперёд, к своему чудовищному дракону. — Какая прелесть. Кассандра не выдержала и закричала вновь, когда гигантская пасть раскрылась и оказалась в сантиметрах от её лица. Запах не был важен. Вряд ли она была способна заметить его сейчас. В глубине пасти, в самой глотке рождалось пламя. В неярком свете факелов этот огонь горел ярче солнца, ослепляя и опаляя жаром. — Lykirī, Бладфайер, — скомандовал её муж, и тварь щёлкнула пастью прямо у неё перед лицом, прежде чем медленно отступить. — Sȳrī. Кассандра задрожала, чувствуя, дорожки слёз на своих щеках. Казалось, она вся замерла, боясь издать хоть звук. Эйемон швырнул её вперёд, прямо к пасти своего дракона. Она застонала от боли в руках, на которые пришёлся основной удар и застыла, боясь поднять взгляд выше. — Посмотри вверх, дорогая, — приказал Эйемон. Кассандра не могла пошевелиться. — Не заставляй меня применять силу, милая. Он всегда использовал в отношении неё ласковые прозвища, на людях или в уединение их покоев. Ей казалось, что он попался на крючок, пока она не поняла, что эти слова для него ничего не значили. Вестеросский для него ничего не значил. Это была просто игра, которую он привык вести, оставляя искренность для валирийского. «Ты ляжешь в одну постель с драконами, ты уверена, что хочешь этого?» — нашёптывало её сознание. Тогда это казалось ей просто глупым предостережением деда. Кассандра сцепила зубы и подняла голову. Янтарные глаза Бладфайера смотрела на неё, заставляя чувствовать себя жалкой пташкой в лапах пантеры. — Запомни хорошенько это чувство, любовь моя. Всё ложь. — Я дам тебе только один шанс во имя наших детей, — его голос пел, пока он подходил всё ближе. Кассандра боялась повернуться. Она боялась собственного мужа больше, чем огнедышащую тварь перед собой. — Если ещё раз ты попытаешься устроить раскол в моём Доме, использовать моих детей в жалкой борьбе за власть — я не остановлю Бладфайера снова, — холодно припечатал он. Тень мужа полностью закрыла её, заставляя задрожать ещё сильнее. — Я твоя жена! — попытался возразить Кассандра. Она даже не могла посмотреть на него. — Ты переоцениваешь свою значимость. Позволь открыть тебе глаза — ты заменима, — его голос сочился презрением. — Кажется, в последнее время ты стала забывать о своей роли. Возможно, в том есть доля вины моей матери. Она должна руководить двором, но прикована к постели моего отца. Ужасное недопущение с моей стороны, но я исправлю его. Джоселин Аррен прибудет ко двору к концу месяца, чтобы помочь ей и взять на себя часть обязанностей. В том числе, управление Внутренним двором и заботу о фрейлинах, пока мама не придёт в себя. В конце концов, поддержка семьи так важна. Может, тебе стоит пригласить одну из своих сестёр погостить у нас? Её затошнило от неприкрытой угрозы в его голосе. — Jikagon, issa soul, — сказал Эйемон, и дракон медленно отступил, прежде чем развернуться и скрыться в одной из пещер. Муж оказался у неё перед лицом, как всегда невозмутимый и улыбающийся. — Что такое, дорогая? Где же ты так неудачно упала? Мы должны будем позволить целителям осмотреть твои раны, — он протянул ей руку, и Кассандре не оставалось ничего кроме, как принять её. Он поставил её на ноги одним рывком, заставляя зашипеть от боли. Каждый шаг отдавался нестерпимой агонией. Её руки пылали, казалось, гвоздь вонзился в её правую ногу, когда она попыталась выпрямиться. Она подвернула лодыжку, когда упала. — Что же ты такая неосторожная? — Эйемон зацокал языком и покачал головой. — Позволь, я избавлю тебя от страданий. Кассандра не сдержала крика, когда муж подхватил её на руки. Он особенно сильно сдавил её бедра. Ей показалось, что она уже пережила боль за сегодня, но пытка всё не кончалась. Эйемон даже не пытался нести её аккуратно, быстро шагая по извилистым пещерам. Он замедлился лишь в одном месте, где лежали вповалку, как выброшенные на помойку, трупы защитников её Дома. Кассандра разглядела залитое кровью лицо её присягнувшего щита, сира Кристона, и подавила желание зажмуриться. Она взывала к своей злости, черпая из неё силы. Однажды, однажды она!.. — Один шанс, Кассандра, — едва слышный шепот Эйемона раздался, как гром среди ясного неба, тут же воскрешая воспоминания о раскрытой драконьей пасти. Он никогда не звал её по имени, и теперь ей хотелось взмолиться, чтобы больше никогда не позвал. Примечания: Что ж, давайте разберёмся в детях, порядке и драконах. (ссылки в примечаниях) Визерис и Эймма Аррен: Рейнира — Сиракс Бейлон — Балерион Эйемон — Бладфайер Эймонд — Вхагар Далисса — яйцо остыло Деймон и Рейнира: Джейкерис — Вермакс Люцерис — Арракс Дейрон (Джоффри) — Тираксес Эйгон — Штормклауд Лейнар (Визерис) — Файершторм Сейра (Висенья) — яйцо остыло, скорей всего Серый призрак Бейлон и Лейна Веларион: Бейла — Лунная плясунья Рейна — яйцо ещё не пробудилось. Эйемон и Кассандра Баратеон: Геймон — Гэлитокс (Гэлитокс — бог огня, звёзд, луны, солнца и зари) Хелейна — Дримфайер Висенья — Тессарион Это чисто мой хэд на то, что между Деймоном и Гейль что-то было. Деймон всего на год младше Гейль. Деймона женили в 97, а трагедия Гейль произошла в 99. Я немного сдвинула таймлайн, чтобы свадьба Деймона пришлась на 99 год. Может, я расскажу об этом больше в другой раз. Если хотите узнать больше сейчас — могу расписать в коментах. Что меня раздражает больше всего в Визе в рамках этого фанфика, так это то, что он буквально отдаёт всадницу на драконе в другой дом. (В каноне Дже и Алисанна всегда вначале смотрели, можно ли обручить своих детей между собой, прежде чем искать пару за пределами Дома). Или хотя бы с будущим Верховным Лордом, раз уж он решил женить её насильно. Т.е. это даже не о долге, это пустая трата ресурсов. То, что средневековый мир жесток и несправедлив, не значит, что жертвы этого не могут вопрошать о справедливости для себя. Понятное дело, что никто её не получает, её вырывают зубами и выгрызают. Деймон тоже это знает, просто у него фокус на другом. И Рейнира тоже это знала, я не уверена, что показала это правильно, поэтому хочу сказать прямо. Рейнира знала, в каком мире она жила, она знала, что рано или поздно её попытаются выдать замуж. Её шокирует и убивает не сам факт того, что её насильно сватают, а то, как это делают, и то, что ей выбирают такую бесполезную партию. Я думаю, один из плюсов и минусов Деймона в том, что он сука. Он настолько сука, что ему нет дела до того, мужчина ты или женщина, в его глазах все равны и… ничтожны за исключением узкой группы людей. Идею с разрушением и сожжением Тироша я у кого-то позаимствовала. Но после 127 страниц фф на ао3 я уже не могу сказать точно у кого. Был момент, когда эта история должна была закончиться так: «Он вошёл в покои отца поздней ночью, решительным шагом и не слушая стражников, чтобы застать его с недавно овдовевшей Алисентой и без штанов», — но я передумала🙂. А вы думали, в кого Рейнира умеет быть такой сукой? В Визериса? Пфф. Мамины гены. Я, блять, кончилась, как человек, пока написала это. Во многих фф, где Лейна всё-таки выходит замуж за Визериса, она всё равно несчастна, потому что Отто — пизда, а Визерис — идиот, но, хэй, у неё есть Бейлон, а Бейлон рос, глядя на своего дядю. Он с превеликим удовольствием предложит всем советчикам прогуляться в пасть Балериона. Все увидели, как должен вести себя мужчина, когда его жена пытается создать раскол в его семье и использовать их детей? Записали? Отлично, покажите Визерису. Ланнистер не был бы плохим вариантом, если бы у Бейлы не было других валирийских вариантов. Династия должна поддерживать какой-то уровень чистоты, чтобы управлять драконами. Ко всему прочему это также способствует отсутствию обид. Если выбор валирийца — это правило, то не так обидно, что выбрали не тебя. Да и потом, Тайвин был прав: власть нужно сохранять внутри семьи. С самого начала я видела в Бейлоне этакого благородного рыцаря, немного Алистера, если вы играли в DAO. Смерть Лейны — его переломный момент. Точка ожесточения и невозврата. Эйемон, с другой стороны, никогда таким не был. Никакого благородства, его стоило бы назвать в честь дяди, потому что он буквально молодая версия Деймона. И он больше всех страдает от побега Рейниры, потому что он безумно любит сестру и своих братьев. Видя их страдания, его гнев обращаться на Визериса. Если Бейлон и Рейнира восстают против Визериса сквозь свою любовь, то у Эйемона нет с этим проблем. Инсайт от меня и от которого мне весело: если бы Отто не пытался протащить свою кровь на трон — у его крови был бы реальный шанс в какой-то момент сесть на трон (или постоять рядом, как консорт). Ньютона не наебешь. «Воры прячутся в тени башен и под морскими камнями. Другие делят драконью шкуру, хотя сами должны висеть на стене», — Спойлер.