Кровные узы

      Да чтоб тебя, — торопливо шлепая по мокрому асфальту, Игорь не сразу заметил огромную лужу. Едва не вписался, опасно заваливаясь в сторону, и огибая ту в последний момент. Усталость после тяжелого рабочего дня брала свое. От тихо моросящего дождя, крупными каплями бьющего прямо в лицо, не спасала даже натянутая почти до носа кепка. Любимая кожаная куртка намертво прилипла к спине, неприятно сковывая тело; и если бы Гром был еще жив, наверняка продрог бы до костей.       Почему-то конкретно к этому аспекту новой жизни — неспособности ощущать температуру так же, как прежде — привыкнуть было сложнее всего. Он, конечно, и раньше предпочитал гонять в одном и том же в любую погоду, но то, что раньше являлось осознанным выбором, сейчас больше походило на привычку, последний оплот нормальности, потерять который было попросту страшно.       Улицы сменялись дворами, фонари горели один через один. Зайдя в тусклую арку, он всё же вступил в лужу. Не такую глубокую, как предыдущая, но всё равно неприятно. Ну ничего, думал Игорь, отряхивая штанину от грязных капель. Осталось доковылять до нужной квартиры, а там и расслабиться можно.       День у него не задался с самого утра: сначала подвела годами проверенная Нокиа, не проиграв утренний будильник, и он безбожно опоздал в участок. Затем в отделе сломалась кофемашина (не то чтобы это могло как-то повлиять на Игоря, с момента обращения кофе перестал на него действовать от слова совсем, но слушать крайне раздраженные возгласы полусонных коллег весь день оказалось неприятным испытанием). Еще и с Хазиным языками сцепились, чудом не дойдя до рукоприкладства.       Если бы у Игоря спросили, в какой конкретный момент его жизнь свернула не туда, он бы тяжело вздохнул, задумчиво почесал репу, а затем выдал длинный список дат в хронологическом порядке. Самыми знаменательными, наверное, были всего три: день, когда ему сообщили о смерти отца; когда Фёдор Иванович обратил его — Игоря, умирающего от по собственной же глупости полученного огнестрела; и день, когда он встретил Петра, мать его, Хазина.       Петя Хазин стал его личной занозой в заднице. Умный, ушлый и совершенно невыносимый москвич был благословением отдела и конкретно его, Игоря, проклятием. Так уж вышло, что первая словесная перепалка, случившаяся скорее по зову сердца, нежели из необходимости, определила их дальнейший стиль общения. И, если уж быть кристально честным с собой, иногда Игорю это даже нравилось. Приятно было встретить человека, не только матёрого в работе, но и острого на язык настолько, что тот можно было использовать в качестве холодного оружия. Вот только не всегда. Иногда это раздражало до жути.       Приметив угловую парадную, Игорь удвоил шаг, отстраненно замечая, что дождь перестал, и на улице стало совсем тихо.       Уже поднимаясь к нужной квартире, Гром всеми силами пытался очистить голову от мусора. Не хотелось проебать возможность ненадолго отвлечься от работы, да и нагружать близких лишними проблемами было как-то некрасиво.       В уютной квартире, знакомой с раннего детства, его всегда ждали. Переступая через порог, он будто бы преображался. Расслаблялся почти мгновенно: уходило сковывающее тело напряжение, а с плеч вся тяжесть спадала. Будто бы в теплую ванну залезал.       У порога располагался ворох разноразмерной обуви, и Игорь с улыбкой отметил потертые грязные кеды. Входную дверь за собой закрыл осторожно, с тихим скрипом. Разулся, поправил носки так, чтобы не было видно дырок на больших пальцах, и сразу направился в сторону гостиной. На фоне тихо бормотал телевизор, а рядом с ним сидел, уткнувшись в экран, Фёдор Иванович.       — Физкульт-привет, — Игорь пробежался взглядом по комнате: на диване одиноко красовался клубок желтой пряжи с двумя спицами, а на столе в рассыпную стояла куча стеклянных банок, обычно пылящихся на антресоли. — А где все?       Прокопенко, не отвлекаясь от идущего по прямой трансляции хоккейного матча, приветственно пробурчал что-то в усы и махнул рукой в сторону кухни. Гром кивнул — понял.       За маленьким столиком у окна нашелся Сережа. Высунув язык меж плотно сжатых губ, он увлеченно ковырялся в допотопного вида радио. Игорь помнил эту приблуду хорошо, и лет ей было больше, чем ему. Неужели Фёдор Иванович до сих пор ей пользовался?       Тихо тикали часы, монотонная речь спортивного комментатора из соседней комнаты долетала отрывками. Разумовский, сидящий в маленькой кухоньке в компании ручного паяльника (и откуда его достал?), смотрелся неожиданно по-домашнему. Руки, обычно ходящие в нервном треморе, ловко и уверенно орудовали над устройством. Его угловатое лицо теплело в мягком свете настольной лампы, а волосы, выбившиеся из прически, падали на глаза и будто светились изнутри. Не рыжие — огненные. В дорогом костюме, пыхтящий над проводами на фоне настенного ковра он, конечно, выглядел нелепо. Контрастно. Но не чужеродно. Игорь до сих пор привыкнуть не мог.       — Эй, Электроник, — Сережа дернулся, поднимая недоумевающий взгляд на Грома — настолько погрузился в процесс, что и не заметил появления гостя. Выглядел точь-в-точь как потеряшка на рынке. — Ой, Игорь. Привет. Давно пришел?       Игорь наклонился и потрепал того по голове, вороша и без того рассыпавшиеся в беспорядке волосы, на что Сережа забавно фыркнул.       — Игорь!       Сережа отложил радио, яростно пытаясь примять ладонями наэлектризованные волосы. Безуспешно. Выглядело крайне забавно. Будто не влиятельный миллиардер, а пацаненок со двора. Ворчал он скорее для проформы, по смущенно зардевшемуся лицу было видно: нравится, но стыдно. Заскучал, видимо, по банальному человеческому общению ("нет, Сереж, голосовой помощник не считается") и бытовым прикосновениям, а вслух сказать не мог.       — А где тёть Лена? — Гром упал на соседний стул, по привычке ненавязчиво наваливаясь на соседа плечом. Вымокшая куртка осталась в прихожей, но лучше от этого не стало. Футболка всё еще неприятно липла к телу, и Игорь запоздало осознал: серегин пиджак промокнет. Хотел уж было отодвинуться, но Разумовский и носом не повел, лишь закопался в радиоприемник снова, отключаясь от реального мира. Ну ладно.       — В магазин ушла, ей банки для закруток понадобились.       — В два часа ночи, что ли? — Игорь задумчиво почесал затылок. В круглосутку за банками? — Так урожая еще не было, какие закрутки то?       Иногда Игорю казалось, что тётя Лена забывала, что есть эти закрутки из них всех могла только она, поэтому борщила с количеством. Сережа лишь пожал плечами. Закрутки так закрутки.       — У Ленки так часто бывает: появляется идея и все, не остановишь, — из гостиной в кухню, вздыхая, ввалился дядя Федя. — Если что в голову взбрело, то "надо, Федя, вот прямо сейчас и надо".       Лицо у Фёдора Ивановича, когда он говорил о супруге, всегда делалось такое открытое и светлое, что у Игоря от светлой зависти чем-то нежно-болезненным в груди щемило. Приятно, наверное, настолько любить другого человека. Игорю любви только на семью и хватало, и он не представлял, как можно впустить в этот круг совершенно нового, чужого человека.       Чужого, ага, подумал Игорь и над собой же усмехнулся. Как будто до недавнего времени его семья не ограничивалась двумя людьми. А теперь, вот, тесниться приходится.       — Навряд ли, она, конечно, найдет там то, что ей нужно, — продолжал как ни в чем ни бывало Фёдор Иванович. Заскрипели дверцы кухонных шкафчиков. — Но вернется довольная. Игорек, давай по рюмашке? Сережке не предлагаю.       — А чё б и нет, — "волшебная" настойка Фёдора Ивановича действовала на них так, как действует на людей крепкий алкоголь. Вещь. Игорь уважал, но состав спрашивать не решался, чтобы по ночам спалось легче.       Передислоцировались на диван в гостиной, и вскоре, повеселевшие, уже беседовали обо всем и ни о чем одновременно: дядя Федя рассказывал то ранее не слыханные Игорем байки с далекого прошлого (охренеть, времен Первой Мировой? На этом моменте даже Сережа от ковыряния своей любимой техники отвлекся и, судя по тишине с кухни, тоже слушал), то забавные случаи недели, произошедшие в участке. Не забыл и о москвиче упомянуть.       — Ты это, — пригрозил он пальцем, будто Игорю снова десять было. — Без самодеятельности давай. Осторожнее с ним будь. Непростой он, въедливый. Не дай бог покалечится... Или еще того хуже.       Не заметили, как вернулась тётя Лена. Пронеслась маленьким ураганом на кухню с пакетами в обнимку, щебеча о чем-то с Сережей. Тот посветлел сразу, как цветок под солнцем раскрылся. Помолодел будто, хотя куда ему то? Тридцатника даже нет.       И не будет, мысленно журил себя Гром. По крайней мере не физически. И всё из-за какого-то безответственного ублюдка.       Фёдор Иванович, будто читая его мысли, выдал:       — Покоя не даёт, да? Мне тоже.       Игорь лишь вздохнул, опустошая очередную рюмку. Кинул взгляд в сторону кухни, где Сережа по-птичьи выглядывал что-то в одном из принесенных тётей Леной пакетов. Перед глазами пронеслись события, произошедшие с месяц назад.       Игорь тогда работал по наводке: в один из мусорных контейнеров возле промзоны задержанный ими подозреваемый скинул пистолет, засвеченный в трех ограблениях. В какой конкретно, тот не помнил. Лишь усмехнулся на допросе гаденько, и попросил поискать. "Мусор к мусору", сказал, сука.       Поэтому Игорь, чтобы не разнести тому лицо в мясо и не запороть дело, отправился на поиски. Четыре точки, без успеха. Копаясь в очередном контейнере глубоко за полночь и вдыхая аромат всей прелести его содержимого, Игорь было подумал, что нащупал. "Пистолет" оказался странной формы черным дилдаком. В тот момент Гром малодушно захотел уволиться. Ну, или отпуск выбить. На недельку. Или, если быть совсем уж реалистичным, дня на два. И помыться. Удача явно не была на его стороне.       Это подтвердилось, когда, отходя к другому контейнеру, он услышал еле слышный звук. Был бы человеком, навряд ли бы разобрал. Похож тот был на сдавленный скулеж. Признаться честно, Игорь сначала подумал — собака. Жалко стало. Отряхнул было руки, понял, что бесполезно, и вытер о штаны. Посвистел на пробу — вдруг из-за горы строительного мусора покажется мохнатая голова, но нет. Даже скулеж прекратился. Гром нахмурился.       На мгновение в подворотне воцарилась полная тишина: слышно было лишь автомобильный гул проезжающих где-то вдали машин. А потом резко — стук и снова скулеж, но уже тише.       — Дела... — задумчиво выдал Игорь и направился в, как ему казалось, правильном направлении.       Источник звука нашелся в закутке между зданий, за опрокинутой на стену строительной панелью. Нихуево так забился, Игорь с трудом представлял, как там может поместиться взрослый человек. А то, что перед ним был человек, сомнений не вызывало.       Первое, на что пал взгляд Грома — огромное красное пятно на когда-то бывшей белой рубашке, в районе груди. Неизвестному требовалась немедленная помощь, если Игорь не хотел очутиться в компании жмура в ближайшие несколько минут.       — Блядь, — поняв, что человек никак не отреагировал на его приближение, не дернулся даже, будто застыл, рисовало в голове Игоря очень хреновую картину. — Эй, болезненный, ты живой вообще?       Чтобы добраться до незнакомца, пришлось оттолкнуть от стены панель, и та громко упала на асфальт. Раздался треск. Звук привел в чувство сгорбившуюся фигуру, и человек резко поднял голову, смотря на Игоря краснющими глазами.       Пиздец, подумал Игорь. Ему этого еще не хватало.       Человек (хотя, какой уж это человек?) дернулся в его сторону, и так же резко обмяк, будто бы невидимая сила удерживала его на месте. Нет, не невидимая сила. Сам он себя и сдерживал. И судя по ранее издаваемому скулежу, держался из последних сил. Это невольно вызвало у Игоря восхищение.       Вторым, что заметил Гром, стало знакомое на вид лицо: вампир больше не смотрел на него, склонил голову к груди и зажмурился, но отчетливо виднелись его грязные, явно светлые волосы, резкие скулы и нос, чем-то похожий на птичий клюв. Приехали.       С Сергеем Разумовским Игорь, к зависти коллег, был знаком. Пересеклись как-то по работе из-за массивного сбоя в этой новомодной соцсетке его, еще до навороченного обновления. Данные тогда сильно не утекли, успел пацан среагировать быстро. Но, видимо, недостаточно. Атака точечная, кто-то изнутри постарался, для чего — тогда было неясно. Ясно стало позже, когда по данным, полученным во время слива, взломали аккаунты богатой шишки, Ольги Исаевой, и напрочь очистили её банковские счета. Скандал был знатный. Разумовский тогда то рвал и метал, то обреченно вздыхал и выглядел так, будто вот-вот рухнет в обморок. Так-то толковый парень, думал Игорь, нервный только очень. Второй раз пересеклись уже не по работе. Ну, или не совсем. Игорю тогда нужно было заглянуть в местный шелтер, куда на днях отправили "на пенсию" служебного пса с их отдела. А рядом, на соседней улице, люди толпились, не пройти. Там его и увидел. Разумовский, стоя за продолговатым столом, самолично разливал горячий суп для собравшихся в очереди людей. "Накормим бездомных Вместе" — гласил криво вывешенный рядом баннер. Сергей выглядел уставшим и временами будто не знал, куда себя деть, но всё равно приветливо улыбался всем желающим. Искренне, без капли брезгливости. Игорь тогда лично подошел, чтобы руку ему пожать.       — Игорь, не ожидал вас здесь увидеть, — вежливо улыбнулся ему тогда Сергей.       — А что, вписываюсь? — Игорь понял, что шутка не сыграла, когда Разумовский сначала покраснел, а потом побледнел и начал заверять, что "ничего такого не имел в виду, простите Игорь, господи". Гром тогда понял, что отвлекать его не стоит.       — Всё это, — он обвел пальцем собравшуюся толпу. — По-человечески это, короче. Молодец ты. Уважаю.       И пожал ему руку. На этом и разошлись.       Странно было видеть его перед собой тут, в грязной подворотне на промзоне. Особенно в таком виде.       Думай, думай.       Кто мог обратить его? Да кто угодно. Хер его знает, сколько по городу "местных", сколько шкерящихся по подвалам и сколько гастролирующих. Да и неважно это. Важно другое.       Кто мог его обратить, но не завершить процесс? И зачем? Вот это уже больше походило либо на безмерную тупость (что, к сожалению, даже на этом поприще вероятно), либо на желание причинить вред не только Разумовскому, но и любому, кому не посчастливится его в таком состоянии встретить. Плохо дело.       Игорь присел на холодный асфальт так, чтобы при случае иметь возможность скрутить Разумовского — неизвестно, сколько тот еще мог оставаться в своем уме. Мысленно прикинул все "за" и "против". В таком виде оставлять его было точно нельзя: сорвется и убьет кого-нибудь, и скорее всего, на одном человеке не остановится. Транспортировать до Фёдора Ивановича — как и на чем? Взбрыкнет, в лучшем случае только Грома покалечит, в худшем — сожрет кого.       Завершать процесс надо бы, думал Игорь, пока от Разумовского там вообще хоть что-то осталось. Но вот незадача — человеческой крови нет, а найти живого "донора" Игорю не позволяли ни совесть, ни четко сформированные за годы жизни моральные принципы. Оставался только один вариант — хуевый.       Один, потому что убийство Сергея Игорь за вариант воспринимать отказывался принципиально. Хотя, наверное, так было бы легче им всем.       — А чё тут думать, — пробормотал Игорь. Поднялся, осмотрелся. Увидел блестящий в свете луны недалеко лежащий лист металла. Подошел и, не раздумывая лишний раз, полоснул острым краем себе резко по запястью. Из угла снова послышался скулеж, звуча еще тише и отчаяннее.       Устроившись на том же месте, Игорь подвинулся ближе, поднося руку к лицу Сергея и давая ему возможность учуять запах крови. Бегущей строкой в мыслях мелькнуло сомнение — а нахуя ему, собственно, это все. Молодец, Игорек. Вот хочется же тебе и себе жизнь подговнить, и близким.       — Не надо, — послышалось еле-слышно. Будто дуновением ветра. — Уходи, уходи, уходи.       В красных глазах Сергея на секунду появилась осознанность, и тот забился в угол еще глубже, смотря на него широко раскрытыми в испуге глазами.       — Поверь, потом спасибо скажешь, — припечатал его Гром, отгоняя все сомнения. Приблизился ближе и буквально запихнул ему запястье в рот. Разумовский, потеряв контроль, к нему присосался, хоть и пытался поначалу отталкивать ослабевшими руками. — Ну или не скажешь. По крайней мере ты для этого живой будешь.       Убрал руку, когда почувствовал легкое головокружение. Сергей какое-то время тяжело дышал, приходя в себя, а потом чуть не повалился набок — все, силы иссякли. Посмотрел пьяным взглядом — то ли в себя приходил, то ли засыпал.       — Что? — голос дал петуха, и тот закашлялся. Гром осторожно похлопал его по спине. Вспомнил собственное недоумение после превращения и решил, что объяснит всё позже.       — Ничего. Разберемся, — поднялся, подхватывая Разумовского под руки, и вздохнул. — Ну ты лось, по комплекции и не скажешь.       С тех пор прошло чуть больше месяца, и ни в чем они не разобрались. Ладно, стоит отдать должное Фёдору Ивановичу — тот проинструктировал Серегу так, что тот сразу понял всю серьезность ситуации. Удивительно, но в тот момент его даже не колотило, как было с самим Громом. Принял всё спокойно и как-то обреченно. Больше напоминал ходячий труп, чем новообращенного вампира. Последнее настораживало. Осложняло их положение и то, что Игорь, вынужденный напоить Разумовского своей, нечеловеческой кровью, буквально привязал Сергея к себе. Не фатально, но такой тип связи всё же необратим. Не то, чтобы у Игоря были альтернативы в тот момент. Осознавать, что выбора не было и у Сергея (и то, что Игорь, руководствуясь своими принципами, сделал выбор за него) было хреново. Сошлись на том, что Сергею одному оставаться пока что было опасно (в том числе психологически), и Фёдор Иванович любезно намекнул, что двери его с Леной квартиры для Разумовского теперь открыты в любое время дня и ночи.       В семью Сергей вписался как влитой. Примерно на этом моменте он и перестал быть для Игоря Сергеем и стал Сережей. Связь их из странного гула превратилась в теплое покалывание на кончиках пальцев и мерный импульс в венах. Ощущалось странно, но приятно. Чудная полу-магическая штука накладывала на Игоря, как на старшего, гору обязанностей и в случае неудачи (эмоционального дистресса Сережи или, не дай бог, какой травмы) давала нехилый откат. Сережа в этом "соглашении" вытянул длинную соломинку: максимум, чувствовал тягу находиться рядом с Игорем, благодаря связи воспринимал его как давнего друга. Как говорил сам Разумовский, его это успокаивало. И с жаждой помогало. В общем, обошлись в итоге малой кровью. Буквально.       Но самый большой вопрос всё еще оставался без ответа, а точнее два: кто и нахуя? Расследование Игоря результатов не дало, лишь натолкнуло на несколько подозрительных смертей, произошедших уже после случившегося с Сережей: молодые люди пропадали, выйдя из клуба, пару дней о них ни слуху, ни духу, а потом — труп, да не простой. И ладно был бы один случай, можно было бы списать на случайность, но нет — уже два. И Игорю что-то подсказывало, что это не конец. Тревога сковывала его разум и не опускала вот уже с месяц. Страшно было за всех: и за Сережу, еще толком не разобравшимся в своей новой природе, за Фёдора Ивановича, за Юльку (как будто за неё в принципе можно было не волноваться), за тёть Лену...       Неподалеку всё еще доносился бурный диалог, и Игорь, встрепенувшись, не сразу заметил отсутствие Фёдора Ивановича под боком. Задумался опять, и из реальности выпал. Бывает.       "Ну прокрутил ты это всё в голове заново, и что?" — поинтересовался внутри голос, подозрительно похожий на отцовский. "Делать-то что будешь?"       А ничего, подумал Игорь. По ситуации смотреть. Проверенная же стратегия.       Кухня встретила его громким смехом: Фёдор Иванович радовался починенному радио, по-отцовски положив Сереже руку на плечо и громко расхваливая его талантливые руки. Тётя Лена же смотрела на него снисходительно, качая головой.       — Федя, ты сейчас его до смерти засмущаешь, расчисти стол, я чай заварю.       — Ну Леночка, — ничуть не обижено протянул тот, всё же оставив красного как рак Сережу в покое.       — Игорёк, а ты что встал в дверях, как не свой? Ну-ка, живо помогай.       Расчистили предусмотрительно раздвинутый Игорем стол, чтоб уж точно всем места хватило; расселись. Могли бы и в гостиную перейти, но на кухне, по словам Фёдора Ивановича, "домашнее". Тётя Лена постелила кружевную салфетку, расставила кружки и налила себе травяного чая, запах которого у Игоря всегда ассоциировался с домом. Им оставалось только тоскливо посматривать на фарфоровый чайник, пока дядя Федя доставал из холодильника три красных пакета. Сцедил те по кружкам, потому что "ну вы ж не варвары, Федь, давай". Сережа нервно хихикнул. Пить кровь из старых кружек разной степени всратости — действительно сюрреалистичное зрелище. Ну хоть не из фарфоровых чашек.       Свою кружку с гордо выведенным "Челябинск 2005" Сережа сжимал до побелевших пальцев. Игорь подвинулся ближе, прислоняясь к нему плечом и получая взамен благодарный взгляд. Ощущал кожей, как того била мелкая дрожь.       Да, было сложно. Временами даже очень. Сереже, в силу недавнего обращения через пень-колоду, особенно. Но, в очередной раз обводя глазами лица близких, все, о чем мог думать Игорь — так это о том, как же ему с ними повезло. Один бы он этого попросту не вынес. Вообще не представлял, как Фёдор Иванович прожил столько лет в одиночестве. Лишь рад был, что он их нашел в итоге.       За приятным гулом знакомых голосов и не заметил, как влился в диалог, и вот односложные ответы сменились длинными, эмоциональными монологами и искренним смехом. Он позволил себе расслабиться. Майором он будет на работе.       А тут он просто Игорь.

***

      Приближение Хазина Игорь научился определять безошибочно — торопливую агрессивную поступь было ни с чем не спутать. Легкий и хлесткий стук подошвы дорогих ботинок гулом отражался от стен отдела и приближался к его, Грома, столу. Блядь. Вампирский слух давал Игорю уникальную возможность заранее начать успокаиваться — до того, как раздражающий фактор ворвется в его размеренное и (на удивление) приятное утро. Момент спокойствия закончился слишком быстро, а потом ему на руки буквально прилетела папка с документами, чудом минуя лицо.       — Это чё за хуйня, майор? — послышалось сверху грозное шипение, и ухо Грома обдало жаром от чужого дыхания. Было бы эротично, если бы это не был Хазин. Игорь вздохнул, мысленно считая до десяти, и обернулся.       Предмет его душевных терзаний стоял, склонившись над сидящим за столом Громом, и сверкал черными глазами так, будто хотел спалить на месте. Облаченный в черный бадлон с высоким горлом, бледный и растрепанный, Хазин напоминал злую сторожевую псину. Пиздец, и кто с утра пораньше умудрился настолько его выбесить? Игорю хотелось харкнуть смельчаку в утренний кофе.       — Мне что, твоих подчиненных еблом в их же косяки тыкать, как котят обоссавшихся? Это что такое? — он нервно откинул челку с покрытого испариной лба, ткнул пальцем в протокол и посмотрел выжидающе. С угрозой. Игорь заметил, что ногти на трясущихся руках были искусаны.       — Ну, — Игорь быстро пробежал глазами по одной из страниц. Мда, негусто. Отчет Коршунова: тот писал, как курица лапой — почерк, достойный доктора государственной больницы. Еще и бумага чем-то желтым испачкана. Игорь и сам бы за такое за уши оттаскал, если б ему это на руку не было. Но образ обязывал, так что он сделал лицо кирпичом и непринужденно спросил: — А чё не так?       Ответ, очевидно, неверный.       Хазин вообще, как с первого дня влетел в отделение, так будто и ни на секунду не останавливался. Лавировал между отделениями, гордо задирая подбородок, и поднимал документацию разной степени давности, очень громко возмущаясь (так-то, по делу). Даже дураку было ясно: дело Игоря, насчитывавшее уже два трупа, пересекалось с Хазинским — убитые явно употребляли, еще и пропали из одного клуба, который как раз интересовал Петра Юрьевича. Вот и приходилось работать вместе. Ну, как "вместе" — Игорь работал, а Хазина чуть что гнал в архив. Не надо ему в гущу этого дерьма лезть. Запачкается еще, а ему потом, Игорю, это разгребать. Пусть лучше бумажки разбирает. Может что толковое найдет.       Петя уже который день искусно крыл матом и хуево составленные протоколы, и несистематизированную отчетность, и проебанные страницы документов с небывалой пылкостью доведенного до ручки мента. Игорю время от времени приходилось прятать восхищение — хотелось записать пару фраз, так, на будущее. В глубине души он прекрасно понимал петино негодование. В представлении Грома, работать надо либо хорошо, либо увольняться. Признаться честно, первое время он надеялся, что московский пижон окажется слишком нежным, чтобы пытаться по-настоящему влиться. Так, помаячит на фоне, а после закрытия дела заберет все лавры с собой в Москву, как это обычно и происходило. Ошибся. Хазин вгрызся в дело так, будто закрытие оного — задача всей его жизни.       — Ты, блядь, издеваешься, дядь? — под глазами Хазина залегли синюшные тени, а лицо, искаженное гневом, выглядело откровенно нездорово. Откинуть весь пыл, образ "с иголочки", и Петя выглядел как обычный вусмерть заебавшийся человек. Игорю аж стыдно стало. Он рад бы помочь, но вот незадача — только благодаря халатности коллег удавалось скрывать большую часть сверхъестественной ебани, творившейся в Питере на регулярной основе, и Гром не настолько любил правила, чтобы совать палки себе в колеса.       — Ты ж сюда работать приехал, — хрипло пробасил Гром. — Ну так работай, родной.       Игорь отвернулся, усиленно делая вид, что заинтересован в рассматривании рабочего стола тусклого монитора. Услышал тихо брошенное в спину "мудак" и знакомый звук шагов, отдаляющихся к главной двери. Курить ушел. Зачастил в последнее время.       — Игорь, — послышался с соседнего стола голос Димки. — У меня тут инфа по второй жертве, Смолиной. По результатам вскрытия всё то же, что и в случае с Голиковой. Вообще мрак какой-то, ничего не понятно.       — Ну-ка, давай сюда, — в протянутую руку приземлилась тонкая папка. Ну вот же, умеет нормально передавать, Хазину бы поучиться.       На проверку отчет действительно чуть ли не слово в слово совпадал с предыдущим. Негусто. Действительно, как выразился Дубин, мрак. Девчонок накачали какой-то дрянью, да так, что тело изнутри походило на обитель всех болезней. Все органы, которые могли отказать, были в шаге от. Да и степень разложения не сходилась ни с временным промежутком их пропажи, ни с температурными условиями, в которых тело было найдено. И ладно бы, сами померли. Клиническая картина хоть и была откровенно страшной, но нет. Множественные ножевые и перерезанное горло. Пиздец.       — Пиздец, — многозначительно выдал Игорь. Дима, вздохнув, кивнул.       — Это еще не всё, ща, — светлая макушка спряталась за монитором, зашуршали бумаги на соседнем от Игоря столе. — Я тут порылся в заявлениях, и вот что нашел.       К от руки написанному заявлению прилагалась черно-белая фотография. Изображенная на ней девушка смотрела на Игоря светлыми, чутка навыкат глазами. Запоминающийся взгляд. Выглядела лет на двадцать—двадцать-пять. В заявлении виднелось имя: Евгения Лапина, 26 лет. Дата значилась от 22 июля — почти два месяца назад.       — Подруга Лапиной с заявлением о пропаже пришла, Цветков тогда принимал. По её словам, последний раз с Евгенией связь была, когда та находилась в баре "Лофт 101". Он, кстати, находится неподалеку от клуба, из которого пропали две другие девушки. Так вот, она там задержалась до часу ночи примерно, потом отписалась, что скоро пойдет домой. Через минут десять перестала отвечать на сообщения. Домой так и не явилась, и друзья, не дозвонившись утром, подняли тревогу.       — Можно было б камеры глянуть, но в большинстве таких заведений записи хранятся не более двух недель, — подхватил Игорь.       — Можно связаться с подругой. Вот, Ольга Кольфманн. Может, она до бара ходила, когда тут помощи не получила? Кстати, этот бар на стыке улиц, где идет сбыт того нового вещества, которым Пётр Юрьевич интересовался. Может, стоит у него спросить? Его помощь лишней не будет, — последние два предложения Дубин выдал на одном дыхании, смотря осторожно, будто боялся, что Игорь взбрыкнет. Вот же спелись.       Вот какого приятельского союза он не ожидал, так это Хазина с Дубиным. Правильно говорят, противоположности притягиваются (на его бедную голову).       — Слушай, давай дальше по делу, а? Почему заявление не приняли в разработку?       Дима вздохнул, снял очки, устало потер глаза. Как-то совсем тускло выдал: — В стол пошло. Цветков подумал, цитирую, "загуляла поди, сама вернется".       — Ясно, — не без раздражения заметил Игорь. Проебали, получается, начало серии. — Ну, по профилю подходит: молодая, миниатюрная, светлые глаза, блондинка...       — Рыжая, — торопливо поправил Дубин. Видя непонимающий взгляд Игоря, добавил: — Я другие фотки посмотрел, в цвете. Она, вроде как, знаменита в определенных кругах. Активистка. Выступала за сохранение архитектурного наследия Питера.       Хотел добавить еще что-то, но внезапно зашелся сухим кашлем. Игорь, слыша хрип в легких, насторожился.       — Ты это, отдыхай хоть иногда. А то совсем сляжешь.       — Забавно слышать это от тебя, Игорь.       — Тем более прислушайся, — Гром резко поднялся, стул под ним жалобно скрипнул. Потянулся с вздохом. Отодвинул от дернувшегося в сторону кружки Дубина кофе, услышал недовольный стон и похлопал того по плечу. — Домой давай, стажер. Молодец. Хорошо поработал.       Схватил с вешалки шарф, фото Лапиной, и зашагал к выходу. На смущенно фыркнувшего Дубина не обернулся, лишь улыбнулся слегка.       Следующей остановкой в его списке стал знакомый с детства район. Шлепая по мокрой грязи, он невольно проникся ностальгией. Рынок вдоль дороги всегда жил своей жизнью: громкие звуки, кричащая детвора, гул мотора еле-проезжающих между киосков машин. И запах рыбы. Чуткий нюх определенно был плюсом в работе и минусом в быту: накатили воспоминания о копошении в мусорных баках, и Игорь поморщился.       Зал Бустера тоже из года в год не менялся: только штукатурка местами всё сильнее сыпалась. Приветственно махнув ребятам рукой, он сразу же направился к "кабинету" приятеля.       — Не, ну ля какие люди, — знакомый говор звонко отразился от стен. — Игорёк, ну не по-братски это, про друзей забывать. Всё по-работе и по-работе. Хоть бы раз зашел, да с хорошими новостями.       — А я с новостями, но есть нюанс...       Удивительно, насколько Игорь раньше был слеп. Сверхъестественная сторона города всегда была у него под носом. Можно даже сказать, под боком. Игнат, сколько помнил Гром, всегда кичился тем, что бабка его известной ведьмой в родном крае была. "Односельчане её лярвой прозвали, но Игорь, я те шо, затирать зазря буду?". В общем, оказалось, что это Игорь идиотом был — посмеивался снисходительно. А вот оно как повернулось. Игнат в рекордные сроки оброс связями настолько экзотичными, что временами становилось даже жутко. В то, что у него были способности не верил, кажется, даже сам Игнат. Но кровь ведьмовскую не пропьешь — редкостная удача передалась, это да. Бустер из такой жопы вылезал, из какой ни один обученный человек живым и невредимым не выйдет. А ему всё с гуся вода. Игорь, если бы своими глазами не видел, не поверил бы.       — Ну, не то чтобы я с мутными типами не вожусь, но в болото не лезу. Но поспрашивать могу, это пожалуйста, — терпеливо выслушав рассказ Игоря по последнему делу, он только плечами пожал. Со звоном закачались аляповатые золотые цепи на крепкой шее. — Все мои ребята делюги с наркотой стороной обходят. Ты лучше внимание обрати, шо у вас улицы шепчут последнее время. Я слыхал, шо трупы разодранные находят на окраинах. Заминают, штоб шума не было, но до если до меня просочилось, то дела неважные, сам понимаешь...       Девчонку с фотографии не узнал, но сфоткал на мобильник и пообещал поспрашивать своих.       — Чет у вас сегодня без движа особо, — выйдя в зал, заметил Гром. И правда, было заметно тише, чем обычно.       — Так это, беда у нас, Игорёш. Пацаны помогать выехали. Ты, кстати, задержись, может подсобишь. Чаёчку будешь?       От чая отказался, зато узнал возможную зацепку.       — Короче, у Лёхи братишка пропал вчера: родаки обыскались, друзей его обзвонили, и без результату. А он пацанчик-то толковый, не гулящий. В клубешнике мутном зависает часто, это да. Но сам нормальный, без этого всего. Черт его знает, то ли загулял малой, то ли реально шо случилось.       — В каком клубе, говоришь?       Так на руках Грома появилось еще одно потенциальное исчезновение, не вписывающиеся в серию ни по одному из критериев. Но проверить эту ниточку было надо. Следак он или кто?       — Черкани-ка его домашний адрес. Адрес клуба не надо, есть.       С чувством ноющей совести позвонил Димке, судя по голосу — разбудил бедолагу. Попросил накопать инфы на пацаненка с домашнего компа. ("Игорь, я тебе самолично нормальный телефон подарю"). Пообещал подогнать Дубину любимого кофе и тот заметно оттаял.       — Ой, Игорь, а я его знаю.       — В смысле?       — В смысле, я его уже пробивал сегодня. Про него инфу запрашивали: прописку, нынешнее место жительства.       — Кто? — кровь в жилах стынет. Игорь каким-то шестым чувством уже знал ответ на свой вопрос.       — Хазин.       Дорога до нужного адреса заняла рекордно малое количество времени. Уже заворачивая к нужному переулку, Игорь всё не мог унять копошащееся мерзкими червями внутри беспокойство. Усилившаяся после обращения "чуйка" вопила, что все, что может пойти не так, точно пойдет не так. Игорь прибавил шаг, снова переходя на бег.       За поворотом влетел в какого-то мужика, явно торопящегося в противоположном направлении с максимальной скоростью. Игорь дернулся, подсознание орало — догнать. Но услышал сдавленное мычание неподалеку. Ударило дежавю. Игорю поплохело.       Развернувшись обратно, Гром побежал внутрь длинного двора-колодца. Пробежал стоящие особняком мусорные контейнеры и снова через арку в плохо освещенный закуток меж дворами. За черной Бэхой слышалось копошение.       На улице еще не совсем потемнело; человеческому зрению доступны были максимум очертания предметов неподалеку. Игорь же увидел достаточно: лежащий в неестественной позе человек в дутой куртке явно был мертв. Широко открытые глаза были устремлены в небо, а на лице виднелись пятна крови. Решая не терять времени зря, Игорь двинулся в сторону второй фигуры, привалившейся к стене дома и рукой ухватившейся за голову.       — Хазин, живой? — тот отреагировал не сразу, сначала заозирался потерянно, фокусируя взгляд на Игоре. Блядь, скорее всего сотряс.       — Гром? — оттолкнулся от стены, пошатнувшись. — Ты как тут оказался?       — Вот уж что я у тебя хотел узнать, — подхватывая коллегу под руку и проклиная свою удачу на чем свет стоит, свободной рукой Игорь залез в карман и достал телефон. На память набрал нужные цифры, отчитался и вызвал наряд.       — Сегодня Зайцева на дежурстве, будет через пять минут. Ты как вообще?       — Да пиздец, я этого уебка прямо на горячем словил, — Хазин потер макушку, поднося руку к глазам — проверял, пробили ли бошку. Не пробили, повезло. — Шел к квартире этого Коновалова, уже к подъезду подхожу — слышу, крики. Заглушенные будто, он ему рот рукой закрыл походу. Увидел меня, гандон ебаный, дернулся так быстро, я даже ствол не успел вытащить. Ну, я его ударил, а он вывернулся, сука, и зарядил рукояткой ножа мне прямо в висок. Потом снова, но сзади. Мразота.       — Повезло, что пистолет не выбил.       — Ноу вэй, дядь, — по какой-то неведомой причине, Петя засмеялся. Выглядело жутковато. — И ксиву с телефоном. Дубль два, блядь.       Судя по скромным наблюдениям Игоря, Хазин храбрился: того мелко потряхивало, а дыхание было быстрым и поверхностным. Сейчас он напоминал не лощеного майора, одним своим существованием нагонявшего страх на весь участок, а находившимся в секунде от тихой истерики мужика.       — Ты это, — Игорь неловко дернулся, прислоняя Хазина спиной к стене. — Подожди тут, я отойду. Дыши глубоко только, хорошо?       — Отъебись, дядь. Нормально всё.       Убедившись, что Хазин в ближайшее время не собирается съезжать по стене вниз или падать в обморок, Игорь передернул плечами, прогоняя с тела лишнее напряжение, и направился в сторону горе-жертвы. Вот кому сегодня максимально не повезло, так это ему. Осторожно, чтобы не наследить на фактическом месте преступления, Игорь присел на корточки, закрыл глаза и отдался внутренней "чуйке".       "Первое, Игорёк, что первым бросается в глаза?"       Не совсем в глаза, поправил свой внутренний голос Игорь — в нос. Запах и правда довольно специфический. Похожий был в морге, когда Игорь осматривал тела Голиковой и Смолиной. Только ярче и... Ядовитее.       Открыв глаза, Игорь начал осмотр: молодое лицо навечно замерло в страхе, светлые глаза остекленели и смотрели сквозь Грома, на щеках виднелись капли крови жертвы (за исключением зоны вокруг рта — убийца действительно закрывал тому рот, скорее всего собственной рукой), горло было перерезано, но более небрежно, чем раньше. Это сходилось с наблюдением Хазина — убийце явно помешали и он поторопился. На туловище жертвы кровавыми пятнами темнели места ударов: пацана пырнули два раза в туловище и один раз в сердце. В сочетании с перерезанным горлом, как выражались западные коллеги — явный оверкилл. Игорь принюхался, от раны на сердце запах считывался сильнее всего. Может, убийца смочил чем-то лезвие? Получается, сначала бил в сердце, а потом живот? А горло? Что-то не сходилось. Гром оставил себе мысленную заметку — разобраться с этим подробнее позже.       На запястье жертвы виднелся резиновый браслет знакомого клуба. Фиолетовый, с кислотно-зеленой надписью.       "О чем нам говорит характер преступления?"       Подчиняясь внутреннему чутью, Игорь подвинулся так, чтобы Пете не было видно, что он делает. Перестраховался, кинул взгляд в сторону темного угла у дома — Хазин стоял, уткнувшись в телефон, и курил. Холодный свет экрана выделял острые скулы как-то слишком гротескно. Одной рукой он что-то торопливо печатал, другой смахивал пепел с конца сигареты. Многозадачный какой. Отвернувшись, он решился — сейчас. Достал из кожанки новую пачку резиновых перчаток, быстро и почти бесшумно открыл, надел одну. Он бы, наверное, соврал, если бы сказал, что не ожидал найти того, что в итоге нашел. Приподнимая верхнюю губу жертвы, Игорь молился всем известным ему богам — вот бы ошибся.       Не ошибся. При легком давлении на десну у пацана выдвинулся длинный острый клык.       Пиздец. Полнейший.       Быстро снял перчатку, засунув обратно во внутренний карман.       — Всё отщупал? — поинтересовался Петя, бросая бычок прямо на асфальт. Отчитать бы, но Игорь откровенно заебался.       — Пойдем, — заметив знакомую патрульную машину, пробасил Гром.       — Куда? — спросил Петя, но особо не сопротивлялся, когда его потянули в сторону.       — Домой ко мне, — хмуро бросил Гром, мысленно прикидывая: метро уже закрыто, пешком идти минут пятнадцать, но в состоянии Хазина — примерно двадцать пять. Если он еще всю дорогу пиздеть будет, то все тридцать.       — Чё, вот так сразу? — усмешка его в свете тусклого фонаря выглядела как-то неестественно. Как маска для камеры в каком-нибудь навороченном приложении. — А как же цветы и рестораны?       — У меня у парадной сирень растёт, а взамен рестика, увы, только макарошки.       Надо же, подумал Игорь, рассматривая чужое лицо. Оказывается, Хазин умел искренне улыбаться. Первое положительное открытие за день.       — Окей, но не пешком, дядь, а то я по пути закончусь. Я таксишку вызову. Ну, чё молчишь? Адрес диктуй.