I like shiny things (but I’d marry you with paper rings)

Насколько вообще трудно может быть сделать предложение? По любви и по доброй воле, разумеется, после почти трех лет в отношениях и двух с половиной — совместной жизни? Люку это приходится почувствовать на собственной шкуре, в самом худшем проявлении. Это все, о чем он думает вот уже месяц. Дома или на свидании в целиком забронированном ресторане, чтобы избежать лишних глаз? Вставать ли ему на одно колено? А что сказать? Может, ему и вовсе просто сунуть коробочку с кольцом в зубы Вхагар и отправить ее вперед себя, чтобы Эймонд уж точно ничего подобного заранее не ожидал и удивился? Ясно сразу было лишь одно — чтобы подарить ему кольцо, кольцо это нужно сперва купить, ну а это оказалось отдельной болью в заднице. Колец Эймонд не носит. Совсем. Никогда. Никакого шанса для Люка даже в случайном разговоре выяснить размер его безымянного пальца, не то что взять уже имеющееся кольцо и отнести его в ювелирный салон, чтобы найти такое же. Свои печаль и разочарование по этому поводу Эймонду он выразить, конечно, не мог. Джейсу тоже — тот с Эймондом, вроде как, дружит, хотя оба странно смущаются и отказываются это так называть. Даже маме ничего пока было не сказать: она ведь, в конце концов, постоянно общается с матерью Эймонда и абсолютных гарантий их молчания по такому поводу Люк получить не надеялся. Решение же проблемы возникло само собой — дедушка Корлис. Объявившись в его офисе по редкому доверенному наследнику корпорации поручению, Люк быстро изловчился превратить свое и без того недолгое рабочее время в сеанс психотерапии, где сам он, развалившись на диване в кабинете у деда, рассказывал тому о своих планах на свадьбу и дальнейшую жизнь, а дед в ответ серьезно кивал, задавал уточняющие вопросы и предавался приятным воспоминаниям о том, как это было когда-то у них с бабушкой. Недостаток же всей этой, казалось бы, безупречной затеи обнаружился весьма скоро — грядущую свадьбу внука дед воспринял с уж слишком яростным энтузиазмом. Вот и теперь под вечер Люку приходится предусмотрительно сбежать в спальню, увидев его звонок на экране телефона, и выслушать короткое вступление из приветствий и расспросов о его делах, прежде чем получить ожидаемое: — Как там с вашей свадьбой? Люк глубоко вдыхает. Выдыхает мимо телефонного микрофона. — Потихоньку. — Как мне это понимать? — дед мигом чует что-то в его голосе, и секунды спуску не дает. Вот проклятье… — Вы выбрали дату? Место? Надеюсь, нет, потому что я настаиваю, чтобы церемония прошла на Дрифтмарке, и… — Я все еще не сделал ему предложение. — … а если твоя мама будет предлагать… Постой, ты… что? — Я все еще не сделал ему предложение, — повторяет Люк, трусливо уронив голос до шепота, чтобы Эймонд никак не услышал его из другой комнаты. В трубке повисает тишина. Легкая, будто привязанный к шее камень. — И как мне это понимать, Люцерис? — интересуется дед. Вот так сразу и к полному имени? Дела плохи. Люк вздыхает. — Я правда собираюсь, — клянется он совершенно честно и снова прибегает к забитому шепоту: — Но я никак не подберу кольцо… — У меня найдется два часа в четверг, — тут же сообщает ему дед, прошелестев страницами ежедневника, который он по-старинке ведет только на бумаге. — Я пришлю за тобой водителя, и мы вместе поедем в ювелирный салон. Понял? — Не в этом дело, — Люк качает головой собственному отражению в зеркале. Выглядит он грустно прямо как Арракс, когда Эймонд запрещает кормить его со стола. — У меня уже есть одно на примете, но я не знаю его размер. Дед громко хлопает ежедневником. — Что это за глупости? Просто возьми какое-нибудь из его колец с собой. Когда я делал предложение твоей бабушке, мы даже вместе еще не жили — мне пришлось втайне сговариваться с ее матерью. Вот это было приключение, а ты свои отговорки, дружок, оставь при себе! — Я бы рад взять, но у него их нет. На той стороне провода скрипит кресло, на которое дед растерянно откидывается всей спиной. Люк будто живьем видит эту картину. — Ни одного? — уточняет дед недоверчиво. — Может, ты плохо искал? — Я все проверил уже два раза. У него есть часы и семиконечная звезда на цепочке — ничего кроме них он не носит и в ящиках не держит. — Ладно, — припечатывает дед, чуть подумав, — дам тебе сроку до следующей недели. Как хочешь, так это и выясни, а кольцо я оплачу. Не экономь. Люк невольно усмехается. То, насколько Эймонд пришелся по душе его дедушке для него до сих пор остается чем-то удивительным. Тот еще ни одного шанса не упустил, чтобы не выкрасть его у Люка на каждом мероприятии, где они появлялись вместе, и затащить куда-нибудь слушать истории из его юности во флоте, изучать модели старых кораблей или пробовать странные вонючие сигары, доставленные ему откуда-то из Вольных городов — Эймонду, в отличие от Люка с братьями, это и правда интересно. Это, должно быть, какой-то особый талант. С ровесниками ему общаться нелегко даже сейчас (друзей ближе Дейрона у него так и не появилось), зато со старшими он находит общий язык будто фокусник. Каковы вообще были шансы, что хоть кто-то читал обожаемую дедом невыносимо длинную и скучную книгу про путешествие какого-то ибенийского китобойного судна длиной в год? Люк про нее даже не слышал до первого визита Эймонда на Дрифтмарк, а вот Эймонд, как оказалось, изучил ее от корки до корки и поразил деда в самое сердце, будто гарпуном кого-то из ее персонажей. — Хочешь посмотреть его со мной на следующей неделе? — спрашивает Люк с невольной улыбкой. — Тебе понравится. — Разумеется. Дам тебе знать, когда буду свободен… — Люк, — дверь в спальню резко распахивается. — Ты не видел Арракса? Люк подпрыгивает на месте, будто застуканный за делом воришка, и бросает трубку прежде, чем голова его сформирует разумную мысль, что ничего противозаконного он, в общем-то, тут не делал. — Я… — давит он затравленно и прочищает горло. — Не видел. Нет. Эймонд смотрит на него со странным подозрением, но все комментарии, благо, оставляет при себе, только придирчиво оглядывает комнату. — Не могу его найти. Им пора гулять, Вхагар уже готова. Люк поднимается из кресла, быстро сунув телефон в карман джинс и на секунду задержавшись в дверях, чтобы дотянуться и поцеловать Эймонда в лоб. — Он на тебя обиделся — за тот стейк за обедом, который ты запретил ему давать. Сейчас его найду. Эймонд не идет за ним следом, так и стоя в дверях их спальни с поводком в руках, но его взгляд странно жжет уходящему Люку спину.

***

Следующие дни никаких новых успехов Люку на его нелегком пути не приносят. У него кончаются идеи. Все. Выжженная пустота и полная безысходность. Он даже с Эймондом в эти дни почти не разговаривает, следуя их заведенной рутине на автомате. На автомате готовит ужин, на автомате уходит на пробежку, на автомате отвечает на вопросы, на автомате включает что-то на телевизоре, чтобы не пришлось разговаривать. Это оказывается какой-то неперевариваемой Эймондом глупостью, герои которой обязательно женятся в самом конце, и у Люка от этого впервые тоже сводит зубы. Он щелкает пультом, выбирая фильм, снятый во времена, когда их матери еще в песочнице игрались, который Эймонд смотрел добрых раз семь. Он и сейчас мигом материализуется в гостиной, заслышав первый же диалог персонажей, и заканчивает расчесывать и заплетать волосы уже на диване, подсев к Люку, а после укладывает голову ему на плечо. Свободной рукой Люк находит одну из его рук. Они ему нравятся: длинные и аккуратно узловатые пальцы, четкое плетение вен, узкие запястья и мягкий пушок серебряных волос. Люк медленно гладит острые костяшки, перебирает пальцы и тоскливо думает о том, что прямо сейчас мог бы измерить нужный ниткой по советам из интернета, но Эймонду этого никак не объяснишь, сохранив тайну. Слишком маленькое Люк ему на палец даже не натянет, а слишком большое невозможно будет носить. Люк распрямляет собственную кисть, сравнивая с чужой рукой, пока та лежит на ней. Сама ладонь немного уже, а пальцы тоньше — и по себе тоже не примеришь. Видимо, Эймонд замечает его тоскливое настроение, потому что поднимает на него лицо и тихо спрашивает непривычное: — Все нормально? Люк рассеянно кивает и целует его в лоб. — Все хорошо. Правда.

***

До назначенной встречи с дедушкой у Люка остается всего один день, и он с самого утра не находит себе места. Для верности он еще раз одолевает собственную совесть в неравной схватке и залезает в ящик с вещами Эймонда, убеждаясь, что и правда не пропустил там случайного кольца. Не пропустил. Это точно тупик. Он вытаскивает собак на прогулку и нарезает круги по парку до тех пор, пока Вхагар не начинает тянуть его в сторону дома всем весом своего огромного тела. Тогда-то Люк и решает, что будь что будет и на обратном пути покупает две бутылки вина к ужину: Эймонд спит ужасно чутко, но если получится его напоить, может выйти и незаметно обернуть вокруг пальца нитку. Окрыленный этой идеей, Люк два оставшихся до возвращения Эймонда часа проводит у плиты, хлопоча над несколькими блюдами сразу и, воровато прислушавшись к шуму за дверью, бросает обеим собакам по куску мяса. В конце концов, повод для праздника есть, пусть никто кроме него и деда о нем пока и не знает. В этот вечер он старается вести себя как обычно, никак не выдавая ворочающегося в животе предвкушения и не слишком наседая на Эймонда с вниманием, но вместе с тем целью своей ставит не дать его бокалу опустеть. На деле это оказывается куда труднее, чем Люк думал — потому что теперь настает черед Эймонда быть с ним странно молчаливым, а сев за стол он лишь в задумчивости крутит вилку в руках, ни к чему не притрагиваясь. — Нам нужно поговорить, — роняет Эймонд в эту затянувшуюся тишину, но не поднимает взгляда от светлой скатерти. Фраза эта и тон голоса невольно бьют поддых, но Люк все равно растягивает губы в широкой улыбке, не подавая виду. — Конечно. О чем? Сколь плохую новость ему предстоит услышать? Их просят выселиться из квартиры? Пришли результаты ежегодных анализов Вхагар, и в этот раз завидное здоровье старушки все же начало подводить? Люк успевает перебрать все самые плохие варианты, когда Эймонд наконец выливает на него ушатом ледяной воды: — У тебя кто-то появился? Он не поднимает глаз, в нитку сжимает губы. Люк подмечает это раньше, чем сами слова все же проникают ему в голову и обретают смысл. — О чем ты? — только блеет он потерянно. — С чего ты взял? Как ему это в голову пришло? Еще и ровно в то время, когда сам Люк всю голову сломал, как лучше сделать ему предложение и перевести их отношения на новый уровень? — Отвечай прямо, — цедит Эймонд тихо, с яростным звоном опуская вилку на стол. — Ты думаешь, что можешь мне врать, а я не догадаюсь? Странно себя вести, скрывать от меня что-то, говорить с кем-то, закрывшись в нашей спальне? Раньше твой телефон валялся где попало, а теперь ты не оставляешь его без присмотра даже на минуту. Люк даже слов в себе не находит, чтобы на это ответить, и Эймонд тяжело сглатывает и припечатывает новым вопросом, не ожидая ответов на предыдущие: — Кто он? Ты приводил его в нашу спальню, так ведь? Ты позволял ему трогать мои вещи? Они снова лежат не на своих местах, как неделю назад. И как десять дней назад. Думал, я не пойму? Боги, во что же он влип? Люк подскакивает со своего места, едва не опрокинув стул, и в один шаг отказывается перед Эймондом, пытаясь схватить того за руки и заставить выслушать. — Не трогай меня, — Эймонд вьется змеей и не дается ему, пытается зло пнуть по колену, — отвечай, ты мне изменяешь?! — Ты не так понял. Правда, все не так! — Вот как? Как же… Он затихает вдруг, когда Люк ухитряется обеими ладонями схватить его за лицо и заставить взглянуть на себя. Глаза у него злые и мокрые — Люку провалиться хочется, когда он это видит. Он опускается на колени, чужие дрожащие от ярости руки обхватив клеткой пальцев. Какое ужасное время и какая ужасная сцена, но либо он сделает это сейчас, либо потеряет возможность навсегда, не объяснившись. — Я… — он вмиг теряет голос, беспомощно озираясь по сторонам и все яснее осознавая, что упустил свой шанс на достойное предложение, которое Эймонд заслуживает. Вместо кольца — пустые руки, вместо музыкантов — внимательно наблюдающие за их ссорой собаки, вместо приподнятого хорошим вечером настроения — злая слеза, которую Эймонд упрямо катает по глазу и никак не отпустит на волю. — Ты выйдешь за меня? — Люк берет его вмиг обмякшую руку и кольцом оборачивает свой указательный палец вокруг его безымянного. — Я обязательно куплю тебе настоящее кольцо, я просто не знал твой размер. Пытался выяснить все это время… Эймонд не отвечает. Хуже того — он вдруг зло выдергивает у Люка свою руку и встает с места. — Идиот, — шипит он, пытаясь не шмыгнуть носом, и вылетает прочь из столовой. Люк чувствует ком в горле. Гадкий, удушливый. Неужели не поверил? Неужели это… все? Заглянувший в комнату Арракс неловко взмахивает хвостом, встречаясь с ним взглядами, а Вхагар только смотрит недовольно и вновь опускает свою тяжелую голову на лапы. В глубине квартиры Люк разбирает хлопок двери в спальню и яростные приближающиеся шаги. Эймонд появляется на пороге с предательски покрасневшим носом и вместо слов вдруг дергает неловко мнущегося в центре комнаты Люка на себя, губы его ловя своими губами. Люк сам цепляется за него обеими руками, будто отпустит — и это точно будет навсегда. — Идиот, — повторяет Эймонд в душный воздух между поцелуев. Его рука тычется Люку под ребра, и он опускает взгляд. Коробочка из синего бархата в руке… Эймонд откидывает тугую крышку, тяжело сглотнув. — Я ждал годовщины, — шепчет он глухо, — чтобы предложить тебе… — Это значит, «да»? — Конечно это значит «да», — Эймонд прямо на глазах краснеет и калится. — Дай мне сюда свою руку, поживее… Кольцо садится как влитое — золотой ободок с тремя маленькими сапфирами разного оттенка… Точно то же, что Люк сам присмотрел для него, и вместо слов он утягивает Эймонда в новый неуклюжий от чувств поцелуй. Он сам подумывал дождаться годовщины, но не утерпел. Он хотел Эймонда скорее, навсегда… А за настоящим кольцом они завтра могут поехать и втроем, обрадовав дедушку.