Хочешь повторить?

В кабинет капитана Прайса ворвались если не целой оравой, то компанией из человек десяти так точно, отчего Джонатан чуть не промахнулся, опуская кончик сигары в пепельницу, а не на стол, тем самым спасая деревянную поверхность от черного прожженного углубления. Мужчина привстал из-за стола, провел мозолистой рукой по своей бороде и уже морально приготовился к вопросам, ведь понимал, отчего к нему ввалилось без стука (а это не приветствовалось, от слова, совсем) столько солдат. Окинув взглядом вытянутые выражения лиц присутствующих, ждущих объяснений, капитан украдкой посмотрел на сидящего рядом с ним Гоуста, который помогал ему заполнять отчеты и прочие документы, успевшие за последние дни отпуска немало заколебать. Как только в поле зрения лейтенанта попала стая без остановки галдящих военных, он сразу напрягся и положил ладонь на кобуру со стволом на своем боку, потому что всегда необходимо быть начеку: даже база не предоставляла ему должного спокойствия, а доверять Гоуст и вовсе мог от силы тем людям, которых можно было пересчитать на пальцах одной руки. Но больше всего лейтенанта настораживало поведение Соупа, который каждые несколько секунд дарил ему свои абсолютно нечитаемые взгляды, то мельком останавливаясь на глазах под балаклавой, то опускаясь ниже по телу, то заново поднимаясь, то вовсе отворачиваясь, нервно сжимая разблокированный телефон. Позже на лейтенанта стали кидать взгляды и другие военные. Насупившись, Гоуст уже был готов услышать очередную чепуху, которую натворил МакТавиш или кто-то из солдат, но он не мог даже предположить, что конкретно произошло и вызвало столько эмоций, и почему, мать его, все об этом, видимо, в курсе, а он — нет. — Что это такое, где ты это отрыл, кэп? — Роуч что-то показывает капитану на экране телефона. — Я даже не знаю, мне смеяться? Плакать? Дрочить? Вступить в клуб? — Гоуст вопросительно поднял бровь, не понимая возмущенную речь, которую только что произнес Соуп. Ему нужен контекст. И объяснение мастурбации тоже, конечно, добавило бы в его голову ясности. — Парни, у нас появилась фанбаза, — Прайс откровенно ухмыляется над реакцией людей в кабинете, — Кейт на днях дала мне источники нескольких работ, и я на официальный сайт позже перешел. А там таких историй столько же, помноженных на пару тысяч. Нет, Гоуст просто так сидеть и пялиться в недоумении не может. Он достает телефон из заднего кармана джинс и спустя несколько секунд введения пароля замечает пару пропущенных сообщений из общей беседы. Лейтенант терпеть не может не только противные звуки приходящих уведомлений, но и режим с вибрацией, отчего в его привычку вошло постоянно отключать звук вплоть до «режима полета», лишь бы мешающие оповещения не отвлекали его во время тренировок, занятий с новобранцами, сна, чистки оружия или очередной перепроверки обмундирования. Поэтому он единственный не был в курсе о такой суматохе. — А чего вы думали? — Прайс выходит из-за небольшого стола и жестом разводит руки, намекая, что толпиться в кабинете не нужно и лучше каждому развернуться на все сто восемьдесят, — мы, военные, имеем славу не только в армейских рядах, но и в гражданских. И это не означает, что мы должны запретить кому-то заниматься литературным творчеством, — Прайс медленными шагами вперед вынуждает толпу отступать, приближая ее ближе к заветному выходу. Гоуст абсолютно ничего не понимает из монолога Прайса, пока не нажимает на ссылку и не переходит на сайт с эмблемой или пера, или перьевой ручки на темно-коричневом фоне, он не успевает запомнить такие детали, потому что перед его глазами появляется собственное имя с должностью, рядом — имя Соупа, который отделен от Гоуста косой чертой. А далее отчетливо видны и другие знакомые ему люди. Он снова ничего не понимает. — Жду ваших рецензий, всем спокойной ночи, — и пусть за окном еще светило солнце, Прайсу с грохотом удается захлопнуть двери перед собой, закрывая шумящих солдат с обратной стороны. Протирая лоб рукой и облегченно выдохнув, капитан вернулся обратно за кресло и стал пристально наблюдать за реакцией Гоуста. Его посетила мысль, что надо было заранее забрать у того пушку с кобуры, потому что даже Прайс точно не уверен, какой именно будет реакция лейтенанта. Кэп сложил пальцы в замок и прислонил подбородок к рукам, сдерживая улыбку. У Гоуста тоже была улыбка, только перевернутая. По названию, наличию отзывов, лайков и количеству частей он понял, что это какое-то произведение. И поначалу подумал, что, возможно, их миссии и жизнь в армии в целом задокументировали, придав тексту метафоричности и избегая (он надеется на это) военных тайн, которые за пределы штаба не распространялись. Но чем ниже опускались его глаза, тем выше поднимались брови, создавая складки на лбу. Гоуст пробежал взглядом по персонажам, которых знал поголовно, затем перешел на раздел «метки» и ничего примечательного не заметил, ведь все было ему знакомо: «армия», «военные», «упоминания смертей», «ПТСР», «насилие», «грубый секс», «напарники», «шрамы»... Так. Не понял. — Фанфики. Гоуст отрывает ошарашенный взгляд от экрана телефона и впивается глазами в улыбающегося Прайса. — Что? — Фанфики. Любительские сочинения, которые основаны на книгах, фильмах, играх, а также реальных существующих личностях, известных в тех или иных кругах. Гоусту такая информация почти ничего не дала, потому что это явно не задокументированные архивы миссий, если почти у каждой метки стоит ограничение по возрасту. И эти ограничения связаны не только с насилием. Видя недоуменный взгляд лейтенанта, Прайс снова продолжает. — Относись к этому с толикой иронии, и читать будет намного легче. Кто бы что не говорил, а мне действительно понравились некоторые. Гоуст не осмеливается мотнуть ниже по экрану и перейти к тексту. Прайс скинул какой-то рассказ, судя по маленькому количеству страниц. А еще его довольно ощутимо напрягала гребаная косая черта, поставленная между ним самим и Джонни. И что она, блять, должна обозначать? — Прайс, да тут даже ты есть! — В дверях появляется удивленный МакТавиш, листающий главную ленту с работами. Сержант проигнорировал укоризненный взгляд капитана, который только что всех вышвырнул из помещения, прямо намекая не толпиться. Но Соупу все же позволил пройти глубже в кабинет. — Я знаю, — Прайс поджигает старую недокуренную сигару черной зажигалкой и делает первую затяжку, — но могу точно сказать, что самые частые фигурирующие лица — это ты, Джон, и Гоуст. Причем... В весьма близких отношениях, — выдыхает клуб дыма. Соуп молчаливо переглянулся с Гоустом, а затем оба солдата устремили взгляды на капитана. Повисла неловкая пауза. — Не надо на меня так смотреть, не я же это пишу, — Прайс лениво разводит руками и нахально лыбится, наслаждаясь реакциями военных, — советую и вам занять свое время ознакомлением в последние выходные, если библиотека уже не справляется с этой задачей. Гоуст молча поднимается со стула и вместе с Соупом направляется на выход, позже закрывая за собой дверь. Около кабинета было пусто, и лейтенант вновь задается вопросом о случившимся. — Если ты еще не понял, то про нашу базу почти ежедневно что-то сочиняют и выкладывают в сеть, — сержант жестом намекает Гоусту пройти за ним, и ему ничего не остается, кроме как последовать за Джонни, если лейтенант хочет узнать больше. А он очень, блять, хочет. Они заходят в казарму МакТавиша и он тут же захлопывает за собой дверь, прислоняясь к ней спиной и сжимая в руках телефон. — Ты должен это прочитать, элти! — И настроение Джона мгновенно меняется почти до возбужденного, глаза сержанта светятся удивлением, восторгом, даже какой-то детской гордостью, отчего Гоуст невольно делает шаг назад, не понимая такой резкой перемены эмоций. Джонни почти силой усаживает Гоуста на койку и плюхается рядом, отчего кровать издала противный скрипучий звук пружин под весом еще одного тела. Их бедра соприкоснулись, и лейтенант нервно сглатывает, поправляя балаклаву и стараясь придать взгляду глаз невозмутимый вид. — В большинстве случаев пишут о нашей армейской жизни, миссиях, где кто-то умирает. О наших с тобой проблемах тоже. Знаешь, что меня удивляет больше всего? — Джонни не отводит взгляда от телефона, кропотливо что-то выискивая. Гоуст молча ожидает ответа. — Нас с тобой знают лучше, чем даже мы сами. Я когда читаю про себя и свои мысли, поступки, охуеваю от осознания того, что я и правда думаю, делаю, говорю точно так же, — Гоуст замечает, как Джонни переходит на какую-то работу. У того даже пальцы в предвкушении подрагивали. — А кто вообще все это пишет? — Гоуст начинает понимать, что ему пытается донести Джонни, и не соображает, какие эмоции ему использовать. И хватит ли ему смелости самому прочитать хотя бы отрывок из чьего-то произведения? — Кэп сказал, что преимущественная часть авторов скорее всего состоит из девушек. Значит, и читательская аудитория та же. Во, нашел! Соуп воодушевленно показывает лейтенанту шапку работы, в которой даже обложка присутствовала. На изображении видно, как они с Гоустом крепко обнимаются. Всматриваясь в другую инфографику, лейтенант замечает... Его глаза расширяются, брови хмурятся, и он лицом приближается к экрану, чуть ли не касаясь его носом. Больше трех тысяч поставленных лайков. То есть, трем тысячам людям понравилась эта работа, если не говорить о просмотрах, которых наверняка куда больше поставленных пальцев вверх, отзывов и подписок. Гоуст промаргивается и отстраняется. Тяжело признавать, но в нем просыпается давно похороненное под толщей пороха и крови любопытство. — И тебя, между прочим, в каждой второй работе чуть ли не боготворят, — прозвучало почти по-детски обиженно, и лейтенанта это забавляет, — а я, знаешь, кто? — Небольшая пауза. — МакТавиш, который сует везде свой нос, любит флиртовать со старшим по званию, шутит, словно прошел курсы обучения на работу в шапито, и, самое главное, не может удержать свой же член в штанах, — тоже прозвучало слегка возмущенно. — Ну, и где они не правы? — Лейтенант скрещивает руки на груди, щурится, и балаклава на его лице скрывает от удивленного Джона слегка поднявшиеся уголки губ. Попали в каждый пункт. Джонни открывает рот и тут же закрывает его, не находя нужных оправданий. Он цокает и приподнимается с койки, приближаясь к небольшой тумбочке. — Они даже об этом в курсе, элти, — Джонни показывает разворот блокнота, где были изображены эскизы и законченные зарисовки Гоуста со всех ракурсов, начиная с портретной части (если прорисовку балаклавы можно назвать портретом) и заканчивая набросками в полный рост в разных позах. — У нас что, скрытые камеры по базе установлены? Гоуст наклоняет голову набок и снова щурится, всматриваясь в зарисовки Джона. И лейтенант никогда не признается, что ему до ужаса льстит тот факт, что именно его фигура в большинстве случаев мелькала на страницах блокнота. Джонни задвигает ящик в тумбочку и садится на противоположную кровать, сбрасывая кроссовки и подбирая под себя ноги. — Будешь читать при мне, элти. Не знаю каждую девчонку лично, лайкнувшую или написавшую, но все они явно недопонятые гении, — опять копошится в своем телефоне, снова что-то выискивая. Гоуст, глядя на Джонни, тоже решает опустить глаза на уже потухающий экран, чтобы нажать на первую попавшуюся работу и оценить все масштабы трагедии, если пользователи и правда знают много деталей из их военной жизни. И натыкается на небольшой рассказ, в котором, опять же, скрестили его и Соупа. Интересно. — Даже Прайс тут похож на себя больше, чем наш. Такой же заботливый папаша, который, когда надо, может и по хребту дать для профилактики. — Джонни хихикает и проводит пальцем по экрану. На несколько десятков минут солдаты погрузились в тишину, яростно поглощая глазами страницы разных работ. Гоуст проходился взглядом уже по шестому сочинению, и его удивляло, как точно авторы попадали в его манеру общения, поведение, даже мысли. Это одновременно настораживало, пугало и восторгало. Оказывается, читать про самого себя — это тот еще захватывающий блокбастер, где можно узнать про собственную личность что-то новое, до этого тихо спящее. За час чтения Гоуст успел представить себя и в бикини, и зараженным зомби, и на гражданке, и успешным отцом, нянчившимся не со своими детьми, и стриптизером, и пьяным в канун Рождества, и даже покойником. Но во всех историях Гоуст замечает, что Соуп, словно заноза в заднице, не отходит от него ни на шаг, постоянно вертится рядом, флиртует, провоцирует, дразнит. И это чертова правда. Разница лишь в том, что ни один из них пока не осмеливается оборвать нить субординации, боясь даже коснуться невзначай друг друга. Чего уж говорить о дальнейших... близостях. — Я одного понять не могу, — Гоуст на секунду выключает телефон и наклоняет голову назад, пытаясь осмыслить несколько строчек, которые только что прочитал, — откуда они знают размер моего члена? Соуп поперхнулся и прыснул смехом, потому что задается таким же вопросом и про свой собственный. — То есть, какая-то мадам знает, а я — нет? Это нечестно, элти. Я тоже на это имею право, — Джонни суетливо кладет ногу на ногу. — Ну, прочитай любую работу с рейтингом выше семнадцати и узнаешь, — Гоуст тоже кладет ногу на ногу, отзеркаливая позу Джонни. Обстановка немного накаляется и начинает выходить за рамки беседы обычных сослуживцев. — Ты в курсе, что у тебя есть коттедж, несколько квартир в Манчестере и собственный мустанг? — Если Гоуст кивнет, то Джонни будет готов накормить свои мозги свинцом. — Теперь в курсе, — Гоуст отвечает после небольшой паузы, и в его интонации слышны нотки удивления. — Блять, — Джон дочитывает одну из работ, решаясь наградить автора своим эксклюзивным лайком, — метка «селфхарм» еще в начале насторожила меня, но я не думал, что описание будет настолько правдоподобным, — поднимает взгляд, смеется под нос, ожидая реакции Гоуста. Лейтенант не медлит, его зрачки сужаются. После секундного созерцания на почему-то ухмыляющегося Джонни Гоуст рывком подрывается с койки и за пару шагов подходит к сержанту, грубо хватая его за запястья и поднимая ткань одежды выше. Задрав рукава почти до плеч и убедившись, что на коже нет никаких свежих шрамов и отметин, лейтенант отстраняется и отрывисто выдыхает через нос, потирая глаза рукой. — Придурок, — Соуп на мгновение заставил его сердце подпрыгнуть. А Джонни, словно дитя малое, и рад такой реакции. В реальной жизни Гоуст отреагировал даже ярче, чем в прочитанной истории, пусть сержант и не занимается причинением себе вреда. Гоусту не все равно. — А ты еще в жопу мне загляни, что у меня там в жопе есть. — И загляну, если вынудишь, МакТавиш. Гребаный ад, он же реально буквально вылез из этих сочинений, совершенно такой же нахальный, не знающий личных границ придурошный сержант, олицетворяющий бомбу с эмоциями замедленного действия. Гоуст снова удивляется тому, какой тотальный труд был проделан над каждой работой, чтобы изобразить сержанта именно таким, каким он был на самом деле. Снова это чертово неловкое молчание. Джонни не меньше Гоуста был в изумлении, читая о лейтенанте. Иногда украдкой кидал на него взгляд и тут же снова возвращался к тексту, когда их глаза встречались. Соуп буквально глотал каждое слово каждой работы, в которых с удивительной точностью в целые абзацы описывалась внешность Гоуста, начиная с мрачной балаклавы на лице и заканчивая почти незаметными шрамами, о существовании которых Джонни узнает как раз-таки сейчас, во время прочтения. Дальше переходить к прошлому лейтенанта Джон не осмелился: слишком тяжелая судьба, чтобы заново перечитывать известные ему подробности. Характер лейтенанта прописан с такой подробностью, что Джонни действительно задумывается над идеей проверить все углы на наличие камер или жучков. Но тут же отмазывается от нее, посчитав такие мысли поистине абсурдными. О метках Гоуст теперь знал намного больше и даже сделал для себя вывод, какие ему приглянулись больше всего, а с какими он не будет связываться даже под дулом калаша. — Тут даже твоя смерть есть, Джонни, — максимально постарался проговорить безразличным голосом, но потерпел неудачу. — В литературе нет ограничений, элти. Точно не «ангст», точно не «пытки», точно не гребаное «смерть основных персонажей», ему и в жизни дерьма хватает. А смерть Джонни вовсе не вписывается в его планы, и Гоуст открещивается от таких работ, пролистывая их. Куда лучше «все живы/никто не умер», «флафф» и «счастливый финал». И пусть кто-то только посмеет что-то ему возразить, он слишком ценит Джонни и команду, чтобы даже читать об их утрате. Кошмаров хватает. Незаметно пролетел еще один час, и закатное солнце медленно начало опускаться за горизонт, освещая казарму последними теплыми лучами. Такая аллегория напомнила Гоусту о Джонни. Такой же яркий, простой, практически светящийся изнутри, согревающий сердце, растапливающий лед, которым возведены массивные стены вокруг лейтенанта. Писательницы и тут не прогадали: Гоусту и правда тепло рядом с Соупом, ему и правда кажется, что собственное существование обретает цвет, когда Джонни попадает в его поле зрения и машет издалека рукой, приветствуя. Гоуст подпустил сержанта слишком близко, и ему уже вряд ли удастся так просто вновь оградиться от него. Они все чертовски правы. — Прости, Саймон, но я просто обязан, — Джонни хмыкает и прокашливается, набирая в легкие побольше кислорода. И тут лейтенант опешил. Он и сам не понял, от чего именно: от произнесенного Джоном собственного имени или от осознания того, что этот сученыш всерьез собирается зачитать отрывок постельной сцены. — Джонни, нет, — почти умоляет. — «Во рту член Гоуста чувствовался не так уж и плохо, но вот задницу он буквально рассекает, ровно посередине, и она начинает адски гореть; это жжение похоже на...» Гоуст моментально вспыхивает смущением и закрывает лицо руками. — Прекрати. — «... и наваливается на него, начиная двигаться быстро и жестко, врезаясь в него бедрами, из-за чего...» — Блять, Джонни, — Гоусту кажется, что такое адское смущение он чувствовал в последний раз будучи пиздюком, когда мать застукала его за мастурбацией. Он откладывает телефон и склоняет голову, упираясь локтями в колени. — Я даже не знал, что ты так умеешь, элти, — а Джону весело. Но Гоуст не видит, как Соуп беспомощно скрещивает ноги, скрывая свое возбуждение, у сержанта так сильно колотится сердце, что ему кажется, будто оно скоро выпрыгнет сквозь ребра, переламывая их. МакТавиш старается скрыть свой румянец. В этом плане Гоусту повезло больше — черная ткань балаклавы скрывала его горящее лицо, а склонившаяся чуть ли не напополам поза прятала от сержанта предательский стояк, который лейтенант никак не мог успокоить. Блять, придется положить подушку на пах. И пусть МакТавиш только попробует что-то вякнуть по этому поводу. — Если ты крупнее и старше меня, то это не значит, что ты должен быть сверху, Гоуст, — Джонни сам себе не верит, что его рот способен сказать что-то подобное. — Это еще почему? — Скрещенные руки лейтенанта и настороженный взгляд всем своим видом показывали МакТавишу, что, во-первых: как он вообще позволил себе такую дерзость, и, во-вторых... ... во-вторых, конечно же, дурень, я буду сверху, и это не обсуждается. — Что за стереотип, что я в принимающей позиции?! — Джонни повышает голос, — я, что, не могу разок и сам присунуть? — Большая часть работ была сосредоточена на пассивной позе Соупа, и его это немного-немало возмущало. — Следи за языком, МакТавиш, — нет, этот диалог явно выходит из-под контроля, и сержанта нужно опустить на землю. — Ага, ты мне в одной из историй тоже так говорил, а потом я брал у тебя в рот полночи. Господи Боже помоги мне, если ты есть. — Хочешь повторить? — Не угроза, а предупреждение. — Элти, не поверишь, но это ты тоже говорил, — Джонни почти смеется, с трудом удерживая в себе хохот. Господи, это же очень смешно. — МакТавиш! — Вышло даже грубее и громче, чем задумывалось изначально. Вся абсурдность ситуации только подпитывала больные фантазии Гоуста, который был на грани от того, чтобы уже наконец переступить черту. — Мальчики, — в дверях появляется капитан Прайс, видимо, услышавший их шумную словесную перепалку, — давайте, вы позже решите, кто кого трахать будет, хорошо? Мы последние дни отпуска отмечаем, спускайтесь к нам. Алкоголь в наличии. В глазах кэпа они оба были похожи на гребаных подростков, у которых начался пубертатный период. — Если и там не прекратите собачиться, то будете при всех читать выбранную мной работу по ролям, — он кашляет, проходя пальцами по своим усам, — с выражением.