Между ними – "В Корнуолле"

Это дело — сплошное разочарование. Когда Шерлок ворвался в комнату Джона в 4:30 утра во вторник и объявил, что они едут в Корнуолл, ему показалось, что они затеяли что-то грандиозное. Поначалу так и казалось. Жуткое убийство богатой аристократки, леди Ателби, в сонном приморском городке пришлось Шерлоку как раз по вкусу. Муж жертвы вызвал Шерлока, когда местная полиция оказалась безрезультатной, и Шерлок, изучая полицейские записи и обследуя место преступления, делал одну серию за другой. Он был в своей стихии, и Джону оставалось только стоять и наблюдать. С наступлением ночи в тот первый день стало ясно, что дело займет больше времени. Яростно печатая на телефоне, Шерлок сообщил, что старый знакомый предложил поселить их в неиспользуемом доме отдыха его семьи в Кингсанде. «Только на время, пока длится дело», — сказал Шерлок. «Он мне обязан. И мне нужно место с нормальным интернетом. Здесь WiFi просто отвратительный». Поэтому они отправились в потрясающе роскошный коттедж на скалах Кингсанда. Несмотря на старинный каменный экстерьер, интерьер был великолепно отремонтирован. Всего одна комната, но светлые деревянные балки, высокий потолок и панорамные окна с видом на море создавали впечатление простора, который казался немыслимым снаружи. Кухня, занимавшая одну стену, была просто изысканной, а гостиная зона окружала каменный камин, который выглядел прямо как из журнала. Огромная кровать королевских размеров в углу выглядела настолько хорошо обустроенной, что Джону потребовалось все его самообладание, чтобы не рухнуть на нее и не заснуть заслуженным сном. Но Шерлок был занят делом, им предстояло просмотреть 26-летние записи о браках, а Шерлок только-только запустил свой ноутбук. Джон проснулся от шума волн, бьющихся о берег, и криков чаек вдалеке. Если бы не огромный хруст в шее, можно было бы подумать, что он заснул в роскошном спа-салоне. Вместо этого, открыв глаза, он понял, что задремал на диване бог знает в какое время, подлокотник впился ему в шею, а плечо словно горело. Рассвет только начинал разгораться над седыми волнами за панорамными окнами. Сев, Джон передернул плечами и огляделся в поисках Шерлока. Конечно, тот еще не спал, сидел в кресле у камина, не отрывая глаз от ноутбука. «Отлично, Джон, ты проснулся», — пробурчал он, не поднимая глаз. «Да, более или менее. Есть успехи?» «Да. Одевайся. Нам нужно быть в парикмахерской к открытию». Джон послушно надел свои любимые джинсы и джемпер и сунул пистолет в карман пальто. Он был готов к дню приключений. Однако день приключений оказался скорее днем беспрерывной скуки. Зацепка Шерлока в парикмахерской не оправдалась, и большую часть оставшегося дня он провел по локоть в городских документах в канцелярии, разыскивая свидетельство о браке одного из дальних кузенов леди Ателби. Шерлок оставил Джона в канцелярии рано утром, чтобы еще раз осмотреть место преступления, и обещал вскоре вернуться. Четыре часа спустя контора уже закрывалась, глаза Джона слезились от переутомления, и он понятия не имел, куда делся Шерлок. Выйдя из офиса, он достал мобильный и уже собрался отправить Шерлоку язвительное сообщение, как услышал позади себя голос. «Джон! Вот ты где. Я беспокоился, что ты заблудился». «Заблудился… что? Нет, я все это время был здесь, просматривал записи. Пожалуйста, скажи, что ты не вспомнил обо мне только сейчас». «Конечно, нет!» Шерлок неловко сдвинулся с места, не желая встречаться с Джоном взглядом. «Я помнил, что ты здесь. Делаешь… важную работу». «Ради Бога!» Джон закатил глаза и начал прогуливаться по тихой площади в направлении коттеджа. «И что теперь?» спросил Джон. «Офис клерка закрыт, так что если у тебя больше нет никаких зацепок, то я, например, хотел бы вздремнуть, прежде чем мы снова приступим к этой каторжной работе сегодня вечером». «Я думал, мы поужинаем». «Ужин?» Джон был ошеломлен. «Типа, слежка?» «Нет, просто ужин. С едой. Я раскрыл дело час назад». «Ты… что? Как? Кто это был?» «Муж. Совершенно скучный и занудный». «Но это же он нас вызвал!» «Да, он яростный маньяк, считающий себя непогрешимым. Его родственники грозились расследовать его претензии на страхование жизни, и он решил, что если привлечет меня, это подтвердит его невиновность в их глазах, и, если повезет, я не успею завести нужные связи до того, как он успеет обналичить страховку и уехать из страны». «Так не стоит ли нам отправиться к нему домой, чтобы помочь с арестом?» «Совершенно бессмысленно, он уже под стражей. Местная полиция справится с ним с закрытыми глазами. Я знал, что он не будет пытаться бежать с порванным мениском, который он получил во время нападения». «Так это все? Дело раскрыто?» «Дело решено». «Ты выглядишь опустошенным». «Полагаю, я привык к преступникам более высокого класса». Они рассмеялись, и Шерлок затормозил перед вывеской с надписью «Девонпорт Инн». «Не знаю, как ты», — продолжил он. «Но от всей этой скуки и морского воздуха мне захотелось устриц». Ухмыляясь, он открыл дверь в гостиницу и провел Джона внутрь. Так что дело обернулось разочарованием. Но они разбавляют свое горькое настроение устрицами, мулем из Фоуи, морскими гребешками, дуврской подошвой и бутылкой белого вина, такого хрустящего, что у Джона покалывает язык. Ему нравится, когда Шерлок становится таким после дела — расслабленным, непринужденным и улыбается той самой улыбкой, которая бывает у него, когда он доволен проделанной работой, а это бывает почти никогда. Они только что решили отказаться от десертного блюда, когда официант приносит бутылку дорогого бренди. «Подарок от Ательби», — объявляет он. Джон поднимает брови. «Наверное, нам стоит взять это с собой». Официант кивает и уходит, а Джон проверяет свой мобильный. «Самый ранний поезд в Лондон — завтра в шесть утра. Может, нам стоит сесть на него?» «Или мы можем остаться». «Что?» «Мой знакомый, который одолжил нам коттедж, сказал, что мы можем пользоваться им до выходных, если захотим. У меня нет никаких дел в Лондоне, а поскольку ты не дежуришь в хирургии, я решил, что мы можем… остаться». Джон смотрит на Шерлока так, словно у него выросла вторая голова. «Типа… мини-каникулы?» «Ради Бога, мы не обязаны, это была просто мысль», — хмыкает Шерлок, собирает пальто и встает, прихватив со стола бутылку бренди. «Нет! Конечно. Конечно, мы можем остаться, Шерлок. Это было бы… здорово. Уехать на несколько дней». Было бы неплохо, думает Джон, после всего, что произошло за последние несколько месяцев. Мориарти, Женщина, плохие дела в Баскервиле. Ему казалось, что они уже несколько недель работают на износ. Возможно, передышка — это то, что им нужно. Они идут к коттеджу в дружеском молчании. Оказавшись внутри, Шерлок расставляет бренди и идет к буфету, чтобы найти два стакана. Джон занят тем, что разжигает огонь в большом каменном камине. Они встречаются на диване, Шерлок протягивает ему рюмку, и они произносят тост. «За здоровье», — говорит Джон. «За преступников лучшего класса», — говорит Шерлок. Их взгляды встречаются. Джон чувствует электричество в комнате; пьянящее покалывание, которое наполняет воздух перед одной из их… встреч с Шерлоком. Кажется, оно поет в его крови, вибрирует в каждой поре. Но Шерлок колеблется. Вернувшись на Бейкер-стрит, Джон уверен, что Шерлок уже обрывает его. Но вместо этого он чопорно сидит на дальнем конце дивана, а его стаканчик слегка подрагивает в руке. Дома такого никогда не бывает, думает Джон, — Шерлок носит свои желания на рукаве с того самого момента, когда он соизволил им потакать. Но сегодня все по-другому. Внезапно Джон осознает, насколько сегодня все по-другому. Их случайные «встречи» на Бейкер-стрит (так Джон стал называть их в своей голове) до этого момента можно было легко объяснить: два соседа по квартире завели друг друга в ответ на адреналиновый кайф, вызванный близким к смерти опытом. Или, что более привычно, два лучших друга, чья взаимная скука вперемешку с ужасающей созависимостью периодически приводили к необходимости выплеснуть друг на друге свои сексуальные разочарования. Но сегодня вечером ничего этого нет. Это двое мужчин в доме отдыха в Корнуолле, с камином, модным бренди и кроватью королевского размера. Сегодняшний вечер — это нечто совсем другое. Шерлок всегда с пониманием относился к трепетному отношению Джона к собственной сексуальности. На первых порах он, казалось, не обращал на это внимания каждый раз, когда Джон «НЕ ГЕЙ» Ватсон поднимал шум по поводу того, как общественность воспринимает их отношения. Но даже после того, как характер их отношений изменился (вскоре после фиаско с Женщиной) и Джон перестал публично заявлять о своей гетеросексуальности всем, кто его слушал, Шерлок продолжал общаться с ними за пределами Бейкер-стрит строго платонически. Джон перестал быть в состоянии примириться со своей сексуальностью даже с самим собой. Как могло случиться, что он любил женщин — так сильно, что заработал себе репутацию в проклятой армии, — но стоило ему взглянуть в эти нефритово-яркие глаза, и он вдруг начинал жаждать только плоских плоскостей и острых углов тела Шерлока? Как получилось, что его интерес ко всем, кроме Шерлока, угас до такой степени, что он даже не мог правильно назвать имя подруги? Как могло случиться, что, несмотря на полноценные отношения с женщинами в прошлом, он больше не мог заставить себя интересоваться никем, кроме сидящего перед ним мужчины? Джон Ватсон не был геем. Но что бы ни происходило между ним и Шерлоком сегодня вечером, в этом прекрасном доме отдыха с романтическим видом, шумом разбивающихся волн и уютным светом камина… это действительно было очень по-гейски. В таком случае, говорит себе Джон, он и есть гей, что бы это ни было. Приняв решение, он набирается решимости и одним плавным движением сокращает расстояние между собой и Шерлоком, жадно прижимаясь губами к его губам. Шерлок издает звук легкого удивления, затем Джон слышит тихий звон бокала с бренди, который ставят на крайний столик, а потом руки Шерлока оказываются в его волосах, обхватывают шею и спускаются вниз по спине, притягивая его ближе, и это — все. Шерлок тянется вверх, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу собственной рубашки, повторяя бешеный темп их прошлых встреч на Бейкер-стрит. «Нет.» Джон останавливает его руки. «Не торопись сегодня. Позвольте мне разделить тебя на части». Глаза Шерлока слегка расширяются. Ему удается выдохнуть тихое: «Хорошо». И в этот раз Джон не торопится. Он осыпает мягкими медленными поцелуями скулы Шерлока, шею и маняще обнаженные ключицы. На стыке шеи и плеча он делает паузу, поглаживая и посасывая, представляя, какой великолепный синяк расцветет на этом месте, обозначив Шерлока как своего. При мысли об этом он заметно твердеет. К тому времени, как он приступает к снятию рубашки с Шерлока (по одной мучительной пуговице за раз), вздохи Шерлока переходят в урчащие стоны, усиливающиеся по мере того, как Джон обращает свое внимание на его торчащие соски. Сняв с Шерлока рубашку, Джон наконец-то может в полной мере оценить его фигуру и с наслаждением проводит кончиками пальцев по подтянутым телам и манящим изгибам Шерлока. Он целует его грудь, живот, а затем, дойдя до пояса, опускается на колени и становится на колени между ног Шерлока. Он смотрит вверх. Глаза Шерлока расширены и остекленели. Он кивает. Джон быстро расправляется с брюками и штанами Шерлока и возвращается на колени перед ним. Шерлок тяжело дышит и слегка дрожит, полностью обнаженный перед Джоном. Что-то в этом бесстыдном обнажении, в сочетании с тем, что Джон все еще полностью одет, неописуемо эротично. Джон проводит пальцами по лодыжкам Шерлока, затем по его мускулистым икрам, по костлявым коленям и разводит руки по бедрам Шерлока. Голова Шерлока откидывается назад. Джон берет его в рот. Джон все еще чувствует себя неловко, совершая этот особый акт. Он пробовал это всего несколько раз, еще на Бейкер-стрит с Шерлоком, во время их более интимных встреч. Признаться, он понятия не имеет, что делает, но до этого момента считал, что должен просто… делать то, что, как он помнил, с ним делали. Но сегодня он наблюдает. Он анализирует каждое движение и вздох Шерлока, каждое учащение его пульса, каждый проглоченный стон. Он теряет себя в ощущениях, в петле обратной связи с подтверждением, и просто позволяет себе чувствовать. Он удивляется, когда чувствует, как руки Шерлока крепко сжимают его волосы. Он отстраняется. «Прости», — бормочет Шерлок. «Слишком близко». «Все в порядке», — отвечает Джон, улыбаясь ему, и от увиденного зрелища у него перехватывает дыхание. Шерлок разрушен. Его волосы растрепаны, он весь покрыт легким слоем пота, который блестит в свете костра. Точка на шее, которую сосал Джон, приобрела великолепный фиолетовый оттенок. Он тяжело дышит, а его глаза выглядят стеклянными и ошарашенными. «Позволь мне отнести тебя в постель, Шерлок. Позволь мне взять тебя. Пожалуйста». «О Боже, да». Шерлок неуверенно поднимается на ноги, похожий на однодневного жеребенка, который учится ходить. Он грациозно (почти) подходит к кровати, без церемоний откидывает покрывало и ложится на нее, перекатываясь на спину, чтобы впиться в Джона взглядом. Джон быстро снимает с себя одежду, предпочитая отказаться от потенциальной неловкости жалкой попытки стриптиза в пользу эффективности. «У тебя есть…» «Боковой карман моего чемодана», — отвечает Шерлок с раздражением. «Я не собираюсь спрашивать, зачем ты взял с собой смазку на дело об убийстве». «Самый простой способ выбраться из плохо сидящих наручников». Джон замирает на месте, Шерлок приподнимает брови, такт, а затем они оба рассыпаются в хихиканье. «Смирись. Только ты мог как-то умудриться занять каждый дюйм пространства на кровати такого размера». Шерлок послушно усаживается на кровать, Джон забирается следом и опускается на колени рядом с распростертым Шерлоком. Хихиканье прекращается. Джон смотрит на Шерлока и клянется, что чувствует, как его собственное сердце бьется в груди. Он не может перестать смотреть на Шерлока. Половина его тела отражает свет камина, другая половина — лунный свет, проникающий через панорамные окна. Он — видение огня и льда, и Джон в дикой панике не может удержаться от мысли: «Это какая-то ошибка. Не может быть, чтобы это существо решило отдаться мне. В любой момент я проснусь от этого сна и вернусь к своей нормальной жизни, а не к этой безумной фантазии. «Джон?» Шерлок выглядит внезапно нерешительным, как будто собирается спросить: «Нехорошо?». Джон возвращается в момент и впивается в него поцелуем. Шерлок тает в его объятиях. Джон медленно готовит Шерлока. В те несколько раз, когда они занимались этим «делом» на Бейкер-стрит (а их было всего несколько — они пришли к негласному соглашению, что рукоблудие, минет и различные формы фроттажа гораздо менее грязны и в большинстве случаев удовлетворяют их потребности), подготовка была быстрой и перфунциональной; поспешное средство для неистового освобождения. Но сегодня Джон не торопится, стимулируя простату Шерлока после каждого дополнительного пальца, чтобы уменьшить жжение и боль от растяжения. К тому времени, когда он готов, Шерлок вибрирует как струна, а Джон так напряжен, что едва видит. Он встает на колени между раздвинутыми ногами Шерлока и подкладывает подушку под его поясницу. Шерлок обхватывает его ногами, и Джон наклоняется вперед. В момент соприкосновения Шерлок поднимается и берет Джона за руки, прикладывая свои ладони к его ладоням, и переплетает их пальцы. Джон нежно вдавливает их руки в подушку над головой Шерлока и вводит их внутрь. Этот момент настолько ошеломляюще интимный, что Джон не может дышать. Это не похоже ни на что из того, что они делали раньше. Это не похоже ни на что, что он делал раньше. Единственное, что он может сделать, — это наклониться и поцеловать его еще раз, прежде чем начать двигаться. Медленно, но уверенно. Он не торопится, и ему приятно, что Шерлок не выплевывает свою обычную литанию «Сильнее! Быстрее! Ради всего святого, Джон, я не буду срываться!» Вместо этого слышны лишь учащенное дыхание и тихие стоны Шерлока, которые становятся все громче, когда Джон нащупывает нужную точку. Джон отпускает руки Шерлока, чтобы лучше держать себя в руках, и Шерлок, воспользовавшись случаем, хватает Джона за задницу, заставляя его войти в себя еще глубже. Они несутся к неизбежному уступу, к такому отвесному обрыву, что у Джона сжимается живот при мысли о предстоящем падении. Но теперь уже ничего не поделаешь. Он с остервенением насаживается на Шерлока, и Шерлок стонет с такой громкостью, которая была бы совершенно убийственной, если бы они не находились в изолированном коттедже на краю цивилизации. У Шерлока сбивается дыхание. «Ты близко?» шепчет Джон. Шерлок может только энергично кивнуть. «Прикоснись к себе». Шерлок так и делает: его рука обвивается вокруг себя между их взаимным жаром, и Джон упивается его видом. Его спина начинает выгибаться, и Джон направляет все свои силы на то, чтобы попасть точно в нужный угол. «Вот так. Прекрасно. Великолепно. Потрясающе. Иди ко мне. Ты чертовски совершеннен. Приди». И Шерлок рассыпается. Джон старательно обрабатывает его, избегая перевозбуждения. Когда он приходит в себя, Шерлок моргает и смотрит на Джона. «Ты близко?» «Да», — вздыхает Джон. «Ничего, если я продолжу? Или я могу просто…» «Нет, пожалуйста, продолжай. Пожалуйста.» Джон ускоряет свои толчки, меняя угол наклона, чтобы избежать самых чувствительных мест Шерлока. Но его все еще окружает восхитительный тугой жар, и он чувствует, как в животе зарождается оргазм, готовый вот-вот вырваться наружу. Он смотрит на Шерлока, блаженствующего под ним и полностью израсходованного, широко раскрытыми честными глазами, еще крепче обхватывая Джона ногами, побуждая его двигаться вперед. «Джон, да. Пожалуйста, да. Джон. Джон. Джон.» Звук его имени на губах Шерлока — самое эротичное, что он когда-либо слышал. Внезапно он кончает сильнее, чем когда-либо в своей жизни. Через некоторое время они возвращаются в реальность, хотя Джон не знает, сколько прошло времени: может быть, несколько минут, а может быть, несколько часов. Шерлок тихонько пробирается в ванную, а затем, вернувшись в постель, забирает с тумбочки у дивана брошенные рюмки и бутылку бренди. Он забирается в постель рядом с Джоном и протягивает ему бокал. Они поднимают бокалы в тосте, а затем опрокидывают их обратно. Джон слегка отплевывается. «Не можешь взять свой бренди?» поддразнивает Шерлок. «Вообще-то я его ненавижу», — признается Джон. «Как можно ненавидеть бренди?» «Легко. Раздели целую бутылку со своим лучшим другом, когда он в 11 лет стащил ее из отцовского винного шкафа, и попадись, когда на следующее утро тебя вырвет в мамины горшки с растениями. Это быстро избавит от любой начинающей привычки к бренди». Шерлок смеется. «В 11 лет, Джон? Такой бунтарь». «О, я пытался им быть. Но у меня совершенно не получалось выходить сухим из воды». Он рассказывает Шерлоку историю о том, как они с лучшим другом из начальной школы пытались похитить нового щенка соседа (только для того, чтобы тот прогрыз себе путь из шкафа через дверь), и о том, как в университете он, Стэмфорд и еще несколько их товарищей по регби украли снаряжение команды соперника, только чтобы обнаружить, что оно было заражено клопами. «Ладно, хватит обо мне», — смеется Джон. «Твоя очередь». «О, мне все сошло с рук». «Как-то я в этом сомневаюсь». Шерлок поднимает брови. Джон капитулирует. «Ладно, тебе все сошло с рук. Но расскажи мне что-нибудь о своем детстве. Ты никогда о нем не рассказывал». Джон наполовину ожидает, что Шерлок откажет ему, выдаст какую-нибудь колкую отповедь о сентиментальности и эмоциональных поблажках, но вместо этого Шерлок просто откидывается на подушки и улыбается, наполняя свой бокал бренди. Он рассказывает Джону о паре утят, которых они с Майкрофтом спасли в детстве, о своей собаке по кличке Рыжая Борода и о девочке по имени Элис, которая была его единственным другом в средней школе. Она была странной, как и он, размышляет Шерлок. Художница, а не ученая, но у них были общие чувства и нетерпение к скуке окружающих. Они проводили долгие часы вместе в полях за домом, где прошло детство Шерлока, Шерлок собирал образцы для своих экспериментов, а Элис заполняла карандашными рисунками скетчбук за скетчбуком. «Где она сейчас?» — спрашивает Джон. «Вы когда-нибудь виделись?» «Она умерла, когда нам было по 17 лет», — просто отвечает Шерлок. «Наркотики». Джон чувствует себя так, будто его ударили кулаком по кишкам. «Ты никогда не упоминал о ней раньше». «Я не так часто о ней вспоминаю». «Правда? Твоя единственная подруга детства?» «Когда она умерла, мой Дворец разума был в беспорядке. Я был не в состоянии построить для нее комнату, и с течением времени мои воспоминания о ней рассеялись. Теперь они появляются как бы случайно, без всяких ожерелий, и на мгновение я вспоминаю. Я часто думал о ней, когда мы работали с Женщиной. Айрин… ну, вы понимаете. Она была очень похожа на нее». Джон озадачен. «Так почему же вы думаете, что вспомнили ее сегодня?» Шерлок улыбается, немного тоскливо, краешки его глаз морщатся. «Я подумал, что она будет рада за меня». Джон улыбается в ответ. «Думаешь? Думаешь, я ей понравлюсь?» Шерлок морщит нос в насмешливом ужасе. «Ты? Заносчивый армейский врач, врывающийся сюда, чтобы опорочить мою добродетель? Она бы тебя возненавидела. Плохой человек…» Джон присоединяется к его смеху и наклоняется для поцелуя, который быстро превращается в нечто большее, полное жара и пылкости. Прижимаясь к все еще открытому входу Шерлока и чувствуя, как они снова соединяются, он думает про себя: «Этого никогда не будет достаточно. Я могу лежать в этой постели с этим человеком, пока вселенная не рухнет сама собой, и все равно никогда не почувствую, что мне хватило времени, чтобы просто побыть здесь. Их второй раз проходит более грубо, но не менее интенсивно. Проход Шерлока все еще блестит от смазки и спермы, оставшейся с первого раза, а голова Джона плывет от вожделения, когда он подается вперед в нем. Шерлок внезапно выталкивает Джона, затем переворачивается на руки и колени, тянет Джона вперед, чтобы взять Шерлока сзади, где угол более глубокий, и стонет от удовлетворения. Всякое подобие скромности ушло на второй план. На этот раз Джон более голосистый, он отвечает Шерлоку криком на крик, когда тот вколачивается в него. В порыве похоти он любуется тем, как побелели костяшки пальцев Шерлока, когда он ухватился за изголовье кровати, как напряглись сухожилия его рук. Джон крепко сжимает его бедра, удерживая их на месте, и без колебаний получает удовольствие. Внезапно Шерлок застывает и издает пронзительный крик, и Джон с ужасом осознает, что кончил нетронутым. Этого оказывается достаточно, чтобы Джон перешел грань, заполняя Шерлока так сильно и быстро, как только может, и края его зрения расплываются в экстазе. После этого они больше не разговаривают. Они лежат бок о бок, вздымая груди, и мерно дышат в такт рокоту волн, бьющихся о берег. На следующее утро Джон просыпается от солнечных лучей, отражающихся от спокойных вод побережья. Кровать пуста, но, повернувшись, он видит Шерлока на кухне, окруженного тревожным дымом. Вскочив на ноги, Джон бежит на кухню, но обнаруживает, что источником опасности является тостер. Шерлок безумно дует на него варежкой для духовки, украшенной плющом, но безрезультатно — дым продолжает валить из щелей. Джону хватает смелости выдернуть вилку из розетки, и дым прекращается. «Я… готовил тосты», — беспомощно предлагает Шерлок. «Это…» Джон уже собирается наброситься на него за многочисленные предупреждения о правильном использовании кухонных приборов, но тут его внезапно осеняет нелепость ситуации. Они стоят на изысканной кухне роскошного коттеджа, на Шерлоке только брюки и варежка с оборками, а Джон совершенно голый, держит в руках кабель тостера и краснеет на глазах. «…было очень мило с твоей стороны». дипломатично заканчивает Джон. Им удается закончить приготовление удовлетворительного завтрака (Джон возглавляет приготовление тостов и яиц, а Шерлок с блеском исполняет обязанности кипятильника), и Шерлок предлагает им пойти на пляж. Джон сомневается. «Никогда не считал тебя любителем пляжного отдыха». Шерлок закатывает глаза. «Не для того, чтобы плескаться в грязной воде и валяться на песке, Джон. Я взял с собой кое-какое оборудование на случай, если представится возможность собрать образцы почвы для массового анализа, который я планирую провести». «Конечно, глупо с моей стороны. Просто позвольте мне взять свои вещи». И они отправились на пляж: Джон — с одеялом и одним из мусорных криминальных романов, которые он не может заставить себя перестать читать, а Шерлок — с сумкой, содержащей, кажется, метрическую тонну научного оборудования. Это утро — самое спокойное на памяти Джона с тех пор, как он ушел на войну. Он сидит на своем одеяле, нежась в песке и прибое, и рассеянно листает свой роман. Шерлок в своей стихии: он бороздит пляж с лупой, собирая образцы, его волосы развеваются на ветру, а брови нахмурены в сосредоточенности. Джон любуется им издалека. Даже в таком виде он прекрасен. Только когда Джон спускается с пляжа, чтобы предложить им отправиться на обед, он замечает, как покраснела кожа Шерлока. Оказывается, он забыл нанести солнцезащитный крем, который Джон купил в аптеке. Следующие три дня Шерлок проводит в коттедже, мучительно крича, пока Джон пытается приложить алоэ к его покрывшейся волдырями коже. Шерлок отказывается покидать помещение (скорее из тщеславия, чем из-за реального дискомфорта, полагает Джон) и заставляет Джона бегать в деревню и обратно за различными продуктами и DVD-дисками для развлечения. Джону это должно быть противно. Но он этого не делает. Шерлок здесь как-то иначе, чем в Лондоне. Ни одна из его колкостей не направлена на Джона, и его всегда можно успокоить пастилой и DVD с Джеймсом Бондом. Джон проводит дни за чтением книги и обновлением блога, а Шерлок рассеянно записывает в блокнот научные заметки и цифры, глядя на волны через огромные окна с картинами. По ночам они вместе ложатся в постель с пугающей близостью, которую Джон никогда не испытывал ни с кем другим. Все это так странно идиллично, что Джон опасается, не сошел ли он с ума. Иллюзия разрушается утром четвертого дня, когда у Шерлока звонит мобильный. Он смотрит на него, нахмурив брови, и начинает торопливо набирать ответ. «Дело?» спрашивает Джон. «Мой знакомый, тот, что одолжил нам этот коттедж, попросил об одолжении. Пропала одна картина. Ценная, «Водопад Рейхенбаха». Он хотел бы, чтобы я провел расследование». «И… ты бы хотел? Хочешь расследовать?» Их глаза встречаются. В вопросе Джона есть нечто большее, чем то, что он вложил в эти слова, и Шерлок знает это. Как только они вернутся в Лондон, этот странный мир грез, который они создали, будет разрушен. Жизнь вернется в нормальное русло, или в то русло, в которое она превратилась с тех пор, как они пошли по этому незнакомому пути. Шерлок кивает. «Да. Думаю, нам пора возвращаться». И они возвращаются. Когда они в последний раз запирают коттедж, пузырь вокруг них как будто лопается, и Джон остается сырым и незащищенным перед суровой яркостью внешнего мира. Поездка на поезде обратно в Лондон кажется необычайно короткой, и не успевает он опомниться, как их снова затягивает в ту жизнь, которую они знали раньше. Единственное ощутимое изменение между ними — это то, что с тех пор, вернувшись на Бейкер-стрит, Джон спит в кровати Шерлока. Иногда Шерлок присоединяется к нему, иногда нет. Но во время каждой их последующей встречи Джон ощущает тихую дрожь инаковости, словно заглядывает за мерцающую завесу в какую-то параллельную вселенную, которая никогда не могла существовать на самом деле. Но самая большая перемена после Корнуолла не была ощутимой. Это было нечто безымянное и бесформенное, что переместилось между ними в те блаженные дни на побережье, и оно навсегда осталось измененным после. К лучшему или к худшему, Джон так и не смог сказать с уверенностью, спустя годы зная все, что произошло потом. Все, что он знает, — это то, что однажды в Корнуолле он обрел покой, который, как ему казалось, он потерял много лет назад. И зная, что однажды он обрел его, он всегда может надеяться, что когда-нибудь он обретет этот покой снова. Эта надежда и поддерживает его.