. . .
Вторая реакция — замешательство. Одно дело зависеть от футбола, дела всей жизни, а совсем другое — от человека, горящего тем же футболом. Рину знакома эта история, и он не хотел наступать на те же грабли, поэтому отрекался от всевозможного сближения с людьми, отрезал любое проявление эмоций. У него, так-то, тоже есть гордость и свои принципы. Понял, Саэ? Но Исаги настойчивый. И он бы мог послать этого бессовестного куда подальше, если бы не одно «но». От него не хочется зависеть, а, наоборот, хочется побеждать и поглощать, отталкивать, ломать, а потом со страстью прижимать. «Блядь», как сказал бы Йоичи. «Пиздец», подумал бы Рин, услышав в голове с возбуждающей хрипотцой голос парня и осознав, что мысленно назвал того по имени. А уж какой сюжет мог пойти дальше, если бы так вовремя не отвлёк звук вошедших в общую душевую парней, младший робел и представить. И когда он успел до такого докатиться? Быть может, в самый первый день, когда увидел рванувшего раньше всех парня с заметным шлейфом «утопающего» к тому самому оратору Эго? Или же это случилось, когда Рин думал, что убедился в его никчемности после матча три на три, а потом встретил в коридоре и будто повзрослевшие глаза, и их самоуверенного обладателя, что вновь вернулся с жаждой сокрушить.? Раньше надо было осторожничать. «Когда» и «почему» не поможет — сейчас бы равновесие удержать в их расшатанной лодке. И не захлебнуться, окончательно наебнувшись.. . .
Третья реакция — любопытство. Соперничество же рождается из интереса. Причем взаимного. А с их эгоистичными тушами так вообще не должно возникнуть проблем — только задень эго (не Джинпачи, слава мониторам), и оно само понесется по зеленым просторам поля. Оружие у Итоши — холодная стратегия и расчет, у Йоичи — стремление к забиванию голов и периодическое турбо-ускорение в развитии, которое легко включается от давления со стороны. Обоих называют гениями, и их же чтят монстрами. Но есть нюанс (ха-ха).. с тем же пробудившимся Наги, заденутым Рео, возбужденным Бачирой, вернувшим смысл Чигири и мстящим Баро у Йоичи игра складывается какая-то другая. И по его взаимодействию с парнями это видно. Может, он и ошибается в выводах, ведь для всех это свойственно, но, как известно, у Рина нет стадии отрицания — Итоши может срастить и выразительный взгляд синеволосого в его сторону вне матчей, и неосознанную тягу к нему во время игр, и необходимость в прикосновениях на поле, в конце концов (хотя не первый раз после такого порыва лицо гения встречалось с приветливым газоном). — Рин, пасуй на меня! Да, трудно быть умным и видящим проблему, но тяжелее всего — начать разбираться с ней, смирившись, что что-то все-таки придется менять. А это довольно затруднительно, ведь последние годы он только и делал, что самовольно закрывал гештальт футболом и ни на что другое свою энергию не тратил. Безусловно, он мог просто забить, как делал это раньше, проигнорировать цепкое внимание к своей персоне и продолжить спокойно существовать. Если бы ему было безразлично, да. Чёртов Исаги. Вот надо было влезть в его константу, по одиночке ведущую не к мировой, но все же значимой для него цели? Обозначить своё присутствие в его жизни и мыслях не только на время матчей, но и после них же? Рину и без этой мути нормально жилось. И своих наводнений хватало. Вроде как. Однако, вопреки таким правильным мыслям, он теперь не отводит взгляд, а впускает парня в свое трехмерное пространство. Ловит внимание и дарит его же в ответ, не чувствуя смущения и какой-либо неправильности происходящего. Исаги, смотри только на меня.. . .
Очередной безлюдный вечер синей тюрьмы, мрачные мысли, носящиеся по черепной коробке, изматывающие тренажеры, затыкающие их же, и лютая жажда. Его организм может и чувствует заебанность, но Рина это не то чтобы сильно волновало — для откупки есть йога. Мысль вторая, третья. Отжим. Вновь воспоминание на двенадцатом подходе, и он замечает в проходе синие омуты. Если Исаги подойдет и скажет ему «Я рядом, я помогу тебе, не нужно себя так мучить», то Рин ему врежет. С размаху так, до разбитого носа и сбитых костяшек. Ведь не нуждается в жалости и какой-то там липкой слащавости. Быть может, раньше маленький Рин и желал услышать похожие слова от своего любимого братика, но эти времена прошли. Он уже давно выкинул розовые глупости из головы, что оставили на память лишь сломанную психику и отсутствие инстинкта самосохранения. Но Йоичи так не сделает. Он окинет взглядом пропитанное потом тело, конечности, отдающие в дрожь от напряжения, уставшие бирюзовые глаза, мокрую, прилипшую ко лбу челку и промолчит. Съязвит, да, когда будет протягивать бутылку с водой, чтобы ответить на его реплику, но не станет переделывать, указывать, как делать не стоит. За это Рин мог сказать ему спасибо, но, во-первых, это никому из них нахер не сдалось и у них не тот уровень отношений, а, во-вторых, все ведь и без слов понятно. За счет взглядов, подтаявших айсбергов, редких прикосновений и, в конце концов, мыслей друг о друге и сердечном желании превзойти. — Свалишься без сил на поле — въебу. И отводит глаза, будто выражает крайнее безразличие, поясняя и озвучивая настолько очевидные вещи: — Мне нужен достойный соперник, чтобы поглощать, если ты не понял. А Рин и понял, хоть его никто и не спрашивал, хотел ли он понимать. И только по привычке цокает, когда отвечает: — Иди уже спать, неженка.. . .
Четвертая реакция — предвкушение. Не сказать, что обессиленный Рин свалился прям на поле — скорее, на часть поля, и в основном удар пришелся на сбитое с ног тело. Из плюсов — падение было мягким, из минусов — Рин все же получает подзатыльник от Исаги (ого, кто-то вспомнил про разницу в возрасте). Так потренироваться они решили спонтанно. На следующий день (а лучше сказать «ночь») после. . .
Нагрузка в спорте большая, и не сказать, что они не устают, но и не жалуются (не считая лысого, который монах, который Игагури), ведь нет таковой причины. Футбол, тренировки, матчи — их жизнь и страсть до скрипучих суставов. И это не метафора. Хрящевая прослойка хрупкая, и от многочисленных телодвижений она уже начинает стираться, отчего при ходьбе в каждом спортсмене открывается талант к пародированию дверных ставней. И это еще если не затрагивать многочисленные риски порвать связки, повредить мягкие ткани и остаться непригодным у разбитых ворот, надеющимся иногда получать выплаты по травме, и смотреть на амбициозных сокомандников только по телику. Рин такого не хочет, а Исаги даже не задумывается — борется здесь и сейчас. Он иногда поражается этой черте его характера, настолько та глупа и опрометчива. Раньше Итоши даже считал, что синеволосый свой оптимизм попусту преобразует в идиотизм, и с таким подходом ему никуда не пробиться. Считал. Пока лично не увидел разгорающийся в парне убийственный костер и не прочувствовал на себе близкую ему волну сумасшествия. И помимо этого — тихое слово предательство от помутневшего эмоциями сознания. Хотя тот же не знал, что так получится. Гребанная удача. Но началось всё не с этого. Не только же на неженку внимание обращать. Итак, реакция — пиздец неописуемый. Когда Рин только увидел на мониторе до боли знакомую фотографию парня с медными волосами, то впал в ступор. А когда еще и осознал, что теперь им рано или поздно придется увидеться и сыграть против друг друга, то подумал: ну брат и брат, чё бубнить-то. Подумаешь, что они посрались и не общаются уже как год, а отдалились еще раньше, что для нормальных семейных отношений не характерно (хотя кто бы говорил — их вечно занятые родители и не такой пример подавали). Подумаешь, что теперь у Рина проблемы с выражением эмоций, а Саэ так и продолжает молчаливо гаснуть где-то у себя в турнирах на позиции полузащитника. Это ихЯ убью тебя.»
Нет, конечно же, Рин в адеквате. Просто футбольное поле для него теперь — военный полигон. Место, где идет борьба за выживание, где царит жестокость, кровожадность и безбожие, где ты либо ведущий, что правит, либо ведомый, которого вскоре закопают. Другого не дано. Просто не трогайте его в этот момент, если не хотите пострадать. Глаза наливаются пламенем, разум затмевается, сердце не жалеет, а тело действует. Такой поток для него самый крайний вариант, и только на тот случай, когда контроль над собственными эмоциями не получается удержать, и те начинают бить через край. Три, четыре. Конец игры. Колени на поле. Он постепенно возвращается, начинает улавливать посторонние голоса, взгляд становится не таким обостренным, а все больше человеческим, и ему, если честно, никак. Выжался. Просто не трогайте его в этот момент. У него всё пройдет, главное — это подождать. Тот самый айсберг еще на плаву, и он обязательно вернется, как только соберёт все свои льдины в кучу и постарается не свихнуться после встречи с чёртовым титаником. Вы снова ощутите на себе его тяжесть и схватите обморожение лёгких, а сейчас лишь молча ждите. И просто, блять, не трогайте. Он Рин, а Рин — ведущий (если опустить моменты хождения вокруг Саэ и прошлогоднее согласие быть всегда на втором месте). Так душа и разум думают сейчас. Он борется, хочет мстить, давить, и это только его право. Теперь он не только выживает, но и сам атакует. Даже может появиться табличка: Опасность. Не входить — убьёт. Но это потом. Пока ему нужно оправиться и насладиться холодом шкафчиков и пустующей от блюлоковцев тишиной. Глубокий выдох. Раз, два. Не. трогайте. И всё наладится. Три. — Рин!.. ..четыре. Сука. Серьезно? Железная дверца дребезжит от кулака, что Исаги от неожиданности дергается. Мгновение, и вернувшаяся тишина становится больше наэлектризованной, чем мирной. А красные буквы на табличке начинают мигать в недоумении. Он же. . .
В спорте нужен профессиональный подход, всестороннее мышление, быстрота действий. Не только метавидение, которое так нравится продвигать Йоичи. Хотя не сказать, что у того из полезного только оно и есть. Как раз наоборот — парни даже хотели дать ему титул пазлового гения из-за умения подстраиваться под ситуацию. Сначала разрушать себя, а потом менять — задача не из легких. Остается только подтянуть физические данные, да и не стоять на месте в развитии, и тут до игрока мирового уровня недалеко. Жаль, что в футболе пользоваться различными тактиками гораздо проще, чем в жизни. Взять ту же характеристику, просканировать, рассчитать диаграмму в каком-нибудь веб-ресурсе, и ты уже можешь вывести последовательность действий к конкретному человеку. Но почему-то в отношениях и самопознании это так легко не работает. Нет, это возможно конечно, если ты научишься наблюдать за всеми со стороны и начнешь воспринимать человека за инструмент. Но Рин пока не настолько провидец во всяких там взаимодействиях между людьми. Да и человечество еще не дошло до изобретения аппарата, читающего мысли. Одно их все же объединяет — возможность погрешностей из-за непредсказуемости оппонента. Все-таки человеческий фактор сложная штука. Как бы ни был примитивен человек, истинных фанатиков-психов-гениев прочитать трудновато, если самому не влиться в это безумие. Вот Рин и стал главным эгоистом в BlueLock, построив довольно прочный фундамент для продвижения своей цели. Так еще и, как истинный безумец, попытался отгородиться от других людей, чтобы не схлопотать тех же ошибок и не дать волю глупым эмоциям. Но не вышло — Исаги встретил. Этого, он бы хотел сказать, «мальца», но тот любил в ответ напоминать про их разницу в возрасте, так что просто — упрямца, местами раздражающего, и в той же степени подло притягивающего внимание Рина. Это могло стать помехой в игре, если бы не их закалка. Рина закалка, если быть точнее. Йоичи уже успел получить за свою гиперактивность и чересчур берущее верх воодушевление происходящим. Но разве не эта знакомая наивность и добродушие привлекли Итоши? Или же то, что сломало этого парня, переформировало за время пребывания в синей тюрьме? Как начнет понимать себя, так и пороется в Исаги. Хотя порой прогулка по собственной голове оказывается гораздо запутаннее, чем лабиринт в чужой. Но это всё потом. День подходил к концу. Тренировка прошла на отлично, все блюлоковцы здорово так поработали. И это с учетом того, что даже сам Рин, судя по его разглаженному лицу, тоже оказался удовлетворенным результатом: новая стратегия и ноющие мышцы делают свое дофаминовое дело. Вновь шумы раздевалки, которые постепенно стихают, едва последний игрок выходит из помещения, не забыв обвести странным взглядом оставшихся парней на лавке. Спокойное дыхание. Верящие напротив глаза. И относительная тишина, которую вдруг прерывает Исаги: — Что скажешь о мировой лиге? Рин показательно морщиться, перед тем как ответить, но все же поза его остается расслабленной: — Не смеши. Если ты о тех иностранных клоунах, с которыми мы сражались еще в начале, то сам знаешь, как я к таким отношусь. Прошло уже довольно много времени, и Рин относительно успокоился, что мог говорить об этом не сквозь зубы. Да, задело, особенно выкрутасы того молодого — Джулиана. Но в следующий раз он не проиграет. Как раз сейчас был период затишья, во время которого темноволосый мог еще больше прокачать свои навыки, а затем надрать задницы зазнавшимся нападающим. И Итоши Саэ, разумеется, вместе со всей молодежной сборной. — Не совсем, — Исаги подтягивает к себе колени, как ребенок, и обхватывает те в замок из ладоней, — кто, по-твоему, сейчас самый сильный игрок в футболе? — и, немного подумав, добавил, — Нет, Рин, кроме тебя. «Заметь, сам это сказал» — показательно взглянул на того Итоши, приподняв уголок губы в слабой усмешке. Что Исаги, конечно же, замечает и по-доброму цокает в ответ: — В детстве я, например, фанател от Ноэля Ноа, нападающего германского клуба, — Йоичи в легкой мечтательности покачивается на месте и продолжает рассуждать вслух, — Как думаешь, через сколько лет получится взойти на такой же уровень, как он? Не то чтобы Рин придерживался каких-либо воздушных замков, чтобы мечтать о чем-то таком — у него рациональность всегда в приоритете, но все же отвечает, как умеет: — Не нашлось еще такого футболиста, который бы меня зацепил. Или увлек.. Поэтому для меня они все в какой-то степени равны в своей «уникальности». Еще немного набранного опыта и времени — и увидишь, как эти шаткие верхушки будут рушиться под моим давлением. Исаги на самом деле нравился голос Рина. И рассуждал тот всегда так, что чувствовалось его лидерство и превосходство над другими игроками. Но сейчас те, кто считали парня самоуверенным зазнобой или безлико наблюдающие за его первенством и не знающие Рина «настоящего», не услышали бы затаенную каплю тоски, прозвучавшую в этой фразе. И синеглазый подумал: возможно ли, что кумиром детства Рина был как раз-таки его старший брат? Тот самый футболист, который впервые зацепил. И почему же юношеский фанатизм, вдохновивший на увлечение футболом, вдруг превратился в ненависть? Темноволосый же упоминал, что у них были раньше хорошие отношения, довольно «братские». — И все же мы обошли U20, не отрицай этого. Рискуя, Исаги произносит то глубоко волнующее, но получает в ответ тишину. Тишину, где каждый думает о своем. Ту, в которой гуляют не заряды тока, но все же фантомом странствуют ожидание, неловкость, врéменное принятие неозвученных слов. Да.. пока Йоичи не решает ойкнуть, выпрямляя колени. — Мышцы затекли? — Исаги думал, что Итоши из принципа никак не эмоционирует заботу, но поднявшиеся брови доказывали обратное, — Тц, сколько раз говорил уже, что ты слишком нежный для таких нагрузок. И пока темноволосый поворачивался к своему. . .
Каникулы им и правда дали. И как раз вовремя. На улице уже была весна. Холода прошли, окончательно впустив весенние теплые деньки в глубины города. Рин приехал домой навестить родителей, которым всё-таки оформили долгожданные отпускные. Они на самом деле неплохие, заботящиеся, просто в одно время завалили себя работой, понадеявшись, что детям важнее быть в достатке и ни в чем себе не отказывать, чем быть с ними в близком контакте. Было довольно спокойно на душе. Даже от привычного упоминания старшего брата Рин перестал чувствовать злость, привычно промолчав на вопрос — когда же они общались с тем в последний раз. «Милый, а что с братом-то?» Они не посрались, но и контактировать больше, чем было, не стали. Еще в новогодние выходные тот впервые не приехал, сославшись на подготовку к важному матчу и долгий перелет. Но созвонился позже — правда, Рин тогда предпочел прогулку по ночному городу бездушному голосу старшего братика. Отгородился — у него было время подумать. Осознать прошлое и, конечно же, затронуть настоящее. Понять, чего он на самом деле хотел все это время и не поменялся ли у него ориентир по жизни. Нет, да. Может быть. Отстаньте уже. Тогда лишние чувства будто мешали, а поднявшаяся в час ночи метель закрывала глаза на очевидное, пусть Рин и пытался что-то рассмотреть сквозь покрытое узорами окно своей комнаты. А вот в эту, весеннюю поездку, не сказать, что его настигло мгновенное озарение, но то, что ощущение безнадежности и отчаянной борьбы значительно уменьшилось за такой короткий промежуток времени, — это однозначно. Не такая уж и противная. Зима эта. Когда Рин хотел порефлексировать в более младшем возрасте — он забирался с тогда еще совсем детскими, маленькими ножками на кровать и плотно обхватывал коленки ладошками, на которых за неделю только и успевали, что сменять друг друга многочисленные пластыри. Начиная от цветных с рисунком футбольных мячиков, а заканчивая однотонными белыми, что почему-то смотрелось гораздо приятнее Рину, но оттого и пыль ложилась на них куда заметнее. Сейчас же на смену пришла медитация. И йога с ее дыхательными упражнениями и будто бы целительным эффектом, действующим на тело. За время взросления Итоши научился отстраняться от мира в удобное для него время, не отягощенное обязательствами или какими-либо другими важными событиями. Уединение с собой порой помогало трезво взглянуть на ситуацию и разгрузиться от лишних эмоций и прочего негатива. А еще так проще было потом лицо держать, что ли. В квартире стоял фоновый шум. Темноволосый, хоть и выполняя на коврике все те же действия, что и всегда, не ощутил привычного приятного опустошения в голове и легкости в конечностях. В стойке на руках Рин уже сильнее почувствовал, что чего-то не хватает. Нет, вроде не из-за упоминания Саэ и желания вернуться на поле, но какое-то чувство тоски, хорошо известное футболисту, его настигло. Без львиной доли отчаяния и ожидания — простое человеческое. И неожиданно для него самого парень решил позвать Йоичи. Было странным не видеть того такое количество времени после ежедневных пересечений в BlueLock. Поэтому он без особых там размышлений достал из кармана листочек с номером, который увидел перед отъездом на своей тумбочке. То, что лишь по нарисованному в углу мячику и довольно креативной (ага, да) и взрослой рядом надписи «забей меня», сразу определилась личность адресанта — младший старался не думать. Не обращая внимания на вылезшую было наружу улыбку, Рин забил цифры в контактную книжку и осторожно убрал записку в карман, уже спустя жалкие минуты получая ответ и договариваясь о встрече. И что, если придется ехать в другой город на вечернем автобусе, приезжающем раз в полтора часа. Это, наверное, того стоит.. . .
Чем симпатия отличается от влюбленности? Смотришь на человека и невольно задумываешься — красивый он. Вон, на набережной стоит. С улыбочкой своей неизменной, от которой теплом веет даже на другой стороне моста. А вечером, когда думаешь, что слишком все хорошо — мысли другие наползают. Одиноко становится или еще загон какой шибанёт, но уже размышляешь — а сможешь ли ты и дальше делать шаги навстречу, примиряться с чужими тараканами и готовиться вместе справляться с трудностями? Все могу, да. Научиться бы не одному. И потом просыпаешься и вовсе спрашиваешь себя: а куда торопиться? Из-за чего переживать? Все идет своим чередом сменяющих друг друга моментов, как те же пластыри, что временно сцепляют кожу на ранках. Да и в таких условиях, где они заебываются до такой степени, что не остается сил даже на банальную приставку, этот вопрос не то чтобы первостепенный. Любуйся, делись теплом, остальное потом придет. Не каждый же день дни отсчитывать, да тавтологии подмечать. У перил уже не думающий ни о чем Итоши переводил взгляд то на небо с морем, то на юношу возле него, что с детским интересом доедал пломбир на палочке. В обзор попали и подтекающая ближе к рукам парня капля, и те самые приоткрытые губы, манящие своей мягкостью, которые успели поймать ту до столкновения с пальцами, что Рин поспешил все же уделить внимание чайкам. Но вот он слышит рядом вздох и вновь поворачивается, уже понимая, что именно тот увидел на деревянной поверхности. — Ты выиграл. Младший посмотрел на него, как бы говоря «а ты еще сомневался», на что синеволосый лишь фыркнул: — Не выебывайся, Рин. И Итоши бы сказал что-то язвительное в ответ (по типу «не смей мне указывать, придурок»), если бы не желанные губы в нескольких сантиметров от его лица. Только опустить подбородок и наклонить голову чуть вперед — и он наконец заткнет Исаги, услышит долгожданную тишину,.. почувствует теплое дыхание, что смешается с его, ощутит пылающий жар мягких губ на своих и, может быть, с жадностью искусает тонкую кожу до капелек крови, точно как новообращенный вампир, что впервые вышел на охоту. — Рин?.. Засмотрелся так, что не сразу заметил, как сократил дистанцию до самой береговой линии. Приплыли. Реальность всегда немного отличается от представляемого. Да, губы Исаги мягкие, но холодные, будто вкусившие айсберг. Но это только потому, что ел он то мороженое из детства Рина — других ледяных глыб между ними не осталось. Не теперь, когда сминать губы напротив оказалось так приятно и правильно, а расстояние между их океанами значительно уменьшилось за какие-то жалкие полгода. Словно Арктику растопили, и не осталось никаких километровых преград кроме, разве что, свободных плывущих волн, подгоняемых редкими циклонами. Приятными, на самом деле, ласкающими. Йоичи сначала удивился такому прорыву, но быстро сообразил ответить — губами, ведь все так же неловко держал руки в воздухе, чтоб не дай фол запачкать брендовую водолазку Рина. Машинками в синей тюрьме они не то чтобы не пользуются — скопившуюся униформу закидывают все разом (затратный проект, все дела). И потом просто будет трудновато объяснить выпавшему от такого сюрприза парню, как из белоснежного цвета кофта вдруг стала голубой. Исаги благоразумно решил придержать шутку при себе. Есть моменты, что остаются воспоминаниями на фотокарточках памяти. Какие-то из них хочется сжечь, а другие так и остаются валяться в пыли на задворках сознания. Самые ценные и значимые продолжают лежать ближе к тебе — ведь их раз за разом хочется с теплотой пересматривать, будто заново проживая. Рин не из тех, кто поддается сыпучим сомнениям, не достигнув желаемого. А Исаги совершенно не тот, кто отступает. И вот новая карточка пополняет коллекцию. Будь они сейчас в разных командах, они бы все равно вспоминали друг друга, мысленно продолжали соревноваться на поле, хоть и видя теперь чужие лица. И засыпали бы с щекочущим ожиданием встретиться и желанием показать, чего ты успел добиться и как вырасти за все то время разлуки. Но неожиданности на то и даны, что происходят они внезапно — и ты оказываешься к ним не готовым. «Какой футбол без Рина?» — произнесет задорно Йоичи, когда они через день вернутся в синюю тюрьму. И тем же вечером перед, как окажется после, расформированием команды и переходом к новому отборочному этапу, они предпоследний раз увидятся. «Какой клуб ты выбрал?» — спросит — не Рин, а Исаги — ведь тот и так понимал, что Бастард уже давно отложился в решении у старшего. На что Рин спокойно промолчит, но передаст то сжимающее движение, что было у самого темноволосого за грудиной, коленке парня. А потом посмотрят с вызовом и обоюдно примут его, хоть и с меньшим воодушевлением, чем они ожидали того ранее. Уткнувшись в крепкое плечо напротив и удобно расположившись на лавочке раздевалки, Йоичи доверчиво скажет: — Я тебя поглощу, Рин, слышишь? На что Итоши, вдыхающий запах шампуня со свежестью моря, что пропитал чужую макушку, с чувством и бьющимся в клетке сердцем ему ответит, давно осознав, что сам же и поплыл остатками своих айсбергов: — И я тебя, неженка. И для них это значит нечто больше, чем любовное признание. Это переливы эмоций: фантомные касания и легкая тоска от них же, невозможность увидеться долгое время, ведь они по разные стороны баррикад. И вспоминающийся тот напоследок брошенный обнадеживающий взгляд, что будто прожектором теперь висел и говорил — «ты от меня никуда не денешься, Рин». Позволять себе верить ему, а потом все равно раз за разом пересматривать матчи и глупо ревновать из-за каких-то там выскочек по имени Кайзер. А после, когда зацветут последние ростки и пение птиц окружит стены их серого здания, они встретятся на искусственно зеленом поле: посмотрят с такой теплотой, что та не сравнится с летней, и поймут, что желание поглощать друг друга снова и снова никуда не делось. Стало ярче и сильнее. Сможет ли их взаимная симпатия выжить в таком жестоком мире соперничества? Раньше этот вопрос может и волновал, но стал он куда тише и невесомей, как писк комара. Смотря на табло матча, ломая себя и собирая по частям, Йоичи ощущает у себя на губах улыбку — и тут же ловит ответную. Еще столько трудностей встретится на пути — разговоры по душам и ссоры с родителями, ошеломляющий успех в карьере и чей-то не менее трагичный провал. И эта малая часть — лишь начало большого пути. Но они ведь справятся, как иначе-то. Они же не неженки. Разве что друг для друга. Ведь не могут притворяться, не утопая в до боли родных глазах напротив и не выдавая себя с потрохами. Не переставая бороться, разжигая свои чувства на поле до максимума и считывая действия другого на шаг вперед, и знать и видеть состояние близкого человека, как свое. Может, Рин и страдал раньше, как и говорил ему Исаги. Но теперь он даже счастлив — ведь стало теплее. Если Рин и айсберг, то Исаги — океан, в котором он порой растворяется.