Двое на рыбалке и волшебная щука

      Андрей как будто забыл о том, что случилось в лодке. Он возится со щукой, запихивает её в алюминиевое ведёрко, спокойно поворачивается к Сашке спиной и присаживается на корточки, и узкие брюки так плотно обтягивают упругие ягодицы, что у заинтересованного наблюдателя кровь бросается в голову.       Сашка, ничего не говоря и ни о чём не думая, управляемый всё теми же охотничьим и половым инстинктами, рывком снимает с себя куртку, швыряет её прямо на землю и сваливает сверху Андрея, подсечкой сбивая его, не ожидающего подвоха, с ног. Наваливается, сгребает его в охапку, подминает под себя, рыча по-медвежьи. Нетерпеливо дёргает застёжки спасательного жилета, сдирает его, стремясь добраться до желанного тела, по-хозяйски щупает, облапывает его большими и жесткими холодными руками. Саше хочется подвывать от охотничьей злости, обожания и невыносимого, жгучего полового желания. Ему одновременно хочется и растерзать Андрея, резко им овладеть, причинить ему боль и заставить корчиться, и сжимать его в объятьях до треска костей, защищая от всего мира, и ласкаться по-детски, зацеловать его в пух, до распухших губ, до сладкой истомы, до изнеможения.       Пойманная и всё ещё не уснувшая щука отчаянно бьётся в жестяном ведёрке, выстукивая туловищем и хвостом тонкую и жалобную жестяную мелодию безнадежной борьбы и отчаяния. Она трепыхается – и они в том же ритме отчаянно крутятся, резво танцуют горизонтальный танец на расстеленной куртке, собирая на неё и на свою одежду сосновые иголки, песок, травинки и прочий лесной мусор. Вскоре Сашка и сам чувствует себя медведем, охотящимся за юркой, скользкой щучкой, которая всё пытается выскользнуть, увернуться от его стальной хватки.       Их возня слишком напоминает настоящую драку не на жизнь, а на смерть: Андрей решительно сопротивляется, борется с ним не как с другом или любовником, а как с противником в борьбе. Он толкается, пинается, лягается, и не в шутку, а всерьёз, пока осторожно, не в полную силу, стараясь не причинить боли, но отчаянно оберегает своё тело. Никак не позволяет стянуть с себя намокшие в воде узкие брюки, так соблазнительно обтягивающие плотные, красивые ноги, которые Саша мечтает пощупать, и, может, снова пройтись по внутренней стороне бедра, там, где самая нежная кожа, своими жёсткими пальцами, а затем и языком, заставляя Андрея дрожать, а его портняжные и прямые мышцы – соблазнительно сокращаться. – Да что с тобой такое? – резко и обиженно кричит Сашка наконец, получив толчок в грудь и отстраняясь. Как-то это всё уже напоминает попытку изнасилования. – Андрюха, что с тобой сегодня? Стесняешься? Да брось, тут на сто километров никого вокруг, мы ж на острове. Можем творить, что хотим. Андрей смотрит запредельно серьёзно и отвечает тихо, но твёрдо: – Саша, прошу тебя, не надо. Не хочу так. – А как ты хочешь? – Сашка чувствует, что внутри его начинает колотить не по-доброму, но старается делать вид, будто это всё ещё любовная игра и взаимное мужское кокетство. – Саш, мы же уже говорили об этом, когда я приехал. – Андрей серьёзен до трагизма. – Я думал, ты меня услышал. Давай сделаем паузу, пока живём по разным городам.       Повторяет слово в слово то, что сказал тогда Сашке в аэропорту.       Им обоим как будто не хватает воздуха, они глядят друг на друга и задыхаются, как та щука в алюминиевой тюрьме, вырывают друг у друга молекулы кислорода. – Всё, значит? – задиристо спрашивает Сашка, хватая его за щеки, сжимая его голову между ладоней, заставляя смотреть прямо в помутневшие от обиды и горя глаза, – Прошла любовь, завяли помидоры? Хотел меня, хотел, а теперь перехотел? Наскучил?       По лицу Андрея скользят тени – ветви деревьев, качаясь на ветру, заслоняют солнце. Но глаза светлые, честные, непреклонные. В них читаются невыносимая тоска и решимость. – Сань, не надо. Я ведь всё ещё люблю тебя, а ты – меня. Переспим сейчас – будет слишком больно. – Ты никогда не жаловался! Мог бы и сказать! – Да я ж не про ту боль, извращенец ты половой! Здесь, – кладет руку на сердце, смотрит проникновенно. – Здесь будет больно. Неужели мы не можем сделать паузу, остаться просто хорошими друзьями? Я что, многого хочу?       Сашка тихо стонет, закрывая глаза. Неужели так сложно понять, чего он хочет? Он ведь реально измочалил себе нервы за полгода разлуки. Ему уже почти двадцать пять. Тянет остепениться, хочется, чтобы Андрюшка всегда был где-то рядом, лучше всего чтобы жил с ним вместе, ну хотя бы в одном доме, так, чтобы можно было спуститься по лестнице, постучаться в дверь квартиры – и найти его. Потом подумать про детишек – как-то же это можно сделать, там, через искусственное оплодотворение суррогатной матери. Через подруг потихоньку разузнать, как заводят детей все эти педики из шоу-биза: сколько всё это стоит, какие риски и так далее. Хочется семью, да хотя бы просто любимого под крылышком. Чтобы засыпал рядом, и проспался рядом, и всегда был где-то неподалёку, так, что можно в любой момент запрыгнуть в машину – и через полчаса-час уже обнимать его, живого, реального.       Андрюшку он тоже понимает. Тот еще молод, ему всего двадцать один, он невероятно талантливый и очень амбициозный, не готов смириться и бросить карьеру, похерить всё, перейти в тренеры. А в Питере ему ловить нечего, ну вот совсем. Потому и подался в Москву, начинать всё с чистого листа. Выдирал себя с болью, как репку из грядки, бросая всё: любимый город, свою школу и тренеров, друзей, семью, Сашку, с которым встречался три года, – и не осудишь его за это, сам же благословил и поддержал. Вроде всё правильно, но отчего так нестерпимо больно?       Сашка понимает, что ему мало любимого, физически недостаёт, как воды, как воздуха, как мяса и хлеба, как витаминов. Шут бы с ним, с сексом, с этим можно справиться, перетерпеть, но ведь банально не хватает присутствия этого придурка в жизни – чтобы он тёрся рядом, шутил, звал куда-нибудь погулять, обсуждал с ним фильмы и футбольные матчи, расклады на турнирные таблицы, делился переживаниями, жаловался на кого-нибудь, подсовывал умные книжки, предлагал приготовить свои вкуснейшие оладушки или сварить кофе, приставал с советами, балагурил, донимал вопросами. Из Сашкиной души как будто вырезали значительный кусок под названием «Андрей», и заполнить эту лакуну оказалось нечем, в ней плескается незапекающаяся кровь.       Конечно, жаловаться грех: Андрей жив-здоров, не забывает, названивает-написывает, любит и скучает, приезжает при первой же возможности, но его почти всегда отбирают тоже любящие и истосковавшиеся в разлуке родители. Если Андрей приезжает на выходные, то Сашке из этих сорока восьми часов в лучшем случае перепадает три-четыре. Можно ли успеть за это время восполнить дефицит Андрея в организме, даже если не вылезать из постели? Конечно, нет. Они видятся на соревнованиях, но соревы бывают не так уж часто, да и не то это всё, не то: вокруг постоянно люди, все на взводе, на нервах, орут, бегут куда-то, дёргают, чего-то требуют. Расслабиться можно только урывками, глубокой ночью, вдвоём в обнимку на узкой гостиничной кровати. Если удаётся незаметно для всех забраться в одну кровать, конечно. Редкое везение.       Оба понимают, что упёрлись в тупик, в глухую стену с надписью «У ВАС НЕТ ВРЕМЕНИ И СИЛ ДРУГ НА ДРУГА, ВЫ НЕ МОЖЕТЕ БЫТЬ ВМЕСТЕ». И вероятно, Андрей, с его рациональностью и прагматичностью, правильно делает, что предлагает пока поставить роман на паузу и воспринимать его только как друга. Так, может, не настолько больно будет каждый раз расставаться. И ещё Андрей очень деликатно оставляет открытой дверь, через которую в Сашкину жизнь может войти кто-то другой. Или наоборот, оставляет себе путь к отступлению, возможность найти любовь там, в Москве.       Сашку как удар током из розетки поражает эта простая мысль, внезапная и неприятная, и он решает спросить напрямую, испытующе глядя Андрею прямо в глаза, пока тот лежит под ним. Врать парень за такой короткий срок точно не научился. – Ты кого-то встретил? Там, на новом месте? У тебя уже было с кем-то другим?       Андрей отрицательно мотает головой. По глазам видно, что не обманывает. Сашка вспоминает вкус густой и вязкой спермы, которую недавно высосал из него – белой, похожей на зубную пасту. Тело не врёт, нет, Андрей не завёл себе других сексуальных партнёров, у него вообще туговато с сексом. Это у такого-то красавчика!       Он абсолютно не умеет пользоваться своей красотой, очаровывать, охмурять. Слишком наивный, честный и открытый. – Значит, тебе нравится кто-нибудь? Вечно с парнями своими фоткаешься. Может, положил на кого из них глаз? Или девочка какая-то понравилась? – у Андрея был удачный половой опыт с девушкой до того, как они начали встречаться, и Сашка это учитывает. Мальчик может играть за обе команды. Может, решил переметнуться обратно на светлую сторону, отказаться от гомосексуальных связей. Если так, его тоже можно понять.