giddy up cowboy

      Во рту кровь, на лице кровь, на руках кровь, вокруг кровь, внутри — кровь. У человека под языком вырабатывается слюна; у Сэнфорда — кровь, а Деймос жадно ее слизывает. Лезет языком под язык, в самую глотку, ударяется зубами и хорошо, если не начинает кусать зубы — нет, не губы и даже не язык — от переизбытка чувств. Ему негде было учиться целоваться так, как на картинках и в фильмах сомнительного и не очень качества, но у него был Сэнфорд. И свои желания. И желание Сэнфорда угодить.       У Деймоса на жопе прыщ — Сэнфорд. Пальцы Сэнфорда, если точнее. Красивый, такой, контраст, когда в один момент человек разрывает врага пополам голыми руками, а потом нежно проводит по мягкому на теле своего, чего-то или кого-то родного, боясь причинить излишнюю боль и желая защитить от всего мирского; но Деймос в самом начале сказал, что он не оставит Сэнфорда, пока не будет убежден, что каждый их секс он будет чувствовать еще неделю. В противном случае, неделю потом будет уже чувствовать Сэнфорд, а он не был большим любителем лишних неудобств. Да, хуй в жопе — очень удобно, Форд, я тебя понял. Так бывает всегда, когда Деймос ведет их маленькую игру под своим управством, но бывают редкие моменты, когда за управством стоит уже Сэнфорд, выбивая из Деймоса каждый вздох, стон, звук нетерпения, доводит эту неугомонную жопу до того, что тот начинает умолять проявить милосердие и сжать, ну, хотя бы член, если шею слишком опасно. До Деймоса несколько раз доходило, почему Сэнфорд так сильно любит переключаться на слишком влюбленного бойфренда, носить его на руках, целовать колени, костяшки, каждый шрам, яйца, жопу, губы, кончик носа, в конце концов, но каждый раз, когда до него доходила эта очевидная истина, Сэнфорд выбивал из него оргазм до темноты в глазах, шептал на ухо какую-то хуйню, и без пауз тащил на второй-третий круг, потому что спешить же им некуда, работы нет, трогать их никто не собирается, а батарейку в жопе нужно разряжать, если не для всеобщей безопасности, то хотя бы для профилактики. А еще он хочет отомстить за тот каждый спонтанный секс, в котором Деймос его подгонял, потому что задержись они еще на полминуты, и трахаться им придется не в жопу или рот, а в сквозную дырку в брюхе. Перед подзатыльником Деймос тогда умудрился бросить что-то вроде "хотя в этом есть что-то сексуальное". Но месть — это, так, всего-лишь приятное дополнение, но ни в коем случае не причина.       Что там по поводу пальцев? Ах, да. Прыщи. Повезет, если эта прекрасная — Деймоса — задница не будет потом в сине-фиолетово-коричневую точечку, потому что кое-кто — Деймос — захотел в этот раз пошутить про giddy up cowboy, if you're down to ride / you can keep your boots on if you like. Но Cэнфорд — не леди, и даже не женщина. А у них ни стада, ни сеновала, ни, к сожалению Деймоса, лассо. Даже никаких модных сапогов со шпорами и никакой модной шляпы. Зато есть ботинки в крови, и есть Деймос, нависающий сверху и притирающийся голой задницей к члену, но просто так сесть на него — неинтересно, а Сэнфорд же, сука, любит, когда Деймос не спешит. Бойся своих желаний, крошка. "Крошка", правда, все еще ухватившись только пальцами за раскрасневшиеся ягодицы, чуть не насаживает его самостоятельно. Нет, прыщ — слишком грубое сравнение. Прыщ на жопе — больно только на жопе и в одной конкретной точке, а Сэнфорд — больно по всему телу. Особо любимый вид экзекуции.       Если, кстати, задуматься и попытаться сообразить, каким хером на Деймосе ни штанов, ни трусов, но есть надетые ботинки, то можно уткнуться во внутреннюю ошибку системы, тупик, выпасть за текстурки и проматериться на выдохе от зубов на шее, потому что нехуй думать о всякой хуйне, когда на тебе и под твоими руками находится ебучий Деймос. С голой жопой и окровавленными ботинками.       Сэнфорд — красивый под ним, мягкий под руками, приятный под зубами. Со сползшими очками набок, и Деймос не может удержаться, чтобы вернуть эти очки обратно на переносицу. Он их выбирал, как он может так грубо поступить с тем, к чему сам приложил руку? Ведет зубами вдоль скулы, как обычно ведут пальцами, чтобы почувствовать текстуру, и никто не удивится, если Деймос действительно зубами чувствует лучше, чем кожей. Сэнфорд любит прикусывать за ухо — Деймос каждый раз впивается под ним. Сэнфорд постоянно выглядит так, будто на него напала стая дворовых собак: покусанный, побитый, весь в крови. Деймос выглядит так, будто его отпиздили за гаражами за то, что он сказал, что смотрит аниме. Он не жалуется, конечно. На что ему жаловаться? На то, что у него такой сексуальный бойфренд, ебашит всех без разбора и подставляется под руки и зубы как миленький чуть ли не по первому зову? Нет, конечно. А вот Сэнфорд жалуется, потому что в обычное время, когда они не трахаются, он не может обнять Деймоса так, чтобы тот не кряхтел от боли в синяках. Но Деймос-то прекрасно знает, что на метки дрочат они абсолютно одинаково. Просто у Деймоса на вооружении зубы, а у Сэнфорда — руки. Они, как добропорядочные люди, никогда не отрицали ни БДР, ни aftercare, но время от времени Сэнфорд тычет в сине-фиолетово-коричневые пятна явно не из дружеского желания подстебать. И это после того, как в самом начале их нелепых "отношений" — Деймос порадовался, что у него лицо где-то под ухом Сэнфорда, потому что не скривиться он не мог, — Сэнфорд действительно пытался вести себя, ну, слишко нежно и аккуратно.       А теперь специально давит на старые синяки и настойчиво тянет на свой член, решив ограничиться вчерашней растяжкой. Разовая акция, не пропустите! Только вчера и только дома. Растяжка жопы, которую, как любит Деймос: чувствуешь неделю, а пользоваться ей можно целых два, а то и три дня! Консультироваться со специалистом не нужно — при появлении трещин просьба не жаловаться продавцам, а просить своих ебырей зацеловывать всю жопу. Они же вас любят.       — Деймос, — Сэнфорд что-то балаболит ему над самым ухом. Деймос попытался выгрызть у него мысль из шеи. Сэнфорд зовет его второй раз и больно выбивает воздух, насаживая на член до основания. Сказал бы еще команду "сидеть", а то выглядит не как попытка мирно что-то узнать, а угроза.       Деймос чувствует пульсацию в себе, по себе, самого себя; утыкается лбом в плечо, от чего кепка съезжает на макушку, и с некоторой грустью смотрит на свой член, который пока никто и не трогал. Ему и не надо, но сейчас, когда Сэнфорд решил поговорить, единственный, с кем Деймос согласен разговаривать, — его собственный член. Маленький дружок. Мини-Деймос. Двигаться Сэнфорд отказывался и отказывал: пальцы сжимались крепко. Даже потрахаться нормально не дает, обязательно ему нужно залезть под кожу. И даже не под крайнюю.       Так что приходится вопросительно мычать и поднимать голову, утыкаясь взглядом в это несчастное подобие попытки в здоровые отношения. Кого ты пытаешься этим наебать, а?       — Ты не здесь, — Сэнфорд не спрашивает.       Ну ахуеть теперь. А где он? В космосе? Чиллит на балконе в Париже, смотрит на всемирный апокалипсис и пытается понять, какого хуя испанский тут такой выебонистый, с опозданием догоняя, что во Франции на испанском не говорят.       — Вообще-то очень даже здесь, — Деймос сжимает член в себе и слабо двигается, насколько позволяют сильно сжавшиеся пальцы. Он слышит, как Сэнфорд втягивает воздух; он скалится на этот звук и двигается еще раз, вгрызаясь в линию челюсти. Не тут, говоришь? Хорошо, он покажет, что он тут. Слишком тут. Как объяснить человеку, что выпадаешь из реальности во время секса с ним, потому что думаешь о нем? Обычные люди говорят "я тебя люблю", но во-первых, это скучно, а во-вторых, Сэнфорд все равно такой ответ не примет. Член в себя? Запросто. Но не признания в любви вслух во время секса.       — Ты знаешь о чем я.       — Хорошо, раскусил. Думаю о сочных и жирных пездах бразильских красавиц.       — Ты больше по членам.       — Да, и единственная сочная и жирная пизда, которая мне нравится, — это твоя. Не будь занудой и не порти момент, — Деймос мог сделать еще что-нибудь овердохуя сексуальное, чтобы вернуть Сэнфорда на нужную волну, но знает ведь, что, сука, не сработает, поэтому он просто дал ему щелбан и жамкнул за сиську. Левую.       — Деймос, — о нет, он действительно собирается испортить момент. В тот самый момент, когда Деймос до упора сидит на его члене. Победа в конкурсе "найди лучший момент для диалога" достается Сэнфорду. Настоятельно просим зал не хлопать, потому что Сэнфорд проводит пальцем между ягодиц, давит на кожу вокруг члена и смещает его под другим — правильным — углом, но все еще, ебливая сука, не дает двигаться.       — La concha de mi hermana.       — Оставь свою сестру в покое, мужик.       — А говорил, что не понимаешь.       — После твоей ебанной лапуты заинтересовался.       — La puta es tu madre. ¿Que es esta pinche pendejada de mierda? ¿Estamos fallando o no?       Сэнфорд издает уставший вздох, а Деймос чувствует свою маленькую победу. Нет, не в жопе.       Он пытается двинутья на пробу и, о чудо, у него выходит. Деймос однажды пошутил, конечно, что у Сэнфорда встает на испанский, но он не думал, что это действительно работает. Главное, не говорить этого вслух, потому что тогда Сэнфорд опять начнет спорить, лезть к нему под кожу, в мозг, в душу; а Деймос хочет простого человеческого потрахаться. Но если Сэнфорду не нравится, что Деймос думает себе о своем, то Деймос ему устроит не думанье о своем.       — Каждый раз, когда bubble pop попадается в плейлисте, я из всего текста слышу только drive into me, — он проезжается по члену и смотрит на свои пальцы, проходящиеся от шеи к груди, оставляя еле заметно покрасневшие полосы. Еще одна любимая вещь Деймоса: нагревать пальцы до ощутимо горячей температуры, но никогда не доводить до ожогов.       Ожог был всего один раз. На жопе. Это вышло случайно.       — Чем ты слушаешь вообще?       — Ну, явно не жопой.       — Пиздой?       — Твоей мамаши, — Деймос чувствует вторую маленькую победу, но на этот раз уже в жопе. Кажется, такое участие в процесса Сэнфорда все-таки начало устраивать, поэтому он любезно решил продолжить процесс. Какая щедрость. Пальцы с задницы на поясницу, губы к губам, грудью к грудью, а членом ровно в простату, потому что сцеловывать стон всяко приятнее, чем просто терпеть язык Деймоса в глотке.       А Деймос и не жалуется. Деймос все-таки сам лезет пальцами под кожу, Деймос все еще старается не оставлять ожогов, но Сэнфорд выбивает из него воздух, поэтому ему приходится хвататься за плечи, оставлять под пальцами покраснения и смеяться между стонами в рот, потому что конкретно сейчас его разносит не по-детски. Разнесло бы его еще, блять, по-детски, пока он сидит наполовину голый с членом в заднице. В угол его за такую хуйню и неделю без секса.       Но разносит его правда сильно. В голове — каша, а вокруг только трупы, пыль и Сэнфорд, который старается оттеснить собой и трупы, и пыль, и весь кислород разом. Успешно, кстати. Деймос думал, что у него обе руки на пояснице, и он точно знал, что третьей руки у Сэнфорда точно нет, но от стриженных ногтей на загривке ему стреляет вдоль самого позвоночника; передергивает, и до ушей шумом доходит чужой мат сквозь зубы. Деймос предложил перепихнуться тут, чтобы отвлечься от собственных мыслей, но он не знал, что мысли нахлынут с головой, а Сэнфорд придавит их еще и своим ахуительным телом и звонко чмокнет в выпирающий позвонок на шее.       Так что он приходит к решению передавить мысли Сэнфордом. Нахер. Залезть к нему под кожу целиком, свернуться клубочком среди кишок, ласково провести носом под желудком и впиться зубами в печень: она все равно восстанавливается.       Коленями в пол, ртом в рот, руками куда угодно, но чтобы чувствовать под пальцами горячую кожу. Для этой позы надо привстать, так что он грузно плюхается обратно на член, и на этот раз воздух выбивает уже он. Найти нужный угол совсем нетрудно, а вот оставаться — уже сложнее, но он старается. Сбивается, вжимается лицом под ухом, вжимается языком в пульсирующую на шее вену. Его немного напрягает тот факт, что Сэнфорд не будет против, если он до нее прогрызет. Но преданность опьяняет. Эксперты говорят, что чтобы бросить одну привычку, ее нужно заменить на другую — полезную. Деймос попытался сменить курение на Сэнфорда, но теперь они курят одну сигарету на двоих, а желание стабильного вкуса никотина на языке смешивается со стабильным желанием вкуса, блять, пота. Пота, крови, слюны — чего угодно. Сэнфорд как-то сказал, что у него оральная фиксация, а Деймос ему на это оставил яркий укус на внутренней стороне бедра. Это больно, кстати.       — Дей-       — Заткнись.       Опять. Деймос приземляется сильнее нужного, смотрит на Сэнфорда уже злобно, но вместо того, чтобы послать его нахуй, и на понятном, и на родном языке, только перехватывает его за запястье и кладет руку на свой член. И вздрагивает от этого. Вздрагивает, хотя совершенно не ожидал. Вдох-выдох-сдох, из сжатых зубов доносится "por favor", а Сэнфорд, hijo de puta, подстраивается слишком быстро и сжимает у самого основания, зацепив мизинцем еще и яйца, и Деймоса пробивает до самых ступней.       Неудивительно, что прелюдия Сэнфорд любит больше: там больше разброс разнообразия действий, и возможностей больше, и всегда интереснее разогревать тело, чем удерживать его на пике, чтобы ебануло. Потому что ебануть-то должно, а на нервяке, который у них постоянно, иногда довести до этого "ебануть" крайне трудно. Но у Сэнфорда золотые руки, у Сэнфорда просто потрясающие руки. Деймос согласится, чтобы Сэнфорд связал его в узел, отбил его по стенам, сжал как ебучую капитошку, потому что это же Сэнфорд. Его Сэнфорд, который прямо сейчас лезет к нему под плоть и на этот раз уже крайнюю. И Деймос готов его за это благодарить, но, увы, разговаривать ртом через рот он не умеет, да и Сэнфорд, видимо смирившись с тем, что Деймос отказывается идти на компромиссы, начал действовать так, как любит Деймос — быстро и неаккуратно: у Деймоса звезды в глазах, а у Сэнфорда рука соскальзывает с головки, и он сжимает ее слишком сильно, когда возвращает обратно. Если бы Деймос не отвлекался на то, какой же у него все-таки ахуительный бойфренд, он бы кончил прямо сейчас.       Деймосу хочется сказать, что не ставь Сэнфорд тупые претензии про "не здесь", он бы уже дважды кончил, но знает ведь, что дело не в тупых вопросах, а в его тупой голове. Головке. Сэнфорд ловит момент, толкает бедрами, и у Деймоса сводит все тело, а чувствительность концентрацией уходит в ту самую головку, и Сэнфорд ее сжимает, и, блять, он бы многое сейчас отдал, чтобы его член обхватывал рот, а не рука. Но Сэнфорд так не согнется, а Деймос просто-напросто сдохнет, если это случится. А ему нельзя. Сэнфорд расстроится.       Не думать. Точно. Не думать. Деймос хотел не думать. Деймос хотел нормально потрахаться, а в итоге сам себе все и испортил. А Сэнфорд — единственный с мозгами здесь — и тот заканчивается, потому что Деймоса много, и Деймос везде. Деймос на его члене; Деймос шарится руками везде, где достанет; Деймос жмет пальцами в плечи; Деймос вылизал везде, где ему позволяет сейчас акробатика. Сэнфорда опять ведет, он опять шепчет какую-то чувственную хуйню, которую Деймос опять пропускает мимо ушей. На этот раз не потому что ему не хочется слушать, а потому что кровь бьет в уши так сильно, что он и собственных стонов-то не слышит, а он еще немного и начнет скулить.       У Деймоса темнеет в глазах, он жмурится; чувствует, как пульсирует член в прямой кишке; как Сэнфорд, сука такая, даже не спросил, а можно ли ему кончить внутрь. Он все равно бы разрешил, конечно, но доебаться все равно потом надо. Только сейчас он начал понимать, насколько у него противно липнет одежда к коже, насколько неудобно не иметь штанов, но иметь ботинки, и как приятно вжиматься лицом Сэнфорду в шею в попытке отдышаться. В голове только приятная пустота, и, спасибо, Форд, голове — единственное место, где сейчас пустота ощущается действительно хорошо. Никто из них никуда больше не спешит.       Тишина и покой, которые нарушают только тяжелые выдохи.       — Дей.       Деймос готов пробить ему голову прямо сейчас.       — Деймос, посмотри на меня.       И Деймос смотрит только из благодарности за такой старательный оргазм. Но смотрит неблагодарно, потому что нормально отойти от него он все равно не дает. Хотя выглядит это все равно смешно. А потом он видит красные отпечатки собственных рук на плечах. Он видит ожоги, видит укусы на плечах, челюсти, шее — везде. Он видит запыхавшегося Сэнфорда с улыбкой абсолютного, блять, удовольствия. Сэнфорда, который жалуется ему на секс во время миссий, и сидящего сейчас посреди и своей, и чужой крови с довольной рожей. У Деймоса щемит даже не в груди — в яйцах. Деймос лезет языком в рот и целует, но, знаете ли, крайне неудобно целоваться, когда у тебя улыбка от уха до уха.       Где первое — твое, а второе — нет.