у паучьей двери
7 июня 2024 г. в 01:57
Портер никогда не думал, что окажется в этом месте и в этом моменте, но череда случайностей в жизни была достаточно запутанной даже для паутины, которую он плёл в свободное от других дел время. Паутина эта была из чужих волос, искусно выполненная и отделённая от владельцев не только ножницами и бритвой, но и парочкой запрещённых оккультных практик. Таких, о которых не принято писать даже в некоторых книгах, из которых ещё не стёрли всё лишнее, издевательским замазав диковинными пигментами. У Голубя память многим лучше, чем у листов бумаги и даже некоторых глиняных табличек.
Некоторые ножницы созданы для резки по коже и мясу, иначе они не работают. Портер и сам мог пошутить, что его парикмахерское дело завершилось на том, что он отрезал кому-то ухо, и в шутке даже была бы доля правды, но сам себе он обещал никому не рассказывать, за что оказался в стенах Бюро Умолчания. Хорошо ещё, что смог оттуда выбраться — на тот момент он не представлял особого интереса, действуя скорее по наитию нежели из понимания. Сны его были редкими, далеко в них зайти не получалось, и это было заметно опытным детективам. Они сами, вероятно, были намного более успешными исследователями Мансуса, нежели большинство ими изловленных. Портер, впрочем, совершенно не знал, каким чудом увернулся от обвинений. Они просто исчезли, оставив после себя обещание никогда не говорить об этом.
Однако прямо сейчас, в этих месте и времени, Портер физически находился в стенах Бюро Умолчания, путая документы, внося в них хитросплетённую ложь. Не было бы в этом ничего странного, заметай он следы за самим собой, но… У него появился друг, о котором нужно было позаботиться. Немного зажатый, очень честный и искренний друг, у которого под кожей светилось что-то такое, что хотелось достать оттуда и рассмотреть поближе. А как это сделать, если его запрут здесь? Портер не собирался делить свою честно выловленную в кафешантане добычу ни с кем из детективов. Да и не с детективами — тоже.
Кроме того, что Портер дал себе обещание не рассказывать о том, почему именно он бывший парикмахер, он дал себе обещание и добраться туда, куда не смог в прошлом. Он отрезал былое от себя ножницами, местами вытравил собственной кровью и даже пролил пару слёз. Ещё неделю в доме пахло палёными волосами и самую малость свежим мясом, но вскоре это прошло. Портер тихо и терпеливо выращивал себе новое воплощение, от которого будет не так-то легко избавиться. Разве что стащить с себя вместе с кожей, разобраться по косточкам и вывернуться наизнанку. Цирюльники действительно могли лишить многого, но не всего. И не всех.
Лео был честным малым, но не очень уверенным в себе и собственных силах. Решимости в нём при этом было с лихвой, что он активно демонстрировал, добывая всё новые книги и музыкальные инструменты. Лучше всего ему давалась перкуссия — он филигранно стучал пальцами не только по музыкальным инструментам, но и по телу, выискивая болевые точки и что-то ещё, что одному ему известно. Иногда это было больно, но чаще всего довольно приятно — вибрация от ударов походила на мурчание и казалось, что не перестанет резонировать никогда. Ритм, что способен брать и поддерживать Лео, мог бы сводить с ума, если бы он только к этому стремился. Но всякий раз, убирая руки, он спрашивал — хорошо ли справляется? И Портер клялся ему, что да, но Лео всё равно не мог до конца поверить.
В этом мире было много странных вещей, в которые верилось с трудом, например, осушённый Чашей Прилив, бродившие свободно скаптодонты, невероятные танцы перкуссигантов. Культы многое воспевали, многому поклонялись и были древнее некоторых существ, что родились по воле Часов. Книги рассказывали об искажённых пространствах, Доме Луны, нефритовых фонарях, любовных трагедиях Вечных и секретах, что зарыты под пологом Леса. И во всё это Лео безоговорочно верил, а в свои силы — нет. Где-то в глубине своей души он знал, что способен на многое, что неспроста видит эти сны, что под его кожей есть ещё одна, плотная, как у Мира, но всё ещё сомневался. Потому он был рад, что у него появился новый, гораздо более уверенный друг. Портер не выказывал никаких сомнений в принципе, только хмурился вечно, потому что вокруг всё было не так. К его чести, он умел объяснить, что именно, и был в этом чертовски конкретен: от того, как именно гладить его по плечу до того, под каким углом заносить бритву над телом жертвы. Это не помогало понять Портера или примириться с причудами, но позволяло ловко подстраиваться, как в танце — шаг вперёд, шаг назад, поворот, шаг вправо, дальше в непредсказуемом направлении, главное не останавливаться.
Лео, жизнь которого на время была спасена, обещал ответить на это благодарностью и относился к этому со всей серьёзностью. Он считал, что ни один пошлый способ, иллюстрации которых украшали валюту тайного мира, не годился на роль искренней благодарности. Да, удовольствия — это очень здорово, но не только в них дело. Возможно, важнее внимание. Что может быть лучше, чем ответить этим на избавление от внимания нежелательного? Лео был заботлив — он знал, где достать вкусную солодку и сделанные из неё лакричные конфеты, научился разбираться в табаке и готовить интересные коктейли. Это было не столько для Портера, сколько для собственной уверенности в правильности происходящего. В доме Портера начали появляться его вещи — запасная одежда, какие-то памятные мелочи, собственная бритва, не сильно нужная ему большую часть времени. Он обещал себе не спрашивать Портера о том, что когда-то случилось, и не напоминать о бывшей профессии. С этим Портер справлялся и сам. Лео готов был поклясться, что тому доставляет определённое удовольствие внезапно сделать что-то странное или оказаться в неожиданном месте в неподходящее время. Когда-то они так столкнулись, сбегая из кафешантана. Потом поцеловались. Потом решили, что вместе исследовать Мансус — неплохая идея. Некоторые танцы лучше исполнять в паре, а не в одиночку. Обещание быть вместе до самого конца было достаточно искренним.
Портер вертел в руках ножницы, ероша волосы Лео. Может он и был парикмахером в прошлом, даже остриг всё былое, но навыки никуда не делись — он всё ещё ловко орудовал инструментами и с удовольствием вспоминал, как это было в прошлом. Лео ему доверял и свою голову, и жизнь, а потому спокойно сидел, слушая это назойливое щёлк-щёлк-щёлк, похожее на трепет крыльев насекомых. Не беззвучных бабочек, а чего-то другого… Такого, что живёт под его собственной кожей и иногда становится заметным. Того, за чем пристально следит Портер, когда не может оторвать свой взгляд. Они оба любуются формами и тем, как те изменяются. В этом есть определённая магия момента, как в танце — па за па, по кругу и в вечность. Лео обещал себе никогда не останавливаться.
На самом деле Лео умел делать то, что должен, даже если ему это не нравилось. Он мог сомневаться в себе, в выбранных путях и верности решений, но никогда не сомневался в том, что говорит ему сердце. Влюбился — да, хочет идти к больше — да, готов закружиться в танце — тоже да. Была лишь одна маленькая деталь… Некоторые обещания были несбыточными. Как невозможно ни разу не заикнуться о прошлом, как невозможно всегда поддерживать вопреки всему, так и невозможно отказаться от высших целей, даже если их достижение идёт вразрез с построенными ранее планами.
У Паучьей двери случалось трагедий больше, чем на Лестнице ножей или в Музее червей, если туда удавалось попасть. Доверчивые влюблённые бросали друг друга на её порог, проливали слёзы и кровь, прощаясь. Лео знал, что не просто так под подушкой Портера всегда есть опасная бритва. Лео также знал, что однажды ему самому придётся воспользоваться ею, если он не хочет лишиться своих покровов раньше, чем будет к этому готов. Он обещал себе, что сделает это лишь в крайнем случае. Лео даже взял с Портера клятву, что тот не станет делать ничего такого, что все их шаги будут либо совместными, либо в противоположные стороны — иногда стоит и разойтись несмотря на всё общее и желаемое. Наверно, они никогда не смогут понят друг друга на самом деле.
Лео обещал ему, что не уйдёт. Что его сердце будет биться, что сам он будет в безопасности, и что с ним — тепло и уют. В том месте и в то время это было правдой. Но если нужно что-то отсечь, чтобы сохранить самое ценное… Лео не смог бы поклясться, что не сделает этого, потому что слишком дорожил обещаниями, которые можно принести в жертву.