Et si tu n'existais pas

                        ***        Линетт сидела на кровати и показывала Мане и Эстелле карточные фокусы. — Смотрите внимательно. Сейчас я из этой карты сделаю другую карту.        Девочки с замирающим сердцем вглядывались в тонкие, белые пальцы — по их мнению-- волшебницы. Накрыла ладонью, потёрла и вуаля!       Линетт была сдержанной и безэмоциональной с чужими, но свою семью она любила нежно. Младшеньких веселила фокусами и рисовала с ними, старшим помогала с уборкой, не используя технику, отчего это было труднее, но всё-таки так же чисто. — Сестра, как ты это сделала? — горели глаза Эстеллы. — Фокусники никогда не выдают секретов. Если бы у всех волшебников был развязан язык, никто бы не верил в чудеса,— загадочная Линетт еле заметно улыбнулась.       Прислушавшись к мудрому совету, младшие сёстры отвлеклись и пошли рисовать.       Линетт ждала Лини. Семь тридцать вечера. А его еще нет. Какая-то тревожная шестерёнка забилась в груди, брови слегка сжались. Брат..        Он всегда был и остаётся её опорой и поддержкой. Разбитая ваза, поломанная техника, ссоры с другими детьми, промахи на сцене и опасности в миссиях Отца — Лини никогда не знал большей любви и привязанности, чем любовь к семье. И всецело отдавался сестре.        Иногда ей становилось стыдно за то, что на нём лежит столько ответственности. Хотя они близнецы-одногодки. Иногда она зарывалась в его копну волос, ощущая всё напряжение его беспокойных мышц, и понимала, как сильно он старается ради неё. Ведь они были в одинаковом положении, и то, что он мальчик ничего не меняло. На улице, слоняясь по закоулкам и мусоркам около богатых ресторанов и маленьких забегаловок, голодая, пока изящные напудренные дамы из высшего общества вели своих аристократических пуделей, пока они почти что питались мусором, уже тогда брат вёл себя, как взрослый человек, опекая сестру.       И Линетт никогда не расстраивала брата. Она понимала, как много он делает для неё, сестра уважала, любила и была бесконечно благодарна Лини.        Она доверяет ему, но в этот вечер почему-то было тревожно и беспокойно.       Подойдя к окну, девушка высматривала хищным взглядом, как рудокоп высматривает в песке золото, из крупиц людей своего светлоголового брата. И спустя несколько минут всё-таки высматривает.       Белобрысая и курчавая, будто бы только из душа, макушка брата ковыляет к дверям.       Слегка приподняв уголки губ, девушка грациозно и неспешно идет ко входу, где её встречает удивлённым взглядом Лини. — Не холодно в ночнушке? — Я больше беспокоюсь за тебя — мокрого и уставшего в шортах под ветром, — Линетт закрыла за ним дверь и потащила в ванную. — Как ты сегодня день провела? — поинтересовался Лини, обтираясь полотенцем и просушивая тело феном. — Дочитала "Убийство в Западном экспрессе", потом погуляла в окрестностях города. А ты?       Лини совсем забыл, какие лживые и продуманные сценарии сочинить, пока выгонял всех бабочек из живота и головы.             Пришлось импровизировать: — Я весь день слонялся около Мон Анотеки. Нашёл какую-то приключенческую книгу на песке и читал, потом поплавал, — не выдавая ни капли пота или волнения наврал Лини.       Сестра заботливо принесла ему сухую одежду и повесила мокрую. — Ты мог хотя бы шорты просушить на огне,— удивилась Линетт. — Боялся опоздать к любимой сестре, — улыбнулся он из-под полотенца. — Приходи на кухню через десять минут, я заварю тебе чай.       Убедившись, что сестра ушла, он устало и глубоко вздохнул.       Лини не будет рассказывать ей про Мадлен, как бы он её не любил.        "Если Отец узнает, то самое лучшее что она сделает — запретит мне общаться с Мадлен. "       Она оставила ему записку с её адресом и телефоном. Может, позвонить с домашнего? Нет.. С городского? Возможно, главное чтобы никто из детей Очага не увидел это.        Так хотелось встретиться и поболтать, но Лини понимал свою принадлежность. Свою скованность цепями долга перед Фатуи и Отцом.       "Я не хочу впутывать её в дела Фатуи."       Он, еще такой юный, не осознавал всю ту огромную разгорячённую, пылающую массу любви, которая сидела в его груди белоснежной пташкой. Но смутно ощущал эту незыблемую мечту о её прекрасных руках.       Да, не губах и не щеках. Мечтал о руках. Он считал её чуть ли не богиней. Не мог Лини так неуважительно фантазировать о бордовых, сухих и обветренных губах этой неприступной, таинственной нимфы.       Но дотронуться до загара её худых рук — это слабая надежда и большая мечта.                         ***        Мадлен сидела на крыше своей мастерской-дома и курила.       Оголённый, стыдливый и огненный, закат уже давно смыл всю красную гуашь с неба. А теперь начало смеркаться.       Её босые ноги омывал прохладный ветер. Руки покрылись гусиной кожей, было холодновато.       Затяжка — и по лёгким пошёл теплый, обволакивающий пар. Сигареты "Парламент" из Снежной были чертовски качественными. Стало чуть теплее.       Только сейчас она поняла, что в легком ночном платье сидит на крыше. Но её не смущала инициатива окоченеть или испачкаться.       Призрачные, острые хребты Элинаса бледными клыками возвышались на земле. Кур-де-Фонтейн сиял огнями, по длинной дороге водного вокзала до сих пор ехали люди и мелюзины.       А она сидела здесь — на крыше в ночнушке, курила и все размышляла о том парне.       Лини сначала казался ей маленьким и неумелым в общении. Даже слегка нахальным. А затем ложные иллюзии потихоньку развеялись и обнажили гибкий ум, прекрасную лёгкость и тепло.       Да, он был интересным. По крайней мере для неё. При воспоминаниях об этой встрече, что-то тёплое и приятное разливалось в окоченевшей груди.       Нежность ли? — Не знаю,— произнесла вслух Мадлен, потушив окурок.       Пора возвращаться.       Тёплый свет в доме контрастировал с темнотой на улице. Остановилось еще уютнее. Матовый блеск огня в лампе мягко ложился на её губы и руки.       Устала.       Она заваривала кофе и думала о нём, заправляла постель, думая о нём и прикусывала губы в ожидании встречи.       И он тоже ждал. И боялся ненароком сдать её в суровые и жестокие к чужим руки Отца.       Оба легли спать в надежде на встречу и теплоту рук друг друга.