Парный портрет, или страшная сила искусства

Лань Сичэнь потерянно оглядывался по сторонам, щурясь от солнечного света. Тот был совсем неярким, после того как с трудом пробился сквозь вечные туманы Облачных Глубин, но глазам Сичэня после столь долгого затвора он казался ослепительным. Он вздохнул, привыкая к ощущению, и медленно направился в сторону своих покоев. Не успел он сделать и пары шагов, как из глубин бамбуковой рощи до него долетел звонкий смех. — Надо же, — отстраненно подумал Сичэнь, — кто-то в Гусу способен искренне веселиться… К первому смеху присоединился второй, гораздо более тихий и сдержанный, в котором Сичэню послышалось что-то знакомое. Он навострил уши. — Да это же А-Чжань! Смеется… с ума сойти. Лань Сичэнь от удивления воскликнул это вслух и резво направился в сторону рощи. Чуткий слух его не обманул. На поляне под сенью деревьев его младший брат в компании Вэй Усяня с упоением играл с целой толпой кроликов. И нет, не просто играл, как со все возрастающим изумлением понял Сичэнь, а занимался делом. И весьма странным, надо сказать. Если бы такое вытворял Вэй Усянь, то в этом не было бы ничего удивительного, но сдержанный, дисциплинированный Ванцзи… С самым серьёзным видом повязывающий кроликам миниатюрные клановые ленточки… Это было чересчур. Кролики чинно восседали кружком вокруг него и вели себя на редкость смирно. Они напомнили Сичэню учеников в классе, готовых внимать как мудрости, так и глупости старших. Вэй Усянь валялся рядом на траве, и не то руководил процессом, не то отвлекал от него. — Лань Чжань, хватит уже! Мало ли, что дядя велел. Они все-таки дикие звери, — тут он подмигнул кроликам, — а не адепты клана. У Лань Сичэня отвисла челюсть. Что же произошло, пока он прохлаждался в затворе? Дядя сошел с ума, а он это пропустил? — Дядя сказал, у каждого должна быть своя лента, — ответил Ванцзи, не прекращая своего занятия, — потерпи, еще немного осталось. Хочешь, тоже попробуй, это не сложно. — У меня не получается так красиво, как у тебя, — капризно сказал Усянь, теребя уши Снежка, чья ленточка действительно была повязана криво и съезжала ему на правый глаз, что придавало кроткому пушистику залихватский пиратский вид. — Зато он очень забавно выглядит, — утешил его Ванцзи и светло улыбнулся. У Лань Сичэня сжалось сердце, а потом забилось быстро-быстро. Откуда-то из самых глубин памяти всплыло видение малыша А-Чжаня на руках матери и точно такая же улыбка на ее красивом лице. Он прижал руку к груди, борясь с волнением, и непрошеная слеза скатилась по его щеке. Такое множество чувств разом заполнило его душу, что у Сичэня даже голова закружилась. Когда он пришел в себя, картина на поляне слегка изменилась. Лань Ванцзи нежно целовал Усяня, а маленькие ушастые адепты взирали на них с благоговением. Сичэнь решил, что пора заканчивать с подглядыванием, но что-то мешало ему уйти. И это было не праздное или, не приведи Будда, порочное любопытство, а внезапно проснувшийся дух творчества. Перед его мысленным взором уже проносились линии, ракурсы, краски, какими бы он нарисовал парный портрет брата и его избранника. Не поцелуй, конечно, это слишком личное, а портрет в полный рост, в окружении кроликов, на фоне величественной природы Облачных Глубин. Из творческих грез его вырвал возглас Вэй Усяня. — Ой, Лань Чжань, мне пора бежать. С минуты на минуту придет твой дядя и будет пенять мне за то, что я отвлекаю кроликов от занятий. Ты уж сам предъяви ему результат, хорошо? — Мгм, — кивнул Ванцзи. Услышав это, Лань Сичэнь не смог больше оставаться в своем укрытии. Он должен выяснить, что в конце концов происходит в его семье и в его клане. Он выступил из-за надёжно скрывавших его зарослей и направился в сторону Лань Ванцзи и Вэй Усяня. Те бросились ему навстречу. — Брат! — в голосе Ванцзи слышались разом и волнение и нескрываемое облегчение, — ты вернулся. — Сичэнь-гэ… ой, простите, глава Лань, как здорово, что вы опять с нами! — радостно воскликнул Усянь, подпрыгивая на месте. Сичэнь вопросительно посмотрел на брата. Тот понял его без слов. — У нас все в порядке. — Дядя? — Вы удивитесь, когда его увидите, — хитро заблестел глазами Усянь. — Мгм, — подтвердил Ванцзи. — А вот и он… Действительно, по тропинке в их сторону шел достопочтенный Лань Цижэнь в сопровождении Цзинъи, который тащил увесистую корзину. Лань Сичэнь с удивлением уставился на старшего родственника. Тот шел лёгкой походкой и на лице его было написано обычно совершенно не свойственное ему умиротворение. Это благостное выражение не пропало даже при виде растрепанного Вэй Усяня. Более того, он собственноручно смахнул с его плеча налипший кроличий пух, и только после этого обратился к Лань Сичэню. — Добрый день, А-Хуань. Надеюсь, ты окончательно пришел в себя и присоединишься к нам? — заботливо спросил он, но уже через мгновение нотки привычной сварливости вернулись в его голос, — а то я устал один тащить на себе руководство кланом. Лань Сичэнь облегчённо выдохнул. Что бы ни произошло в его отсутствие, дядя был вполне в своем уме. Хотя вел себя мягче, чем обычно, и выглядел помолодевшим и посвежевшим. Ситуация прояснилась, когда Вэй Усянь хлопнул себя по лбу и воскликнул. — Ой, глава Лань, вы же не в курсе наших новостей. У нас теперь, кроме обычных, есть ещё и кроличий класс. — Да, — степенно кивнул Лань Цижэнь, — это была моя инициатива… И не смотри на меня так, я пока ещё не спятил. Хотя с этими двумя, — он бросил взгляд на младшего племянника и его неугомонного спутника на тропе совершенствования, — это было бы совсем неудивительно. Развели тут стада ушастых и совершенно их не воспитывали. Те бегали по всем Облачным Глубинам, отвлекали адептов… пришлось взять дело в свои руки. Говоря все это, он прошествовал дальше вглубь поляны и встал ровно посередине. Кролики немедленно подтянулись ближе к нему, уселись и навострили уши. — Ты знал, Сичэнь, что мои методы обучения вполне применимы и к животным? Аура благочестия Гусу Лань, вкупе с правильными учительскими наставлениями, пробуждает духовную энергию этих невинных созданий, которые, как и адепты, не вкушают мяса. Тут взгляд его упал на Вэй Усяня и заметно омрачился. Усянь дернулся, пытаясь сделать вид, что его тут нет. Лань Ванцзи сдвинулся в сторону, закрывая его собой. Взгляд Лань Цижэня переместился на вышеупомянутых невинных созданий у своих ног и снова прояснился. — Так вот, я регулярно читаю им сутры и, конечно же, свод правил клана Гусу Лань, и их духовный уровень, а главное, дисциплина поднялись до… не скажу, что небывалых, но вполне приемлемых высот. Лань Сичэнь несколько озадачился, но возражать не стал. Даже если дядя ошибается насчёт своего благотворного влияния на кроликов, то обратный эффект налицо. Он не мог вспомнить, когда вообще видел дядю в настолько хорошем настроении. Лань Цижэнь тем временем оглядел ряды пушистых учеников и благосклонно кивнул Ванцзи. — Вижу, ты постарался, А-Чжань. Только почему у Снежка лента повязана так криво? Он должен быть образцом для младших… и я не вижу Серого Призрака. — Не ругайте Лань Чжаня, — пискнул Усянь, — Снежку ленту завязывал не он, а Призрак предпочел дождаться вас. Вы же знаете, какой он индивидуалист. Красивый дымчатый кролик, затаившийся под кустом азалии, как будто понял, что речь зашла о нем, и не торопясь, вышел из своего укрытия. Покосился на новичка в лице Сичэня и направился прямиком к Лань Цижэню. Сел у его ног и слегка задрал голову. — Хочет, чтобы вы собственноручно приняли его в адепты клана, — перевел Усянь. — Я и без тебя понял, — отозвался Лань Цижэнь, извлекая из широкого рукава ещё одну ленту. Он нагнулся к терпеливо ждущему кролику и обвил лентой его пушистый лоб. Выглядел он при этом так торжественно, как будто возлагал корону на самого императора Поднебесной. К изумлению Лань Сичэня, все присутствующие, включая смешливого Вэй Усяня, сохраняли самый что ни на есть серьезный вид во время этой маленькой церемонии. Да, многое переменилось за время его отсутствия. Он ощутил, что несмотря на налет безумия, эта сцена и ему греет сердце. Первое время после возвращения дела, особенно финансовые, поглотили все внимание Лань Сичэня и он почти забыл о своей идее написать парный портрет. Но поток документов постепенно превратился в ручеек, затем и вовсе иссяк, и Сичэнь с чувством выполненного долга смог вернуться к рисованию. Стал захаживать на Кроличью поляну, делая предварительные наброски ее обитателей, и окружающих их цветов и деревьев. Сначала решил использовать технику се и, но после долгих раздумий решил, что гун би, «тщательная кисть» подойдёт лучше. Позволит передать не только атмосферу и настроение, но и все мелкие детали. А еще выражения «лица», которые у каждого кролика были свои. Запихнуть всю стайку в рамки одной картины вряд ли удастся, но Сичэнь уже выбрал потенциальных моделей. Черныш и Снежок будут сидеть на руках у Ванцзи и Усяня, ещё несколько — Великан и малыш Пиончик обязательно — в художественном беспорядке виться около их ног. Остальные, кто поместится, не нарушая общую гармонию, будут чинно вкушать морковь на заднем плане. Лань Сичэню хотелось изобразить и вечно скептическую мордашку Серого Призрака, с философским презрением взирающего на всех из-под куста, но было неясно, захочет ли тот позировать. Ещё, конечно, нужно было спросить, согласятся ли Лань Ванцзи и Вэй Усянь, чтобы он писал их портрет. Усянь, услышав об этом, пришел в полный восторг. Весь засиял, как маленький ребенок, которому неожиданно купили целый лоток сладостей и игрушек. Ванцзи тоже обрадовался — и тому, что Усяню так понравилась эта идея, и тому, что брат пришел в себя и вернулся к любимому занятию. Его лицо озарила слабая улыбка, которая своей тихой прелестью ничуть не уступала солнечной улыбке его любимого. Лань Сичэнь тут же схватился за кисть, пытаясь запечатлеть это неуловимое мгновение. Позировать оказалось вовсе не так просто, как сначала показалось Вэй Усяню. Имелось определенное сходство с медитацией, которая тоже не всегда давалась ему легко из-за врождённой непоседливости. К тому же медитировали сидя, а тут требовалось стоять. Да ещё и кролики оттягивали руки. Кто бы мог подумать, что милый комочек пуха к концу второго часа будет казаться тяжелее мешка с камнями? Усянь уже подумывал изобрести талисман, уменьшающий вес, но боялся повредить зверькам. После сеансов он ныл, что у него болит все тело и Лань Ванцзи, который доблестно выстаивал все время с идеально прямой спиной, делал ему массаж. Усянь при этом так искушающе стонал, что чаще всего исцеление заканчивалось в постели. У Лань Сичэня ушел целый месяц только на Ванцзи с Усянем. Правда, с кроликами дело пошло быстрее. Лань Цижэнь, само собой, не мог остаться в стороне от творческого процесса. Он приходил на поляну и с выражением читал свод правил, пока Сичэнь рисовал осоловелые мордашки ушастиков. Один Серый Призрак был невосприимчив к снотворному действию дядюшкиного чтения и время от времени даже фыркал. Возражал. Лань Цижэнь принимался объяснять ему, что он не прав. — Как ты не понимаешь, — кипятился он, — это же наши устои и скрепы. Традиционные ценности. Кролик скептически задирал дымчатое ухо и принимался пялиться в сторону Усяня и Ванцзи, которые с трудом удерживались от смеха. Лань Цижэнь прекрасно понимал, что именно ему хотят сказать. — Да, из любого правила есть исключения, но это не значит, что сами правила плохи. Серый Призрак задумчиво склонял лобастую голову, как бы соглашаясь с доводами, чем умилял оппонента. — Философ ты мой, — ласково говорил ему Лань Цижэнь и протягивал кусочек ананаса, к которым пушистый мыслитель питал явную слабость. Лань Сичэнь запечетлевал и это, не переставая изумляться. Вэй Усянь подмигивал ему. — Общение с природой исцеляет. Сичэнь, видя перемены в суровом нраве дяди, склонен был с ним согласиться. Наконец, портрет был закончен. Все, кто удостоился чести его увидеть, пришли в полное восхищение. Лань Цижэнь похвалил племянника за идеальное изображение и питомцев, но придрался к выражению лиц Лань Ванцзи и Вэй Усяня. — Слишком много чувств, — вынес он свой вердикт. — Но, дядя, они же супру… — Не напоминай, — скривился Лань Цижэнь. — Ну хорошо, родственные души. — И тут уж ничего не поделаешь, — вздох Лань Цижэня отчётливо выразил глубину его разочарования. Лань Сичэнь дипломатично отвлёк его от скорбных мыслей о нарушении традиций, подарив отдельный портрет Серого Призрака. Цижэнь тут же забыл про свои моральные страдания и принялся нахваливать скромное обаяние модели и искусство художника. — Ах, каждый волосок, как живой, и эти умненькие глазки… Знаешь, я почти уверен, что он —реинкарнация кого-либо из учёных древности. — Несомненно, — кивнул Сичэнь. Он не то что бы разделял это дядино мнение, но кролик был действительно нестандартный. Молодежь долго умоляла учителя Вэя разрешить им хоть одним глазком взглянуть на портрет. Он сам не имел ничего против, но Лань Ванцзи не сразу решился выставить их на всеобщее обозрение. Портрет поместили в цзинши и Ванцзи очень трепетно к нему относился. Но было бы несправедливо по отношению к А-Юаню лишить его возможности полюбоваться портретом родителей. А показать только ему и этим обидеть его друзей, тоже было некрасиво. Тем более малыш Цзинъи всегда так старательно носил Вэй Усяню его поздние завтраки, а Оуян Цзычжэнь преданно заботился о кроликах… Смотрины прошли торжественно. Усянь угостил детей конфетами, а Лань Цижэнь занудной, хотя и благосклонной речью. Мелколани пропустили ее мимо ушей, восторженно взирая на картину. Особенно усердствовал Оуян Цзычжэнь. Он, едва увидев портрет, охнул и сказал. — Глава Лань — величайший художник в своем поколении, да и в других тоже. — А ты в этом разбираешься? — прищурился Вэй Усянь. — Немного, — потупился восторженный почитатель, — дома у меня был учитель рисования. — Да он и сейчас иногда неплохие картинки… — начал было Цзинъи, но получил пинок в бок от Цзычжэня и умолк. — Может тебе стоит продолжить обучение? — предложил Усянь, — спроси у Лань Сичэня. Цзычжэнь покраснел. — Мне неудобно его отвлекать. — Хочешь, я сам спрошу? — Усянь всегда был рад помочь молодежи. — Ой, спасибо вам, учитель Вэй… Вэй Усянь действительно спросил Лань Сичэня и тот сказал, что не против позаниматься с учеником. Оуян Цзычжэнь на радостях расчесал всех кроликов, прополол морковь и выучил все положенное занудство в рекордные сроки. Усянь был рад, что все устроилось ко всеобщему удовольствию. Но удовольствие длилось недолго. Не прошло и трёх недель с начала дополнительных занятий живописью, как Лань Цижэнь призвал к себе Лань Ванцзи и Вэй Усяня. Письмо-приглашение, написанное в самых что ни на есть канцелярских традициях принес слуга. Усянь начал его читать и зевнул так, что чуть не вывихнул себе челюсть. — Что там? — забеспокоился Ванцзи. — Не переживай, ни яда, ни снотворного там нет, — утешил его Усянь, — прочти сам, а то я мало что понял. «Настоящим уведомляю…». Похоже на вызов в суд. Он нас ни с кем не перепутал? Ванцзи нахмурился, взял письмо и пробежал глазами по строчкам. — Нет, не перепутал, но он явно очень сердит, раз предлагает почтить его визитом, и как можно скорее. — Ну что опять? — застонал Вэй Усянь, — я уж думал, он смягчился, возясь с кроликами… Может, выпить для храбрости? — Не советую, — заботливо сказал Ванцзи. — Боишься, он надышится алкогольными испарениями и пустится во все тяжкие? Заберёт домой Серого Призрака и будет читать ему Конфуция всю ночь напролет? Придумает ещё пару тысяч правил? — Мгм. Лань Ванцзи и сам не представлял, в чем они провинились, поэтому заранее приготовился раскаиваться. Усянь приготовился все отрицать. Но выяснилось, что если их вина и имеется, то весьма косвенная. Дело было вот в чем. Лань Цижэню сообщили, что у одного из торговцев в Цайи имеются ценные рукописи практик пути аскетического совершенствования, и он решил отправиться за ними лично. Но едва он спустился с горы, как его ожидал сюрприз. Неприятный, как выяснилось чуть позже. Немного в стороне от главной дороги, ведущей в Облачные Глубины, обнаружился маленький храм, которого до этого там не было. На пороге изящного светлого строения лежали охапки цветов, изнутри веяло благовониями и опять же цветами. Лань Цижэнь, движимый вполне понятной любознательностью — всё-таки, это были его земли — зашёл внутрь. Вот тут-то неприятность сюрприза и показала себя во всей красе. В большой нише на стене находился пресловутый парный портрет, а перед ним курились палочки сандала и лежали красные цветы. Лань Цижэнь сперва не поверил своим глазам, потом своему разуму. Но и то и другое было в порядке. Тогда он решил, что это какой-то морок и выдрал волос из бороды, чтобы прогнать наваждение. Борода оскорбилась покушением на свою целостность и заявила об этом сильной болью. Морок же никуда не делся. Тогда Лань Цижэнь решил, что это какой-то глупый розыгрыш и виноват, конечно, Вэй Усянь. Он начал закипать негодованием, но в этот момент в храм робко вошла молодая девушка. Увидев Лань Цижэня, она поклонилась ему и собралась обождать снаружи, пока он закончит излагать божеству свои просьбы, но Лань Цижэнь остановил ее, кивнув в ответ и спросив. — Не скажете ли, барышня, кому посвящен этот храм? Девушка казалось искренне удивленной. Она даже всплеснула руками. — Достопочтенный господин, как же так получилось, что вы не знаете? Люди из Цайи и округи приходят сюда почтить гусуланьских богов любви и попросить у них помощи. — К-кого почтить? — от шока Лань Цижэнь начал заикаться. — Богов любви из Гусу Лань, — терпеливо повторила девушка, — Лань Ванцзи и Вэй Усяня. Вот их портрет на стене… Да как же вы не знаете о них, дедушка, на вас же клановая одежда Гусу. О-о, простите, вы наверно совсем старенький и у вас этот… как его …склероз или деменция. Вы, наверно, заблудились? Давайте я вам помогу. И она направилась к Лань Цижэню с сочувствующей улыбкой и твердым намерением причинить добро. — Нет, спасибо, — взвизгнул Лань Цижэнь, шарахаясь от благодетельницы и бочком пробираясь к выходу, — вы мне уже помогли. Он вырвался на свежий воздух и унесся прочь. Девушка удивлённо посмотрела ему вслед. — Какой странный старичок. Наверно, последние лет сто сидел в затворе… Неплохо сохранился, однако. В Облачные Глубины Лань Цижэнь вернулся, полыхая праведным гневом, и едва войдя к себе, настрочил официальный вызов. Как только Лань Ванцзи и Вэй Усянь переступили порог, первый вопрос Лань Цижэня был. — Да как ты посмел?! Вэй Усянь сразу понял, что обращаются к нему, но не понял, что именно он посмел. Случайно снял купол тишины над цзинши? Вроде нет. Напоил кроликов? Да никогда в жизни. Лань Цижэнь продолжил, грозно вращая глазами. — Ваш портрет, где он? — Как где, дома, конечно, — тут же ответил Вэй Усянь, — каждый день любуемся. — Мгм, — подтвердил Лань Ванцзи. — Тогда что я только что видел?! — и Лань Цижэнь обрушил на их головы негодующий рассказ о новоиспеченном культе. Вэй Усянь сначала не удержался от смеха. Будь на месте дяди кто другой, он бы решил, что его разыгрывают. Потом заподозрил, что Лань Цижэнь напробовался «Улыбки императора» в Цайи. Мало ли, что по нему незаметно. По Лань Ванцзи тоже никогда не скажешь, что он пьян, пока он не выходит на охоту на кур… Потом захотел немедленно отправиться посмотреть на этакое чудо. Лань Цижэнь заскрежетал зубами, однако понял, что недоумение Вэй Усяня вполне искреннее. Так что ничего не оставалось, как поверить, что всегдашний возмутитель спокойствия действительно не имеет отношения к этому конкретному безобразию. Гнев его от этого только возрос. — Это же какое пятно на репутации! — он нервно дёргал себя за бороду, — что о нас скажут другие кланы… — Позавидуют? — предположил Усянь. Лань Цижэнь испытал острое желание заткнуть его болтливый рот заклятием молчания, но Ванцзи выразительно — так, как умел только он, смотрел на него. Семейного скандала не хотелось, так что Цижэнь только зашипел, как потревоженная змея и послал за Лань Сичэнем. Тот отнесся к новостям спокойно. — Это ведь всего-навсего маленькое местное святилище, про него мало кто знает, — сказал он, — а простому народу полезно отвлекаться от суровой реальности. — Так ты знал?! — Цижэнь не верил своим ушам. — Ну, я все-таки глава клана. Должен знать, что происходит на вверенных мне территориях. — Ах, я никогда не думал, что вокруг так много романтиков, — мечтательно закатил глаза Вэй Усянь. — Цыц — шикнул на него Лань Цижэнь, — романтик выискался. С большой дороги. Лань Ванцзи недовольно нахмурился и взял Вэй Усяня за руку. Но Усянь не обиделся на дядю, он пытался понять, откуда там взялась копия их портрета. Внезапно он вспомнил горящие творческим энтузиазмом глаза Оуян Цзычжэня и все стало на свои места. Да, видно уроки Лань Сичэня пошли тому на пользу… или во вред. Он не стал сообщать Лань Цижэню о своих умозаключениях, пусть думает, что это фанатское творчество родом из Цайи. Лань Цижэнь продолжал кипятиться. — Подрыв моральных устоев, вопиющее нарушение традиций… Пустое тщеславие, в конце концов. Заклинатели должны быть скромными, а вы в божки лезете. — Так мы же не сами… — напомнил Вэй Усянь, — народ нас выбрал, сердцем. — Еще бы. Головы-то нет. — Как вы суровы, дядя. Может быть… — Лань Сичэнь на минуту задумался, — я и ваш портрет напишу? Тоже станете гусуланьским богом. Покровителем учебы и знаний. Лань Цижэнь не удержался и наложил заклятие молчания на всех присутствующих, включая себя.