Мидория ездил вожатым в летний лагерь уже не первый год, а если точнее — третий. Во-первых, это была какая-никакая подработка, чтобы хоть немного помочь маме, пусть она об этом никогда и не просила. А во-вторых, Мидории там нравилось. Широкие улыбки, весёлые игры и лёгкая на подъём компания были окошком в собственное только-только прошедшее детство, которое, конечно, было не удержать, но и отпускать насовсем с концами не хотелось.
Дети в лагере даже в пределах одной смены находились на любой вкус. Нравятся солнечные души нараспашку? Пожалуйста. Тянет к бесстрашным хулиганам? Хоть отбавляй. Предпочитаешь застенчивых тихонь? Выбор чуть меньше, но отчаиваться не стоит. Мидория обожал то, как поначалу такие похожие ребята постепенно раскрывались и обрастали таким головокружительным количеством индивидуальностей, что аж совестно становилось вспоминать, как в первый день счёл такого-то с таким-то почти совсем одинаковыми, а такого-то с таким-то — совершенно разными. Впрочем, что-то общее, разумеется, у всех было, и уже после первой смены в голове формировались схематичные детские архетипы.
Архетип номер один: свобода снесла крышу. Они получались из тех, кого дома ждали гиперопекающие строгие родители, дополнительные занятия и никакого баловства. Видят цель, не видят препятствий и возьмут от лета всё, что оно даст (что не даст, догонят и отберут силой). Эти ребята были по части Киришимы из второго отряда — он мгновенно вычислял их среди очередной партии своих подопечных и тут же принимался всем сердцем обожать. Хорошо, что сердце у Киришимы было вместительное и для всех остальных там тоже хватало места.
Архетип номер два: утопическая душа компании. Дети, воспитанные кем-нибудь вроде отца на-все-руки-мастера и матери, которая за любой кипиш. Притягивают людей всех возрастов уверенностью в себе и всеобъемлющей добротой, не боятся разбитых коленок, в меру шебутные, в меру послушные, родителей любят, но и без них в компании сверстников проживут отлично. С такими никаких проблем и одно удовольствие, поэтому они нравятся всем без исключения.
Ну и архетип номер три: верните мамину юбку и привычную обстановку. Иногда попросту избалованные и трусоватые, но иногда и вполне нормальные, только зажатые и стеснительные. Плачут не реже, чем раз в два дня, спят и видят, как всё это наконец-то кончится, от шумных активностей стараются отсидеться, больших компаний из представителей первых двух архетипов шарахаются, но те и рады — они к себе нытиков не хотят. Взрослые так, увы, сказать не могут, хотя среди них тоже далеко не всем охота возиться с нытиками: сил уходит много, а вероятность положительного исхода, как ни крути, не переваливает за половинную.
От всех архетипов были плюс-минус погрешности — куда же без них, живые все ведь — но в целом за два года работы Мидория не встретил никого, кто хоть со скрипом, но не вписался бы никуда вообще.
За два не встретил. Зато встретил на третий.
Восьмилетнего Шимуру Тенко он намётанным глазом сразу определил в последний архетип. Ничего не имел против нытиков, все хороши одинаково, просто сразу сделал в голове пометку присматривать за этим мальчиком повнимательнее и следить, чтобы он совсем не раскис и тоже получал удовольствие.
Каково же было удивление Мидории, когда Шимура, который, по его расчётам, должен был раскиснуть уже к вечеру, за два первых дня не проронил ни слезинки, но и удовольствие при этом явно получать не собирался. Вечно хмурый и как-то совсем не по-детски неразговорчивый, он, как и положено третьему архетипу, всех сторонился и не интересовался играми и беготнёй, только вот совершенно непонятно было, из-за чего — по тому, как он держался, нельзя было назвать его стеснительным или неуверенным в себе. Честно говоря, Мидория мог понять остальных ребят, которые, все как один, не стремились звать его в свою компанию. От угрюмой отчуждённости Шимуры становилось немного не по себе даже ему, бывшему почти на десять лет старше и никогда не жаловавшемуся на недостаток смелости с кем-то заговорить.
И всё же вышло бы нехорошо, если бы Шимура провёл вот так все каникулы, поэтому однажды, застав его одного в корпусе с тетрадкой и карандашом, Мидория исполнился решимости привести это дело в порядок.
— Привет, — поздоровался он, усаживаясь на пол рядом с Шимурой. — Сегодня снова не играешь со всеми?
Эти самые все, разбившись на команды, гоняли на спортивной площадке в волейбол.
— Да.
— Тебе не нравится быть с другими ребятами?
— Да.
«Дурак, — мысленно обругал себя Мидория. — И так же было видно, что не играет и не нравится».
— Наверное, скучаешь по родителям? Дома было веселее?
— Нет.
Мидория едва сдержал разочарованный вздох: «Ну вот, окончательно зарекомендовал себя ничего не понимающим взрослым занудой. Теперь-то он точно со мной честно говорить не станет».
Какое-то время они так и сидели молча — уходить ни с чем Мидория не хотел, а откуда ещё подступиться, чтобы получить что-то поинтереснее «да» и «нет», не знал. От нечего делать он заглянул к Шимуре в тетрадку и…
Вот оно! То, что надо!
— Ого, ты мангу рисуешь?
Карандаш замер на кривоватом недорисованном лице. Плечи у Шимуры вдруг поникли.
— Ага, — обречённо отозвался он. — Теперь заберёте?
— Нет-нет, ты что! — протестующе вскинул руки Мидория. После такого ответа недосуг стало радоваться, что он услышал от Шимуры целых три слова за раз. — Зачем мне её забирать?
Шимура смотрел в одну точку где-то там, где листы тетрадки, горбато округляясь, уходили в корешок.
— Папа говорит, что это плохо.
— Но у тебя ведь так здорово получается!
Эти слова невольно вырвались слишком громко, и Шимура вздрогнул. Мидория уже успел снова мысленно обозвать себя дураком, когда на него снизу вверх вскинулся изумлённый взгляд.
— Правда? — спросил Шимура так, словно ему только что раскрыли какую-то страшную тайну.
Мидория пришёл в себя и закивал головой:
— Конечно, правда! Ты очень красиво рисуешь, Тенко-кун!
Он говорил это абсолютно честно. Так, как у Шимуры получалось во втором классе младшей школы, он, например, научился рисовать только к последнему классу средней.
Шимура снова уткнулся в тетрадку, а на лице у него появилась странная улыбка.
— Папа не разрешает мне, поэтому дома я рисунки прячу. Один раз Хана сдала меня, и папа долго ругался. Она сказала, что это случайно вышло, но я не верю. Теперь я оставляю их в шкафчике в школе. Мама и бабушка с дедушкой раньше были не против, а когда я сказал, что хочу стать мангакой, тоже начали говорить, что это не работа и так нельзя.
Вот это да, неужели ещё есть такие родители? Теперь понятно было, почему он, как многие, не рвётся обратно домой. И не скажешь же, мол, твоя семья ничего не понимает, да и кто знает, что там за семья вообще…
— Наверняка у твоего папы есть причины, и он это не со зла, — ответил в итоге Мидория и, чтобы не звучать нравоучительно, искренне добавил. — Но мне кажется, что в манге нет ничего плохого. Я тоже люблю мангу, особенно про супергероев.
— И я, — кивнул Шимура. — Раз в неделю я хожу в книжный рядом со школой и читаю «Величайшего в мире героя Всемогущего» в журнале. Мне дают немного карманных денег, но если куплю его, папа меня убьёт.
Мидория, не сдержавшись, рассмеялся и легонько пихнул его локтем в бок:
— Не выдумывай, такое точно только в манге и бывает. Я, кстати, привёз с собой кое-что, хочешь, дам почитать? Тебе должно понравиться.
Глаза у Шимуры засияли.
— А можно?
— Можно! Пошли, покажу.
***
Вот так и получилось, что Мидория, который всегда славился своим одинаково хорошим отношением ко всем, заимел в отряде любимчика. Он радостно отдал Шимуре почти всю привезённую мангу, разрешил звать себя дружеской кличкой «Дэку» (Шимура долго не мог поверить в то, что это не обзывательство и никакого подвоха тут нет), а взамен взял с него обещание не отсиживаться целыми днями по укромным уголкам. Шимура согласился подозрительно легко — видимо, в глубине души и сам хотел. Мидория потихоньку втянул его в общую компанию, в свободное время поднатаскал в спортивных играх, а по вечерам они частенько выбирались тайком погулять и обсудить то, что Шимура успел прочитать. Конечно, с другими детьми он так особенно и не сблизился, а они по-прежнему не горели желанием сближаться с ним, но и это минимальное взаимодействие уже было достижением.
— Наверно, я странный, — сказал Шимура однажды, ближе к концу смены, когда они вдвоём сидели на берегу речки рядом с лагерем. — В этой манге нужно болеть за героя, но мне больше нравится злодей. Мне кажется, когда-то давно он совсем не собирался быть злодеем, но все предали его и не захотели понять, и он начал строить козни. Если бы я был на месте героя, я бы перестал с ним драться и помог бы ему снова поверить в других людей. Но герой точно не станет так делать, и раз герой хороший, то я, получается, плохой? Это поэтому со мной не хотят дружить? Плохо быть не таким, как все?
Мидория с улыбкой потрепал его по голове и серьёзно сознался:
— Я в детстве тоже читал мангу, в которой мне нравился злодей. Я думал, что он был на самом деле вовсе не злым, а просто очень-очень одиноким. И я с нетерпением ждал финала и надеялся, что герой в конце станет его другом.
Шимура заправил за ухо упавшую на лицо чёлку и спросил:
— И чем всё кончилось?
Мидория тихонько вздохнул. Он не перечитывал эту историю сто лет, но сейчас сцена из предпоследней главы встала перед глазами в мельчайших подробностях.
— Тот злодей погиб, так и не отступившись от своей цели уничтожить весь мир. Герой сказал, это из-за того, что в нём не осталось ни капли человечности, но я решил, что он всего лишь не нашёл в себе силы признать свою слабость и попросить помощи у противника, а герой оказался слишком прямолинейным, чтобы это разглядеть.
— Значит, ты такой же плохой, как и я, Дэку-сан, если не хочешь наказать злодея, как положено? — не сдался Шимура.
Мидория задумчиво почесал затылок.
— Быть другим — это совсем не плохо. Наоборот, если ты не похож на всех, это и есть быть как все. Согласись, было бы странно, если бы все взаправду были одинаковыми. Тебе только со стороны так кажется, а когда ты узнаешь кого-то поближе, очень скоро поймёшь, что он с твоей точки зрения тот ещё чудак. А дружить с тобой, кстати, хотят, просто боятся, потому что ты мало улыбаешься.
— Вы всё врёте, — смущённо отмахнулся Шимура. — Про улыбку.
— Не веришь мне, поверь величайшему герою Всемогущему. Помнишь его девиз? Спасать людей с улыбкой на лице. Ты же хочешь быть, как он? Тогда улыбнись и смело иди вперёд. Так ты тоже сможешь стать самым настоящим героем.
***
Поддавшись внезапному пятничному порыву, после работы Мидория заглянул в книжный. Он давно закончил школу и даже университет, устроился в солидную компанию и перестал ездить в лагерь вожатым, а из сёнэн-манги так и не вырос. Привычно подцепив с прилавка знакомую с детства яркую обложку, он раскрыл журнал и принялся листать. Жаль, ни одной супергеройской серии сейчас не шло — «Величайший в мире герой Всемогущий», разумеется, тоже давно кончился.
Очередная страница перевернулась, и Мидория оказался в начале какого-то ваншота. Ничего супергеройского, значит? Ан нет, вот оно, старое доброе, всё-таки подвернулось. Не сериал, конечно, но и на том спасибо.
Имя автора — Шигараки Томура — отчего-то показалось Мидории знакомым, да и сюжет что-то смутно напоминал, но он никак не мог понять, в чём дело, пока не дочитал до конца. Последняя сцена была изображена одним фреймом на весь разворот: на фоне потрясающего детализацией полуразрушенного города герой с улыбкой протягивал руку поверженному злодею.
Мидория спешно вернулся к началу ваншота.
Летний лагерь двенадцать лет назад.
Вечно хмурый мальчик, который любит рисовать и сочувствует злодеям.
Шигараки Томура.
Шимура Тенко.
Теперь всё сошлось.
Мидория улыбнулся.
— Значит, ты всё-таки стал героем.
