Чишии Шунтаро совсем не привыкать быть одному.
Не привыкать быть одному в толпе вечно спешащих куда-то людей в оживленном районе Токио; не привыкать в шумных, идеально белых, стенах больницы, от которых изо дня в день отражается горький родительский плач; не привыкать в новом, странном мире, негласно прозванным Пограничьем, где каждый под влиянием незримого Бога обнажает свою озлобленную душу. Потому, отбившись от своих спутников в погоне от безжалостного убийцы Короля Пик, Чишия не чувствует ровным счетом ничего. Зато выйти победителем из психологической игры-пытки Червового Валета было невероятно приятно… приятно до сладкого трепета в груди. Неплохая мыслительная разминка точно перед тем, как Чишия бросит вызов самому интересному, по его скромному мнению, гражданину Пограничья. Игру Бубнового Короля он предвосхищал верхом совершенства, требующим использовать все грани интеллекта, стратегию и сообразительность. В тот момент Шунтаро явно не догадывался о скором будущем, в котором он окажется привязан руками и ногами к скрипучему стулу в квартире старого жилого комплекса; избитым до состояния, когда уже, в общем-то, все одинаково безразлично. Нираги Сугуру не догадывался тоже — он знал. Знал еще тогда, когда грязный предатель опалил огнем его лицо и тело; знал, чувствуя запах собственной горелой плоти; знал, ненавидя Чишию самой животной и остервенелой ненавистью; знал и с безумной скрупулезностью воплощал в действие свой план отмщения, который был обязан подарить ему покой.***
— Нираги, — глухо шепчет Чишия, с трудом разлепляя глаза. Руки и ноги до кровоподтеков сдавливает льняная веревка, обмотанная вокруг ножек и спинки стула. Он пытается шевельнуться, но вместе с резкой пульсирующей болью, пронзившей все тело, ощущает, с какой решимостью сопротивляются тугие узлы. Небольшая комната погружена в предрассветную темноту, разгоняемую яркими вспышками горящего в небе дирижабля Бубновой Королевы. В этом хаотичном мерцании Чишия замечает бордовые пятна на своей некогда белой толстовке. — Выжил всё-таки. — А ты, смотрю, разочарован. — Нираги сидит на полу напротив него, устало облокотившись о стену. Дыхание, рваное и болезненное, больше похоже на хрип; сам он весь в обгорелых лохмотьях, в которых отдаленно угадывается прежняя черно-белая рубашка; рука лениво крутит пистолет, палец будто врос в курок. — Нет. Я надеялся тебя увидеть. — Чё ты несешь, ублюдок? — кривит губы Нираги, оголяя верхний ряд зубов, и подается вперед, локтями упираясь в колени. — Из-за тебя я чуть не сдох! — Ты сильный, Нираги, поэтому выжил. Можешь собой гордиться, — Чишия подчеркнуто добро улыбается и тут же ощущает, как на это движение болезненно отзываются лицевые мышцы. Воображение мгновенно дорисовывает в голове новое лицо с многочисленными гематомами, оставленными ботинками бывшего военного. Нираги сильно его разукрасил… — Хах, гордиться, говоришь… Вот как ты это видишь. Теперь считаешь себя не только самым умным, но и самым, мать его, добродетельным? — Сугуру презрительно сплевывает под ноги пленника, и несколько капель слюны вылетают на его кроссовки. — Может, мне тебе еще спасибо сказать? А? Чишия сипло смеется, опуская голову, и серые пряди окрашенных волос скрывают его глаза: — Раз тебе так хочется… — Закрой рот, сучка! — со злостью кричит Нираги и сильно пинает ножку стула, слышится резкий скрежет и короткий стон: стул падает, а вместе с ним падает и Чишия. Черноволосый шумно поднимается и, нависая над ним, произносит с ехидной ухмылкой: — Полежи пока, Чишия, я же вижу, как ты устал. Считай это моей бескорыстной добродетелью. Неопределенное время лежать на спине, привязанным к стулу, перспектива не из приятных, но куда неприятнее просить садиста, ненавидящего Чишию всей душой, поднять его с пола. Потому Шунтаро без промедлений делает свой выбор и, едва хмуря брови, молча отворачивается, боковым зрением видя удаляющийся из комнаты силуэт. Судя по наступившему за окном рассвету; яркому солнцу, поднявшемуся высоко в облака; и небу, окрасившемуся в закатные оттенки, Чишия провел в таком положении более пятнадцати часов. Стоит ли говорить, как сильно затекло его тело, и без того изувеченное Нираги? Шунтаро силится вспомнить, как попал сюда. Он выходит из игрового здания после своей гениальной победы в игре Червового Валета, чувствует в голове болезненную резь и теряет сознание — единственные яркие пятна в туманных воспоминаниях. Видимо, ему прилетело по голове чем-то тяжелым, о чем свидетельствует вздыбившаяся на затылке шишка. Вкус победы воистину способствует потери бдительности, и, сделав такой вывод, Чишия больше не ошибётся никогда. Нираги не было так долго, что блондин мысленно предполагает, будто этот полудохлый в одиночку поперся на игру с каким-нибудь Бубновым Королем и уже гниет где-нибудь в Пограничье — на этот раз по-настоящему, — убитый в голову небесным лазером. Эта мысль изрядно его веселит, веселит намного больше неутешительной возможности провести оставшиеся дни визы здесь — в заросшем сорняком-мутантом многоквартирном доме, будучи намертво привязанным к валяющемуся на полу стулу. И это не говоря о дикой жажде, что преследует Чишию с момента его пробуждения. Но смерть из-за прекращения визы или голода, по его мнению, не самая страшная смерть. Куда ужаснее погибнуть от рук Короля Пик, который, словно безжалостный хищник, рыщет своих жертв даже в густых непроходимых лесах на окраине Пограничья. Как бы парень не хотел признавать, но от него не спрятаться. Погруженный в свои размышления, Чишия наконец проваливается в сон. Он не видит вошедшего глубокой ночью Нираги и совсем не чувствует, как тот медленно избавляет его тело от веревки и укладывает на кровать.***
Чишия просыпается резко, невольно дергает плечами и с облегчением понимает, что наконец свободен. Красные следы-браслеты на запястьях болезненно ноют, но парень не обращает на них внимания, напряженно всматриваясь в плотный сумрак комнаты. Когда его карие глаза наконец привыкают к кромешной темноте, он видит Нираги, лежащего на кровати рядом с ним. Он спит, удобно устроившись на боку, и крепко держит на уровне груди направленный на Чишию пистолет. Первая мысль, возникшая в голове у Шунтаро: надо валить! Следом за ней появляется навязчивая вторая: Нираги может притворяться спящим. Если это правда, то стоит Чишии подняться на ноги, как этот сумасшедший пристрелит его на месте. Как бы сильно блондин не любил наблюдать и выжидать, сейчас перспектива, что ситуация разрешится сама собой, ему явно не прельщала. И, помимо прочего, его беспокоило кое-что еще. Упрямые вопросы, заставляющие Чишию неподвижно лежать в заправленной пёстрым пледом постели и ждать, когда проснется единственный человек, способный дать ответы. — Проснулся, погляжу, — раздается хрипловатый голос. Чишия поворачивает голову и встречается взглядом с мрачными глазами Нираги, в его неестественно спокойном выражении лица блондину чудится усталость и выстраданное равнодушие. Такое выражение лица Чишии было знакомо: он видел его у матерей с прежде красными и опухшими от слез глазами, которые в конце концов смирились с неотвратимой смертью своих детей. Возможно, Нираги Сугуру тоже с чем-то смирился? — Не такое доброе утро я себе представлял, — с легкой усмешкой признаётся Чишия, обращая внимание военного на свои покрасневшие запястья. И этим действием он вовсе не пытается вызвать чувство вины, которое, очевидно, Нираги несвойственно, а лишь стремится узнать: — К чему была эта верёвочная пытка, Нираги? — Ха, если тебя успокоит, это было не запланировано. Ты сильно меня взбесил. Понравилось? — заносчиво спрашивает он, будто и впрямь гордится тем, что сделал. — Оценю, скажем, на… — Чишия задумчиво мычит, и его руки, прежде лежащие на животе, плавно скрещиваются на груди, — тройку пик максимум. Неожиданно пространство заполняет трескучий смех Нираги, отчего бывший пленник вопросительно приподнимает бровь. — Не будь таким, — бывший военный запинается на мгновение, — забавным, Чишия. — Иначе что? — Иначе передумаю тебя убивать, — произносит Нираги неожиданно серьезным тоном. — Так я здесь за этим? — вопрос из его уст больше походит на утверждение, но Сугуру все равно коротко кивает. — Так чего медлишь? — Думаешь, не смогу? — темноволосый приподнимается на локтях, теперь наведя дуло пистолета прямо в лицо Чишии. — Думаю, что ты сам не понимаешь, чего хочешь, — совершенно спокойно озвучивает Шунтаро. Нираги садится — его сгорбленный силуэт в темноте комнаты выглядит угрожающим, — взводит курок пальцем и без промедлений нажимает спусковой крючок. Чишия резко дергается в сторону, чуть ли не валится с кровати, но с облегчением осознает, что пуля прошла над головой, застревая в бетонной стене. Нираги всего лишь играет с ним. А может, это последний предупреждающий выстрел перед тем, как он вышибет ему мозги. — Понимаю, — говорит бывший военный, зло прищуриваясь и улыбаясь. — Это неискренне. — Чишия не отводит от оружия настороженного взгляда; чтобы не всколыхнуть Сугуру, медленно приподнимает руки и усаживается, скрещивая ноги перед собой. Темноволосый молчаливо за ним наблюдает, но не останавливает. — Тебе ли говорить об искренности? — Я никогда тебя не ненавидел, Нираги. Это моя правда. Шунтаро видит, как в его черных глазах вспыхивает ярость. Нираги грубо хватает его за запястье, сжимает так, что блондин болезненно морщится, и прислоняет его ладонь к своей щеке: — Эти шрамы оставил мне ты, ублюдок, — шепчет он исступленно, чувствуя, как чужие пальцы подрагивают под его хваткой. — И после такого ты осмеливаешься на эту наглую ложь?! Я ненавижу тебя, Чишия Шунтаро, и эта ненависть будет со мной до самой смерти. Какое-то время они неподвижно сидят в таком положении, неясно смотрят друг на друга и молчат. Тишину комнаты заполняют два рваных дыхания, и Чишия отчаянно силится понять, что между ними на самом деле. Неожиданно Нираги резко втягивает носом воздух и касается губами чужих губ — поцелуй-мгновение, потому что он сразу же отстраняется, напряженно ожидая ответной реакции. — Молчишь? Такая искренность тебя не устраивает, а, Чишия? Блондин не отвечает, и бывший военный окончательно теряет терпение. Он убирает пистолет за пояс и садится на бёдра парня, лихорадочно стягивая с него белую толстовку и задирая кверху черную футболку. Чишия не сопротивляется, ни один мускул не дрогает на его лице. Нираги с силой прижимает его руки к кровати по обе стороны от головы и проводит языком — единственная часть тела, на которой сохранился пирсинг — по оголенному пупку, поднимаясь прямиком к подтянутой груди, но резко закашливается. Кашель затяжной, клокочущий и кровавый. Темно-красная вязкая жидкость стекает по подбородку, капает на кровать и на Чишию. Кажется, будто Нираги умрет прямо сейчас, задохнувшись от кровавого приступа. — Ты умираешь, Нираги. — Завали ебло, выродок, без тебя знаю! — прикрикивает он, а затем заходится хриплым смехом — совсем невеселым и даже несколько безумным, — вытирая заляпанный рот не менее грязным рукавом. — Давай сыграем в игру, Чишия, ты же так это любишь! Кто первый из нас двоих сдохнет в этой комнате, тот и проиграет. А вот тебе правила: ты засунешь свой грязный язык себе в жопу и заткнешься, а я буду делать с тобой все, — голос срывается на шепот, когда Нираги почти вплотную наклоняется к губам блондина, — что захочу. Чишия подчеркнуто снисходительно ухмыляется, выдерживая его испытующий взгляд. — Ты что, сука, вздумал смеяться надо мной?! — горланит Нираги так, что несколько кровавых капель слюны вылетают на лицо блондина, которого, похоже, не заботит и это. — Жил жалко и умрешь также, — холодно констатирует Чишия и, цепляясь ладонями за плечи бывшего военного, пытается отпихнуть от себя его крупное в сравнении с ним тело. — Что такое, уже уходишь, дружбан? — сильнее вжимая его в кровать, язвительно спрашивает Сугуру, и последнее слово кажется Чишии не иначе чем оскорблением. — Для таких вольностей ты явно не в том положении. Я виделся с твоими друзьями в игре Короля Треф. Рассказать, как они сдохли? Кажется, будто от его слов плечи Чишии едва заметно вздрагивают. — Что? Сказать нечего? — презрительным тоном выплевывает вопрос Нираги. — Твое лицо… вечно эта хитрая ухмылка, будто ты самый умный. Но хуже всего, когда ты не выражаешь ничего. Вот как сейчас. Просто бесцветная кукла. Я ненавижу это. — Ладонью он хватает его за щеки и грубо сжимает, оставляя под пальцами красноватые лепестки. — Я знаю, что Арису справился. Сугуру раздраженно фыркает и небрежно выпускает из хватки его лицо: — Арису, Арису, Арису! — зло передразнивает он. — Почему все вокруг постоянно о нем твердят!? Что в нем есть такого, чего нет у меня?! Чишия медлит, но все же озвучивает мысли с оценивающим прищуром; — Ты завидуешь ему, Нираги. Завидуешь, потому что он не один. У Арису всегда был кто-то рядом — в этом его сила. У тебя же… — Заткнись, заткнись, заткнись! — лихорадочно повторяет Нираги, закрывая уши точно ребенок, не желающий слышать неугодную правду. — … не было никого, — сухо заканчивает Чишия. — Скажи, Нираги… что именно они делали? Крали твои карманные деньги, смеялись над тобой… били? — Ч-что…? Что ты несешь, придурок? — растерянно спрашивает черноволосый, и в его интонации слышится панический испуг. Тело его будто на миг обмякает: в нем уже не чувствуются прежние сила и власть, потому Чишия как бы невзначай отпихивает его, и Нираги безвольно заваливается на спину. — Как я узнал твой секрет? Ты довольно прозрачный, Нираги, пытаешься самоутвердиться за счет других — это и выдает твою никчемность. Ты всегда был тем, кого унижали. Можешь и дальше притворяться крутым, но я знаю о тебе всю правду. Сугуру молчит долго, неподвижно смотрит в одну точку на сером потолке и, кажется, будто вовсе не дышит. Чишия на свой монолог ожидал любую реакцию — вплоть до безжалостного убийства, — но гнетущего безмолвия точно не предполагал. Шунтаро думает, что если в данный момент он просто поднимется и уйдет, Нираги даже и не заметит — настолько он погружен в себя, — но что-то от этого решения останавливает блондина, и он просто ложится рядом, касаясь своей головой чужой макушки. — Всё, — раздается на выдохе сиплый шёпот бывшего военного. — М? — Они делали всё, о чем ты сказал, — с трудом признаётся он, стыдливо закусывая губу, и медленно поворачивает голову, встречаясь с Чишией глазами. Взгляд его, на удивление Нираги, не осуждающий, а пытливый и заинтересованный. Блондин долго и неотрывно смотрит, а потом медленно приподнимается на локтях — Сугуру насторожен, но открыт, — и касается его губ в аккуратном и быстром поцелуе с металлическим привкусом. — Моя запоздалая искренность, — говорит он и мягко улыбается. От проявленной ласки Нираги трепещет изнутри, отчаянно не верит, что это происходит наяву, и отчего-то искренне боится человека, находящегося рядом с ним. Откуда у Чишии Шунтаро над ним такая власть? — Кто ты, Чишия? — потерянно спрашивает он. — А ты как думаешь? Смотря в его завораживающие глаза, Нираги уже не думает, он торопливо притягивает его к себе за шею, лезет под одежду и настойчиво впивается в губы. Чишия даже не пытается объяснить себе, почему не медлит и сразу отвечает на требовательный поцелуй. Может потому, что последний раз целовался в старшей школе; или просто истосковался по людской ласке в насыщенном событиями мире Пограничья; а может, все намного проще, и тот самый заветный ответ сейчас страстно сжимает его бедра? Чишия запускает пальцы в его волосы, и Нираги сдавленно стонет, кусая и вылизывая его шею. Его нетерпеливые руки блуждают по всему телу блондина, желая заставить стонать и его. Сугуру наваливается на него сверху, сильнее вжимая в кровать; он так сильно возбужден, что Чишия отчетливо чувствует внутренней стороной бедра выпуклость, выпирающую сквозь плотную ткань штанов. Темноволосый снова целует парня, гладит его живот и опускается ниже, пальцами поддевая резинку черных шорт. — Чишия, — сбивчиво бормочет он, и блондин чувствует, как его горячее дыхание опаляет щеку и ресницы щекочут кожу. — Хочешь зайти дальше? — задает Шунтаро очевидный для ситуации вопрос, который почему-то действует на Нираги отрезвляюще. Он резко отшатывается, вскакивает на ноги и прислоняется спиной к стене, остервенело растирая ладонями лицо. — Что с тобой? — недоверчиво спрашивает Чишия. — Блять, я… я не пидор! Все это какое-то безумие! Я должен убить тебя, это единственное, чего я по-настоящему хочу! — убеждает себя он, мечась по комнате из стороны в сторону. — Что ты… что ты сделал со мной, Чишия? — Я? Ничего, — невозмутимо отвечает парень и тоже встает с кровати. — Куда интереснее, что сделал с собой ты сам. — Заткнись, закрой рот! — Сугуру медленно оседает на пол, придерживаясь за стоящий рядом стол. — Ты, очевидно, думаешь, что это странно, но мы в Пограничье, странности здесь нормальны, — произносит Чишия и опускается рядом, кладя ладонь на его плечо. — Я сказал тебе заткнуться! — кричит Нираги и наотмашь бьет блондина по лицу — рефлекторно, не отдавая себе отчета. На щеке мгновенно проявляется красноватый след, и Чишия едва заметно морщит лоб. Бывший военный отводит в сторону стыдливые глаза и кажется, что горбится еще сильнее. — Уходи… Ты оглох?! Вали, пока я не передумал! — Нет. Ты пойдешь со мной. Нираги нервно хохочет, запускает пальцы в волосы и с силой дергает их, раздраженно рыча: — Ненормальный. Ты ненормальный, Чишия. Отбитый на всю голову ублюдок! Шунтаро игнорирует его слова и продолжает с удивительной для самого себя настойчивостью: — Я хочу, чтобы ты пошел со мной. Осталось не так много игр, и мы наконец выберемся из Пограничья. Давай сделаем это вместе? Нираги ошарашенно моргает и вглядывается в него воспаленным взглядом. — Я собираюсь на игру Бубнового Короля. Мне нужен кто-то, кто встретит меня после моей победы — беспечно произносит Чишия и, выпрямившись в полный рост, протягивает Нираги раскрытую ладонь. Сугуру на этот жест как-то грустно и задумчиво усмехается, а затем, упираясь локтями в колени, отворачивается в сторону. Это его окончательный ответ. Чишия больше не будет спорить.***
Шунтаро в одиночестве спускается на нижний этаж и, идя по пыльному широкому коридору в своей привычной позе — руки в карманы, — мимоходом замечает в осколках висящего на стене зеркала свое отражение. Не лицо, а целая палитра художника, но Чишии неплохо и так. Он уже и не припомнит, когда в последний раз беспокоился о своем внешнем виде. Завидев вдалеке дверь главного выхода, Чишия немного ускоряет шаг; и когда наконец выходит наружу, искренне улыбается, чувствуя, как свежий утренний ветер мягко обдает его разгоряченное от ударов лицо. На миг он умиротворенно прикрывает глаза, безрадостно предполагая, что, возможно, после игры Бубнового Короля он больше никогда не сможет насладиться утренней прохладой. Шунтаро полной грудью вдыхает воздух, уверенно распахивает веки и уже намеревается сделать шаг в неизвестность, как резко замирает. — Чишия, стой! — зовёт его Нираги запыхавшимся голосом. — Ты все еще хочешь? Парень оборачивается через плечо, приподнимает уголки губ в спокойной улыбке и слабо кивает. Сугуру кивает ему в ответ облегченно и с плохо скрываемой благодарностью. Поравнявшись — хоть и на ощутимом друг от друга отдалении, — они вместе продолжают свой путь.Еще не друзья, но уже и не враги.
Что-то большее.
***
— Как думаешь, Нираги, когда мы вернёмся в наш прежний мир, мы будем помнить друг о друге? — А с чего нам забывать? Не знаю, как ты, а я точно не забуду. Я бы вспомнил, даже если бы мне стёрли память или если бы я переродился в другом теле или… — Всё-всё, я понял, — весело усмехается Чишия. — Куда интереснее, кем мы будем друг для друга в реальном мире? — Теми, кем и сейчас, полагаю. — А кто мы сейчас? Шунтаро пожимает плечами: — Компаньоны? — Хах, звучит по-дурацки, — улыбается Нираги и умиротворенно прикрывает глаза, — мне нравится.