Двое на рыбалке и волшебная щука

      Сашке казалось, что уж теперь-то всё будет хорошо, что Андрюша отныне – его Андрюша, но где уж там. Отношения развивались по какой-то странной траектории, как будто по параболе. Андрей метался, не зная, к какому решению прийти, и настроение его менялось чуть ли не каждый день. Он то отдалялся и прятался, пропадая неделями – и в такие дни хотелось умереть; то держался так, как будто ничего не было, и они по-прежнему друзья и не больше – это хотя бы можно было выносить, подыгрывать ему изо всех сил; то внезапно смягчался, по-кошачьи ластился к Сашке совсем не по-дружески и даже мог, оставшись наедине, искренне и долго целовать прямо в губы, взасос – и Сашка взрывался, срывал с него одежду и покрывал желанное тело жаркими страстными поцелуями, тяжело дыша и кончая от этой невинной ласки прямо себе в трусы (доставать член и кончать на него было как-то боязно, вдруг это его напугает или обидит). Андрей сам для себя как будто не мог решить, согласен он начать любить парня, или это для него по-прежнему табу. Сашка старался относиться с пониманием и не торопить, хотя иногда очень хотелось зажать его где-нибудь в тёмном углу и потребовать наконец определиться. Всё это невероятно бесило, а тут ещё и очень нервный сезон – олимпийский, самый важный в цикле, может, и в карьере. Нервы, здоровье, отношения, душевное равновесие – всё, буквально всё было отдано в жертву сезону. У каждого топового фигуриста в глазах видны были только дикая усталость и вожделенные олимпийские кольца.       Сашка психовал, хотя у них с Настасьей всё шло по плану, они были основными кандидатами на поездку в Пекин и на участие в олимпийском команднике. Чемпионы мира, чемпионы Европы, все дела. У Андрея дела шли намного хуже. Он перенес операцию, почти восстановился – и тут же схватил ковид. Пока он болел, восстанавливался, пытался собрать себя по кусочкам, научиться выезжать произвольную программу, не задыхаясь, места в олимпийском автобусе уже фактически расхватали: должны были поехать Миша Коляда как первый номер сборной, Женя Семененко – за успехи на чемпионате мира и Марк Кондратюк – за то, что подтвердил квоты на Небельхорн Трофи. Выпихнуть хоть кого-нибудь из олимпийской лодки чисто спортивными достижениями, без административной поддержки теперь представлялось делом невозможным. Админресурса у Андрея с Кириллом Анатольевичем, конечно, не было. Сашка пытался поговорить с Андреем, убедить его: не ухлопывайся ты, не разбивайся об стену – даже если отбожишь на льду, тебя затрут в сторонку, отодвинут от кормушки, от медалей, от призовых, от олимпийских квот, от всего. Не тот штаб, не влиятельный и малоизвестный тренер. Кружева, которые ты плетёшь на льду, уникальны, ты можешь хоть двухминутные спектакли на льду разыгрывать, но никому нет дела до красоты исполнения, если всем важно другое – стабильно приземлять прыжки, хоть бы и криво-косо, носом в лёд. Не парься лучше, целее и здоровее будешь. Андрею в одно ухо влетало, в другое вылетало, он продолжал гнуть свою линию с поистине бараньим упрямством. Сашка наблюдал за всем этим – и сердце болело, преследовали навязчивые мысли, что мальчик надорвётся, получит какую-нибудь жуткую травму и вынужден будет бросить спорт, а то и вовсе станет инвалидом. И в то же время сердце наполняла дикая гордость. Мой мальчик, мой человечек, весь в меня.       К чемпионату России Андрей смог собрать себя в кучку, разыгрался и смог совершить даже небольшую сенсацию, обойдя развалившегося Женю Семененко и вырвав в борьбе бронзу. Но даже радость первой взрослой награды Андрею умудрились отравить. Как и ожидал Сашка, Андрея задвинули, не включили в сборную на Чемпионат Европы – а значит, и шанс на Олимпиаду забрали. Просто вручили бронзовую медаль и решили, что хватит с него. Сашка видел Андрея и в день победы и на следующий день, после того как он узнал решение тренерского совета, и в день вручения медалей. Андрей выходил на награждение как оплёванный, показательный катал так, будто на ногах у него пудовые гири. В промежутках же тихо плакал в подтрибунке на груди у Сашки – а к кому он ещё мог пойти со своим горем, как не к лучшему другу? – Почему так, Сань? Почему? Это же несправедливо, я же у него выиграл, – горько вопрошал он. Сашка гладил его по спине, заглядывал в мутные от слёз, совсем тёмные глаза – и сердце разрывалось. Счастье было так возможно, так близко…       Сашка неприкрыто вожделел его – и боялся тронуть, словно хрустальную вазу. В этой белой «юноновской» рубашке с отложным воротником Андрей выглядел совсем юным мальчиком, подростком, но лучший друг знал, какой несгибаемый характер прячется за этим добродушным и нежным личиком. – Потерпи, Андрюш, потерпи. Всё ещё будет, ты ведь такой молоденький. Съездишь ещё на Олимпиаду. – а что он мог ещё сказать?       Поговорка Этери Георгиевны про чистый хвост, наверное, не лишена смысла. Высшие силы, должно быть, помогают невинным и безгрешным детям, пострадавшим от несправедливости взрослых – а Андрей именно такой ребёнок. Чистый хвостом и душой, нигде не нагрешивший. Ну подумаешь, дал разок парню, так ведь даже и не по своей воле. Сашка это вообще за грех не считает. Видимо, этот поступок и правда карму не утяжеляет, поскольку Андрей внезапно получает шанс выступить на Чемпионате Европы. В последний момент снялся по травме Миша – и Андрей поехал как первый запасной. И выиграл короткую программу. Заменяющий игрок выиграл короткую программу, вот это поворот, а?       Сашка наблюдал за его прокатом с детским восторгом, радовался за него так, как не радовался и собственным победам. Андрей такой пластичный, такой красивый на льду, его короткая программа ввела весь зал в транс. Завораживающая музыка, холодная и отстранённая, но прекрасная песня разбитого сердца – и медитативное, замедленное катание. В этот раз всё сложилось. Каждый жест, каждое движение в музыку, в настроение, всё вместе – словно сказка, рассказанная без слов. По мнению Сашки, это был лучший прокат вечера, и он должен войти в золотой фонд фигурного катания. Андрей в свои восемнадцать уверенно превращается в фигуриста уровня мирового топа со своим узнаваемым стилем, что невероятно круто. И это его Андрюша, его мальчик! – Молодец! – он с восторгом обнимает запыхавшегося победителя, наконец-то поймав его в подтрибунке. Тот, всё ещё одетый в свой голубой костюм к короткой, мило и искренне улыбается. – С малой золотой тебя! – Спасибо, – сдержанно отвечает Андрей. – Не опозориться бы в произвольной. Сашка любуется его сияющими глазами и раскрасневшимися щеками, но ему не нравится его настрой. Что значит «не опозориться»? Андрей может всех порвать, как порвал в Гренобле или недавно на Чемпионате России! И порвёт, других вариантов быть не может.       А тот грузится и переживает не по-доброму.       Сашка никогда не сомневается, он выходит и делает. Если у него появляются какие-то сомнения, то их разгоняет верная Настя, оперативно давая ему волшебного пенделя. А вот у Андрюхи голова тяжёлая, переполненная разными ненужными мыслями. Он часто загоняется, и эта особенность мешает ему катать чисто.       Вот и в этот раз помешала. Сашка от огорчения не может сдержать слёз, когда наблюдает за тем, как Андрей заваливает произвольную и теряет шансы на медаль. И клянёт себя за то, что не смог провести с Андреем тот решающий день, его выходной между короткой и произвольной, подбодрить его, настроить на нужный лад. – Ты и не должен был, – успокаивает его Андрей. Выглядит он невозмутимым, но пальцы судорожно сжатых рук заметно дрожат. – Это моя задача – собирать себя на прокат. Ты же мне не нянька. Что ж, сам виноват. Олимпиады мне не видать, как своих ушей. – Поедешь, – уверяет Сашка. – Твой конкурент развалился сильнее, чем ты.       Месяц спустя он проклинает все Олимпийские игры, начиная с самых первых, тех, что у древних греков, и всю медийную шумиху, и всех, кто хочет попиариться на чужой беде, и всех безумных фанатов, поехавших башкой в олимпийский сезон. Мало того, что Андрей завалил короткую и чудом прошёл в произвольную, мало того, что на нём оттоптались все бывшие чемпионы, благополучно забывшие, как они сами совершали фейл за фейлом. Так ещё и члены секты фанатов Юдзуру Ханю набросились на парня, посчитав, что он виноват в падении их кумира – дырку во льду просверлил, специально, чтобы божество навернулось с сальхова! Нашли виновного и разносят ему инсту, проклиная его и желая смерти.       Его Андрюшу, его любовь мучают и осыпают проклятиями, желают ему сдохнуть. А тот и так готов самовыпилиться от чувства вины, усиленного высказываниями всех комментаторов. На него это всегда сильно действует, он верит тому, что говорят авторитеты. Сейчас они говорят ему, что он ничтожество, что не подготовился к Играм и покрыл себя и страну вечным позором, и что лучше бы его здесь не было.       Пусть бы их любимых людей, их детей так полоскали, внушая им комплекс вечной вины и чувство, что они ничтожество. Нашли, на ком оттоптаться – на восемнадцатилетнем дебютанте, уроды моральные!       И ведь Сашки не было рядом почти весь день: у него свои тренировки, он не может подвести Настю, бросить её одну. Смог прибежать только сейчас, как только освободился.       Дверь номера открывает Марк, Женя на диване в гостиной занимается какими-то своими делами. Андрея нигде не видно, и это пугает: в Пекине эти трое почти всегда ходят втроём. Где он?!! – У себя в спальне, – переглядываясь, отвечают Женя и Марк, – заперся и не выходит. Дебилы малолетние, скрипя зубами, думает Сашка. Как хихикать и прикалываться, ходить по олимпийской деревне в обнимку, селфи запиливать – так они друзья-приятели, а тут как будто и не думают о товарище.       Андрея нельзя сейчас оставлять одного, он невротик и потенциальный самоубийца. Возьмёт и сделает с собой что-нибудь, и тогда эти Игры точно войдут в историю как самые скандальные. Да и хрен бы с репутацией организаторов, пусть хоть все опозорятся и по миру пойдут! Как Сашка дальше жить будет, он же не перенесёт, если увидит Андрюшу мёртвым. – Андрюха, открой! – барабанит в дверь, матерясь сквозь зубы. – Открой сейчас же, суицид недоделанный, или я дверь выломаю!       Марк и Женя, понимая, что дело неладно, присоединяются и тоже начинают стучать в четыре кулака. – Вы чё, чёчилось, – опухший от слёз, заспанный, растрёпанный и зелёный от недомогания Андрей наконец приоткрывает дверь – и моментально оказывается подхвачен могучим ураганом по имени Сашка. – Саня, спина! – в ужасе вскрикивает Андрей, болтая в воздухе пятками и машинально обнимая его за шею, чтобы не упасть. – Спину надорвёшь! – Ничего, – успокаивает Сашка, прижимая его к себе и с тревогой заглядывая в глаза, – я же Настю в поддержках таскаю. Ты не сильно тяжелее.       Женя с Марком многозначительно переглядываются – до них уже доходили кое-какие слухи, и теперь они убедились, что всё это очень похоже на правду, – и деликатно ретируются, оставляя их вдвоём, вежливо прикрывая за собой дверь.       Андрей ещё бурчит что-то, барахтаясь у него на руках, но скоро замирает, зажмурившись. Сашка носит его по комнате, потом устаёт и садится на кровать, продолжая прижимать Андрея к груди и убаюкивать, как мать – младенца, слушая стук его сердца. – Я опозорился, Саньк, – с облегчением обнимая его и скорбно хлюпая носом, изливает душу Андрей. – Я совсем облажался. Я всех подвёл. – Всё нормально, Андрюш. – бормочет он. – Всё нормально. Это жизнь, бывает всякое. Мы всё переживём, мы сильные. Поедем на следующую олимпиаду и всех порвём.       Андрей уютно лежит в его объятьях, не трепыхается, и вдруг отчетливо произносит, зажмурившись: – Люблю тебя, Сань. Лучше тебя никого нет на свете. Я решился, пойду на это. – На что? – не сразу понимает Сашка. – На вторую олимпиаду? – На всё. Буду твоим парнем, твоим любовником.       И через несколько недель, уже дома, в Санкт-Петербурге, впервые идёт с ним на свидание и открыто держит за руку, переплетает свои красивые длинные пальцы с его пальцами, и целуется сладкими от шампанского губами, а после едет к нему домой и соглашается заняться любовью. С той ночи в Челябинске прошло больше года, так что, наверное, их отношениям не три года, а два? Впрочем, неважно.       Это были лучшие три года в Сашкиной жизни. Один год он прожил, окрылённый надеждой, два года – в состоянии полного и всеобъемлющего счастья. Да, приходилось прятаться ото всех, кроме Насти, которая давно стала их общей конфиденткой. Да, родителям и друзьям не похвастаешься своим красивым, невероятным, самым лучшим парнем. Это иногда бесит до невозможности. Да, они иногда ссорились и дулись друг на друга, бывали недопонимания и размолвки, и в сексе Андрей позволил Сашке всё, что тот хотел, далеко не сразу.       Сейчас он понимает, что всё это – мелочи жизни, обычные человеческие дрязги и суета. Он любил и был любим, а большего от жизни и желать нельзя.       Сашка привёз с Олимпиады золотую медаль командника, бронзовую медаль в личке и Андрюшину любовь. Последний трофей – самый долгожданный и самый ценный.       В этом сезоне у него забрали всё, кроме бронзовой медали. Сначала – Андрюшу, потом – медаль командника. Когда отбирали медаль, было уже не так больно.