Я не могу тебя забыть

Под ребрами ныло. Противная и надрывная боль не хотела отпускать от себя ни на шаг даже по прошествии полугода. Он старался забыть или отпустить, но глухое, давящее чувство в груди никуда не уходило. Воспоминания охотились за ним кошмарами и внезапными выпадами из реальности, если в толпе вдруг проходил кто-то с похожим парфюмом или фигура казалась отдаленно знакомой. Ким оставался заблокированным на каждом из тридцати номеров. По номеру на каждый день месяца, бесконечно долгого, в который Порче едва находил в себе силы запихиваться слишком острой и пафосной едой, спать хотя бы пару часов. Он начал курить, сначала воруя сигареты у Порша, а потом, с попустительства брата, получая их от телохранителя. Песня стала последней каплей. Больная и странная. Украденная. Порче было не жаль. Да и кто он, чтобы предъявлять за авторские права Вику? Наверняка у того был какой-то документ с его подписью – такой же поддельной, как и весь Ким – что Порче передает ему права на все, что придумал в студии. Он тогда послушал, порыдал, проникнувшись пафосом чужих страданий, которые через экран казались ненастоящими, как рисованная картинка. Кимхану Тирапаньякулу, показавшему миллион разных масок и нагло вравшему в лицо, Порче не верил совсем. Его показные попытки дозвониться и спасение в баре казались фальшивыми, как натянутые улыбки телохранителей вокруг и показушно-добрый взгляд Главы семьи. Через время на признание смотрелось равнодушно. Болело только за собственную глупость и наивность. И то и другое стесалось о тренировочный корт. Порш не пытался ему мешать. Оставался рядом, не выпрашивал прощение за проебы, но заработал его молчаливой, но гранитно-твердой поддержкой. Брат ему верил. Безоговорочно и безоглядно, почти как в прошлой жизни, далекой и эфемерной. Порче сказал, что хочет начать тренировки, потому что боится своей новой жизни. Порш назначил ему в тренеры Пола, за добродушностью и улыбкой прятавшего крепкие и сильные удары и подлые приемы. Телохранитель цветастого Кхуна Танкхуна научил его самому нужному навыку – неожиданности. Порче понял, что главное в драке – не быть предсказуемым. Потом понял, что в мафии предсказуемым быть нельзя никогда. Понял, и набился в друзья двум странным мужчинам, периодически появлявшимся в доме Главной семьи. Легкому и воздушному Тэ он понравился первому. Характер «мамочки» не позволял тому оставить разбитого и грустного подростка, тыняющегося по комплексу потерянным щенком, одного. А потом, следом за своим партнером к нему внезапно привязался и Тайм. Хмурый внешне, но совершенно наглухо отбитый на деле, мужчина легко поддерживал его безумие, показывая ему новые и новые границы дозволенного в новом и незнакомом мире мафии. С ними он впервые серьезно напился. С ними же попробовал траву и экстази. Воздушный Тэ учил его обманчивой легкости, метать ножи и пользоваться подводкой. Наглый и хамоватый Тайм – стрелять и обводить людей вокруг пальца. Двое взрослых по неведомой причине взяли ребенка в оборот и не желали отпускать совершенно. Порш порывался начистить рожи обоим, пока в уличной погоне Тэ не накрыл его собой на заднем сидении, пока Тайм выворачивал змейку в жутком столичном трафике. Пришлось смириться со странными знакомствами в жизни брата. Порче за это понимание был глубоко благодарен. Тайм очень удачно познакомил его с Майком. Парень с гонок, всего на два года старше. Красивый, высокий, с выбеленными волосами и красивым черным рукавом татуировки на левой руке, уползающей чернилами на грудь. Порче впервые ощутил, что это такое, когда тебя боготворят и носят на руках. Поршу его новый парень нравился, Кхун ни разу не попытался стукнуть того хоть чем-нибудь; Тэ кивал, утирая слезы рукавом тонкой рубашки, прижатый к крепкому боку Тайма. Порче нравилось проводить время с парнем. Нравились легкость и отсутствие мыслей, давящих и болезненных. И как только это стало подходить к черте настоящих серьезных отношений – Порче легко рванул куда звало сердце. И позорно разрыдался в середине процесса, изрядно напугав и Майка, и самого себя. После долгого и выматывающего разговора было решено просто подождать. Порче после разговора заперся в комнате и напился. В пьяном бреду ему мерещились руки, не тронутые чернилами, со слегка шершавыми подушечками пальцев, какие были у него самого еще когда гитара не пылилась в самом дальнем углу шкафа. Перед глазами мелькали знакомые смоляные пряди, растрепанные после сна, в нос бил запах цитрусовых и прохладного пляжа. Порче видел Кима. И ненавидел себя за это. Он попытался об этом забыть. Запретил себе пить совсем, продолжал активно проводить время с Майком, находя в себе неуклонно растущую привязанность. Делал все то, о чем ему говорил Тайм, на чем настаивал Порш, что советовал терапевт. Вот только с каждым новым днем понимал – его попытки просто бессмысленные. Он пришел к Тэ. К тому единственному, кто мог его понять. Кто так же прощал миллионы раз, кто лечил раны и травмы от небрежности партнера, кто неуклонно оставался рядом с непостоянный партнером, периодически променивавшим элегантного мужчину на картонные картинки. И получил один ответ, который разрезал его жизнь на однозначные «до» и «после». «Я люблю его, Порче. И это для меня компенсирует все те неудобства, которые мне приносят отношения. Я не хочу его изменить, я его принимаю» В этот самый день Порче напился снова. Рыдал в кровати, пока не заболела голова. Разблокировал самый последний номер Кимхана, тот самый, с которого была прислана песня. Долго и упорно печатал, правил, стирал и писал снова. Перечитывал столько раз, что запомнил текст наизусть. Хотел отправить и позволить Кимхану самому придать интонацию и характер каждому слову. Не чтобы вернуть то, что потеряно и забыто, что уже давно отболело. Просто чтобы дать музыканту и бывшему кумиру знать, как глубоко как минимум в одну человеческую душу он забрался. Порче вспоминает, что Ким ни разу в комплексе не появился за все долгие месяцы, что Кинн и Кхун о родном брате не сказали ни слова, то ли сами, то ли по указке. Понимает, что он-то сам впустил в душу не Вика, улыбающегося с обложки или сцены. Порче впустил Кимхана. Порче сейчас, в темноте комнаты комплекса, пьяный и больной от собственных мыслей понял, что может оказаться единственным, кто вообще это делал. Он копирует длинный текст и убирает его в заметки, стирая из сообщений. Майк этого не заслужил. Парень точно не должен был получить от него то, от чего Порче сам так сильно пострадал. К удивлению Че, парень понял и сам. Еще после первого неудавшегося раза. Не обижался и не обвинял. Сказал только, что жалеет, что сердце «милого олененка» уже занято. Порче вернулся в комнаты после разговора почти к ночи. Забытый на тумбочке телефон завибрировал от сообщения и тут же успокоился. Парень поднял смартфон обнаружив одно-единственное сообщение. Полученное еще ночью, через сорок минут после того, как он разблокировал Кима Одинокая точка и ни слова. Порче знал, что о разблокировке не присылают уведомлений, а значит Ким проверял все это время. В груди снова противно заныло. Порче открыл инстаграм, давно и прочно забытый, и пролистал ленту до первого поста Вика. Поднял телефон, проверив время и уверенно зашагал к тому, кто точно должен ему помочь. Глава семьи в офисе сначала даже не поднял головы, когда он зашел. И только после нескольких минут молчания оторвался от бумаг, встречаясь с Порче взглядами. Лицо мужчины приобрело удивленное выражение, впрочем, испарившееся через мгновение. – Порче? У Че раньше не было поводов заходить в далекий кабинет. Его тут ничего не ждало. Но сегодня это изменилось, по ощущением – навсегда. – Здравствуйте, ПиКинн. Мне нужен билет на концерт, сможете достать? Через долгую минуту тишины от стола раздался вымученный стон и сдавленный мат. У Порче возникло ощущение, словно Глава мафии проклинает собственное рождение на свет в этот самый момент. – Он оставил для тебя билет, Порче. То, как быстро мужчина понял, о ком была речь – пугало. То, что совершенно точно это был не первый раз – настораживало. Но от того, что Кимхан это делал – становилось неумолимо теплее где-то внутри. – ПиКинн? – Он оставлял их на каждое мероприятие. Кинн достал внушительных размеров коробку из ящика стола и протянул ее Порче. Парень сел на кресло, не дожидаясь приглашения, и открыл крышку. Пальцы сами потянулись к пластиковым и картонным пропускам с именем Вика и надписью «Артист» на каждом из них. Он поднял глаза на мужчину. – Почему вы не говорили? – Он запретил, – Кинн тяжело вздохнул и откинулся на кресле, – он вообще запретил упоминать его при тебе. Запугал всю охрану и персонал, тоже мне, герой. Порче посмотрел на коробку в своих руках и внезапно почувствовал, как тяжесть чувств и эмоций опускается на плечи. Он закрыл крышку и заметил мокрые разводы на картоне, ощутил влагу на лежащих поверх крышки кистях. Только через минуту понял, что хриплый надрывный плач – его. Кинн накрыл его плечи пледом и подал руку, позволяя вцепиться со всей силы, оставаясь рядом. Готовый притянуть ближе, если нужно. Но Порче справился и сам, выпустив наружу остатки боли и разочарования. Он поднял на мужичину глаза и слабо улыбнулся. – Спасибо. – Не волнуйся об этом. Но могу я попросить? Порче кивает, поглубже закутываясь в плед. Просьба от Главы мафии, и с чего он думал, что его жизнь страннее уже не станет? – Конечно, Пи. Кинн прикрывает глаза и кладет руку на его ладони, слегка сжимая, смотрит в глаза. – Не делай ему больнее. Он заслужил, видимо, но я прошу тебя не мстить. – Пи… Он не успевает договорить, прерванный внезапным признанием. – Я не хочу потерять брата, Порче. Че закрывает глаза. Понимает теперь, почему Порш выбрал этого мужчину из всей толпы людей. Кивает и вынимает из коробки пластиковую карту на длинной синей ленте.

«The Kingdoms concert»

Надпись внизу снова гласит «Артист». Порче не задумывается. Проживает оставшиеся до концерта два дня спокойно, словно в режиме ожидания. Только в толпе, когда с трудом продирается ко входу понимает, что вообще делает. И делает уверенный шаг на площадку, быстро прячась в темноте кулис и плывущей реке людей. Ким на сцене преступно красив. А еще ужасно, до боли сломлен. Порче не может ни смотреть, ни слушать. Плачет почти не переставая, глазами обводя слишком тонкую фигуру на огромном экране. Он у рубки звуковика, наблюдает за работой команды. Внезапно находит в себе гордость за Кима. За достигнутые в музыке вершины. Ким плачет, пока поет Skyfall, плачет, когда поет Why don’t you stay. Порче плачет тоже, достает телефон и отправляет тот самый текст из заметок. Подпевает строчкам, снова находя в себе силы извлекать звуки не только ради разговоров. Рядом с ним менеджер Вика закрывает рот рукой и смотрит огромными глазами. Порче приветливо ей улыбается. Она держит его за руку, уводя за сцену, когда все заканчивается, запихивает в гримерку и тихо шепчет: – У вас будет два часа, пока весь стафф не разойдется. Не убей его только, ладно? Порче кивает невпопад, разглядывая комнату. Обычная гримерка, которые он видел на картинках и видео раньше, только теперь тут, рядом со всеми косметическими приблудами, между лаком для волос и кремом для лица, стоит полароид с его лицом. Дверь за спиной открывается, являя измученного Кима. Совсем не такого, каким его помнит Порче. Остриженные волосы спадают прядями на лицо, прикрывая уставшие глаза и синяки, которые тщетно пытались замазать консилером. Белоснежный летящий костюм обхватывает хорошо сложенное тело, на котором теперь тоже заметны синяки и ссадины под косметикой. Ким все еще разговаривает с менеджером за дверью. – Да, хорошо. Завтра возьму выходной, – музыкант захлопывает дверь и зачесывает волосы назад, не отнимая взгляда от пола, – на кой мне выходной? Порче рвано вздыхает. Ким дергается, тут же принимая защитную стойку, рука тянется к поясу, явно в поисках ствола. Они встречаются взглядами в зеркале. Стоят молча, не шевелясь. Порче знает, что Ким не успел прочитать его сообщение, а значит не мог знать, что он пришел. Музыкант расслабляет плечи и делает несколько широких шагов вперед, укладывая руку ему на грудь. Несколько мгновений его сердце отбивает свой ритм в чужую руку и Кимхан отшатывается от него, как от чумного. – Порче. Голос музыканта хриплый и осевший после концерта. Теперь в нем отчетливо слышится все то, из-за чего Кинн попросил не мстить. Че чувствует слезы на своих щеках, но вместо того, чтобы отвернуться, идет вперед, заставляя Кима пятиться до тех пор, пока мужчина не упирается спиной в стену около двери. Порче смотрит. Долго. Пока глаза не устают видеть, пока внутри не ломается последняя стена, пока их общее рваное дыхание не становится ровным и спокойным. Прижимается совсем вплотную, вклиниваясь между изящных бедер, и обнимает так, чтобы у Кима не осталось ни одного шанса выдраться. Прячет лицо в чужой теплой и влажной шее, так невыносимо пахнущей давно забытым цитрусовым парфюмом, потом и солью. Кимом. Любовью. Забытой и потерянной, похороненной под обидой и ненавистью. Выбравшейся на свет самостоятельно, болезненно и неумолимо. Порче чувствует на своей спине ответное объятье, отстраняется и шепчет почти в самые губы Кима: – Не смей больше так поступать со мной, ПиКим. Музыкант выдыхает, сминая ткань на его спине, его глаза горят всем тем, что Порче не думал в них увидеть. Отчаянно хочется поцеловать покрытые блеском губы, а потом закурить, завернувшись в теплые руки. – Никогда, Ангел. Порче издает смешок в ответ на обращение прямиком из прошлого. Целует. Сминает губы, вылизывает чужой горячий язык, запуская в свой рот и прижимаясь ближе. Ким поднимает его на руки, усаживаясь с ним на диван, удачно стоящий совсем близко ко входу. Через пару минут, когда дыхание заканчивается совсем, а в голову лезут уже совсем не горькие мысли, Порче отрывается от вкусных губ, разрывая языком тонкую ниточку слюны между ними. – Кто меня сдал? Порче смеется, удивляясь тому, как быстро Ким возвращается к их прежнему общению, словно между ними не было стольких месяцев молчания. Словно не боится сломать между ними все снова. Че нравится, что музыкант не ходит около него на цыпочках, не играет в игры. Все еще остается собой – глубоко забравшимся в его душу немного неловким обаятельным молодым мужчиной. – Точка твоя. Ким откидывает голову и стонет в потолок. Порче прикладывается языком к открывшейся шее, и стон из обреченного становится возмущенным. – Эй! Никакого секса в гримерке! Порче поднимает бровь, целуя Кима еще раз, облизывая нижнюю губу, и обиженно надувает щеки, хлопая глазками, как учил Тэ. – Совсем-совсем? Ким снова смеется, притягивая его ближе к себе, обнимая за плечи. Целует в висок, и Порче чувствует, как перестает срывать болты чужая тахикардия, оставляя только мерные шестьдесят пять в минуту. – Ты меня не проведешь. Порче выдыхает тоже. И правда. Ему еще предстоит до конца Кима простить, принять и признаться, что и правда любит. И что готов терпеть неприятности, которые ему точно будут приносить отношения с мафиозным принцем. Но пока Ким держит его в руках и шумно дышит в шею – он готов с ними мириться. Кима он так и не смог забыть. И вряд ли когда-нибудь сможет.