Кот, который любил раф со взбитыми сливками

— Ему будет больно? — сиплым голосом пробормотал щуплый парнишка, каким-то чудом удерживающий здоровенного недовольного мейн-куна на смотровом столе. Осаму, задумчиво постукивая обтянутым виниловой перчаткой пальцем по шприцу с набранным лекарством, — воздух выпускал — фыркнул. — Твоему коту — как комариный укус. — Ветеринар подошёл к смотровому столу и оценивающе ощупал бедро животного. Мейн-кун с необычными фиолетово-золотыми глазами протяжно зашипел, прижав уши к голове, и начал бить хвостом по перебинтованному предплечью Осаму. — Если дёргаться не будет, — поспешно добавил он. Парнишка в мешковатой и сплошь покрытой шерстью и грязью, а от того серо-буро-малиновой толстовке, был явно озадачен поведением питомца. Он скосил глаза на кота и скривил губы в подобии улыбки. Незнакомец боялся самого обычного кота? — Перехвати лапы здесь и здесь, надави всем весом. Осаму пальцем свободной руки натянул маску на нос. Он не был уверен, что животное, всё ещё недовольное (судя по прищуру глаз), не раздерёт ему лицо. Таблетку-релаксант кот очень бодро выблевал, пока ветеринар искал ампулы с ледоканитом и цефтриаксоном в подсобке. И дёрнул же его чёрт оказаться в том переулке. — Дави, — скомандовал Осаму и потянулся к заранее распакованной спиртовой салфетке. Протёр бедро заходящегося недовольным бурчанием мейн-куна и всандалил ему укол. Иголочка была тоненькой-тоненькой — кот даже перестал трястись и удивлённо, звонко мявкнул, когда ветеринар извлёк её лёгким движением руки. Резко стащил перчатки и швырнул их с использованными шприцом и салфеткой в мусорное ведро, так некстати опустошённое накануне — придётся снова всё менять, — и отошёл к санзоне. Осаму, спаласкивая руки в умывальнике, — терпеть не мог едкого запаха перчаток на руках и ощущения потных ладошек — краем глаза смотрел на внезапных посетителей ветклиники. Парнишка, казалось, трясся больше питомца: все губы искусал, посинел и покрылся испариной. Но изящные кошачьи лапы не отпускал до сих пор. Ветеринар устало вздохнул и вернулся к пациенту, стягивая маску на подбородок. — Отпусти уже своего белого тигра, — протягивая к испачканной в грязи мордочке животного тыльную сторону ладони, пробормотал Осаму. Кот обнюхал ладонь доктора и зашипел, после чего тот торопливо одёрнул руку. Хозяин мейн-куна будто находился в трансе: то ли не расслышал слов ветеринара, то ли вовсе его не слушал. — Хэй, как там тебя? — озадаченно. — Отпусти животное, мы закончили. Осаму легко шлёпнул парнишку по руке: тот отскочил от смотрового стола и весь сжался, прикрыв голову руками. Ветеринар недоумённо склонил голову к плечу, в то время как кот, почувствовав свободу от стальной хватки хозяина, вальяжно разлёгся на столе. Будто не ему несколькими минутами ранее ввели до жути болючий антибиотик. Парнишка встрепенулся, вытянулся и весь стал пунцовым, опустив руки вдоль тела. Он попытался отряхнуться, но только испачкал руки, так и не зная, куда деть бегающий взгляд. — Я… я прошу прощения, что не представился. Накаджима Ацуши, — его глаза настороженно… нет, пугливо блеснули лиловым золотом, когда парнишка, скопировав движение доктора, наклонил голову к плечу. Его зрачки были отчего-то расширены. По спине Осаму, вдоль позвоночника, пробежали мурашки. Будто волосы на загривке встали, и сердце сбилось с ровного ритма: тук-тук-тук, тук, тук-тук-тук. — Дазай. Дазай Осаму, — проговорил ветеринар ровным голосом. Ацуши нервно улыбнулся и, трясущейся рукой, заправил длинную прядку чёлки за ухо. Он был сед, бледен и костляв. Одетый неряшливо до невозможности: толстовка непонятного цвета, бахромящиеся на концах штанин чёрные джинсы, разноцветные носки и высокие кеды на силиконовых клёпках вместо шнурков. — Спасибо вам, Дазай-сан, — прошелестел Ацуши, поклонившись. В горле Осаму пересохло. Он выдавил из себя кислую, уставшую улыбку и посмотрел в глаза Ацуши, отмечая, что тот тоже едва на ногах стоит. — Сколько с нас? — Ни цента! — Осаму, собравшись с духом, бегло оглядел Накаджиму и, с видом заправского шута, развёл руками. Дядюшка его по голове не погладит, если во время инвентаризации не досчитается двух ампул с лекарствами, шприца и перевязочных материалов, но ему что же, впервой? — Вы уверены? — Щёки Ацуши порозовели, он скомкал край толстовки узловатыми пальцами правой руки — вся в ссадинах и синяках — и уставился честными-честными глазами на ветеринара. Осаму отчего-то захотелось посмотреть на свои ботинки, а не в глаза, в которых он видел благодарность. Так и не ответив на вопрос, он скрылся в спасительной прохладе подсобки. Расстегнув верхние пуговицы рубашки и по-человечески закатав до этого наспех задранные рукава, Осаму прислонился к стене спиной и убрал со вспотевшего лба чёлку, заторможенно смотря на ровные ряды металлических стеллажей. На полках царил идеальный порядок: скляночка к скляночке, бинтик к бинтику — и не дай бог что-то будет лежать не так. Осаму покосился на раскуроченный стеллаж, где он в потёмках искал цефтриаксон, — что ж, можно свалить всё на криворуких практикантов из местной ветакадемии. Осаму выудил из коробки две пачки бинтов и стянул с полки спрей, которым не так давно обрабатывал задницу визжащего от боли ежа. Тот ещё опыт, но они вместе с дядей поржали над незадачливым хозяином. Погрузившийся в свои мысли, Осаму вздрогнул, когда за дверью послышалось шипение мейн- куна и озабоченное, приглушённое щебетание парнишки. — И дёрнул же чёрт оказаться в том переулке… — хмыкнул Осаму и потёр переносицу свободной рукой. Ночь обещала быть томной.