Scavenge Love/Подбирая Любовь

      Вы можете вывести человека из бедности, но вы никогда не сможете полностью вытащить бедность из него.        Как бы Уиллу ни нравилось считать себя полностью изменившимся, бывали времена, когда он не мог отрицать то, что его личность сформировалась в детстве. И в некотором смысле жизнь с Ганнибалом улучшила ситуацию; связать судьбу с кем-то столь явственно богатым означало, что нищета отступит от Уилла дальше, чем когда-либо, и что богатство окажется таким же бездонным, как море, из которого они выползли.       С другой стороны, он ненавидел это. Куда бы он ни посмотрел, он видел признаки состоятельности даже в их собственном доме и задавался вопросом, не является ли он предателем своего класса. Своего рода. Что бы подумала старуха, которая раньше давала голодающему тринадцатилетнему подростку лишний хлеб из своей пекарни в Новом Орлеане, если бы увидела богатство, которым он был окружён сейчас?       А студенты колледжа Лейк-Эри, которые видели, как в шестнадцать лет Уилл замерзает, и подарили ему снятое с их плеча пальто, как бы они себя почувствовали, увидев его в костюме, который стоил сотни долларов?         И, что хуже всего, как бы почувствовал себя его отец, который питал отвращение ко всему, что можно было бы назвать «милостыней», наградивший Уилла пощёчиной при виде этого самого пальто, если бы он увидел, как его сын живёт за счёт человека, который имел королевский род за спиной? Наслаждающимся прекрасными вещами, в которых он особо не нуждается и даже не хочет, а просто потому, что это доступно и ему их подарили.          Уилл теребил своё обручальное кольцо, на вид серебряное кольцо, двойник которого находился на пальце Ганнибала, оно было практичное по форме и размеру, но, несомненно, самое дорогое из имеющихся. Их псевдоличности считались женатыми, от чего Уилл обычно получал своего рода скрытое удовольствие. Он и Ганнибал были на пороге нового этапа в своих отношениях, но обстоятельства предшествовали этому. Тогда же, с напускным равнодушием, Ганнибал предложил ему кольцо. Уилл раскусил его мгновенно.       Ганнибал дал ему ликвидное имущество, которое можно было продать. Несмотря на то, что обычно обручальное кольцо представляет собой своего рода связь, в их случае всё было наоборот. Уилл позже поискал информацию и обнаружил, что этот бренд стоит несколько тысяч долларов.       Если бы он когда-нибудь захотел уйти, он мог бы легко заложить кольцо и использовать деньги, чтобы переехать. Уилл не нуждался в Ганнибале, чтобы находиться на свободе, у него была возможность уехать, но это были бы просто лишние хлопоты. Благодаря кольцу, Ганнибал предоставил ему выбор. Тем самым значительно упростив собственное решение.          Несмотря на то, что Ганнибал был невыносимым мудаком во всём прочем, он всё же разбирался в деньгах. Его жизнь была рассчитана на то, чтобы быть очевидной демонстрацией состояния, Тем не менее он не презирал бедных, в отличии от большинства богачей. Его знакомые не были столь снисходительны.        Одним из наиболее очевидных последствий бедного детства Уилла была его моментальная неприязнь к богатым людям. Ко всем без исключения. Что ни говори, а у Ганнибала была почти патологическая потребность показать себя в качестве светского человека, и, несмотря на три года относительной изоляции, он сохранил то старое губительное обаяние, которое Уилл никак не мог освоить.          После семи месяцев пребывания в Австрии Ганнибал добился приглашения на званый обед Лидии и Марцеллуса Бом. Именно так он выразился, когда объявил об этом Уиллу.       — Я добился приглашения на званый ужин с одним из моих коллег.       «Ага, Австрийский дебют Ганнибала Лектера», — хотел сказать Уилл, но не произнёс этого вслух, сдерживая улыбку и не отрываясь от книги.        — Мне велели привести с собой своего «таинственного мужа», — сказал Ганнибал.        Это привлекло внимание Уилла, но любой эмоциональный отклик только сильнее бы укрепил настойчивость Ганнибала в том, чтобы убедить его пойти с ним.       — Нет, — ответил он, всё ещё сосредоточенный на книге.       — Буду признателен за сопровождение. — Ганнибал сидел рядом с Уиллом на диване, передавая ему бумажное приглашение на толстом синем картоне с рукописными каллиграфическими надписями.       Уилл смотрел на карточку, вертя её в руках. Стоимость одних только этих приглашений могла бы прокормить его на месяц вперёд в детстве или Уилла с его отцом на две недели.       — Это настоящая вечеринка или ты идёшь за продуктами?       В уголках глаз Ганнибала сложилась лёгкая улыбка.       — Зависит от званого ужина. — он посмотрел через плечо Уилла на приглашение. — Это бесплатная еда, — сказал он, по-видимому, без всякого скрытого смысла.       «Никогда не отказывайся от бесплатной еды, Уилл», — эхом раздался голос его отца. Уилл подавил угрызения совести.       — Я предпочитаю привычную кухню, — сказал он вместо этого.        Ганнибал вздохнул.       — Возможно, я готов предоставить стимул, — сказал он наконец, и Уилл оживился. К своему смущению, его мысли сразу же устремились к сексуальному стимулу, против которого он совсем не возражал. — Возможно, некоторые условности, связанные с домашними животными и соответствующие ограничения можно было бы ослабить.       Чёрт, чёрт, чёрт. Почему он так сильно хотел, чтобы Уиллу стало плохо? Уилл сел, широко раскрыв глаза. — Мы могли бы завести собаку?         — Ты мог бы завести собаку, если она будет достаточно чистой и управляемой.       Уилл больше не часто фантазировал об убийстве Ганнибала, у него было достаточно убийств, чтобы утолить свой голод, и мысль о последующем одиночестве была эффективным сдерживающим фактором. Однако в такие моменты, когда на лице Ганнибала ясно читался посыл о том, что он победил, и он выглядел почти невыносимо самодовольно, фантазии появлялись легко.       — Ладно, — проворчал Уилл.        Ганнибал улыбнулся, встал с дивана и молча направился на кухню.       Недолго думая, Уилл положил приглашение в карман и тихо пошёл в свою комнату.       Это было ещё одно продолжительное проявление его воспитания: запасливость. Он открыл ящик своей тумбочки, набитый наживками, бесплатными ручками да мелочью, и засунул туда приглашение.        Он не мог полностью объяснить это. Не то чтобы он думал, что Ганнибал или кто-то другой отберёт у него его вещи. У него была своя работа, свои сбережения, чёрт возьми, у него была своя машина, но он просто не мог избавиться от чувства стабильности в вещах, которые он получил беспрепятственно.       Он помнил, что в детстве, когда это имело гораздо больше смысла: он прятал под подушкой украденные с заправки чипсы и безделушки, которые он стащил из мусорного бака в YMCA. И когда голод становился невыносим или всё казалось совершенно безнадёжным, его запас вещей приходил на выручку. По какой-то причине он так и не смог избавиться от этой привычки.          Как бы то ни было, Уилл захлопнул ящик, по-прежнему ощущая стыд, и поплёлся вниз по лестнице. Ганнибал был на кухне, оставлял на столе тарелку с… чем-то съестным, Уилл предположил, что это для него, перекусить до готовности ужина.          Уилл догадывался, что Ганнибал уже знает. Это было неизбежно, особенно при совместной жизни. Уилл думал об этом, например, когда они вместе ужинали, он ел в исключительно в нормальном темпе. Прекращал есть ровно на один укус позже Ганнибала, зная, безусловно, что на случай, если он вновь проголодается, у них останется ещё много еды.          Однако, когда он был рассеян или оставался без надзора, что-то внутри него брало верх; и он поглощал еду с нелепой скоростью, у его тела оставалось мало времени, чтобы почувствовать насыщение, так как Уилл был полон рвения быстрее доесть.       Уилл не знал, было ли это вызвано неприязнью его отца к придирчивости в еде и недоеденным тарелкам или просто отсутствием достатка продуктов. Он учитывал всё это, но никогда бы не признал этого вслух, Ганнибал стал часто готовить закуски перед ужином, которые Уилл всегда полностью съедал, словно он был тем же голодающим ребёнком.          По сути, это были маленькие мясные рулеты, хотя он знал, что Ганнибал, скорее всего, убьёт его, если он произнесёт такое упрощённое название вслух. Их было всего шесть штук, и Уилл жадно съел каждую, несмотря на то, что не чувствовал голода.       — Когда мы сможем приобрести собаку?       Ганнибал отвернулся от плиты, перевёл взгляд с пустой тарелки на лицо Уилла, а затем снова вернулся к готовке.       — В любой день после вечеринки. В связи со сказанным, могу я получить обратно приглашение? Я не выписал адрес.         Уилл лишь моргнул у него за спиной.       — Оно не у меня, это твоё приглашение.         Они оба знали, что он лжёт. Уилл не понимал как, но скорее всего, Ганнибал знал. И по причинам, неизвестным Уиллу, Ганнибал решил оставить его ложь без внимания.       — Ты выписал местоположение?         — Да.       — Тогда это всё, что нам потребуется. Твой костюм будет здесь в среду.       Уилл подавил желание застонать.       — Наша собака будет здесь в понедельник.       Собака или не собака, но согласиться пойти на эту вечеринку было колоссальной ошибкой.        Во-первых, его привели в порядок и начистили, как фарфоровую куклу. Тёмно-синий костюм был теснее, чем хотелось бы Уиллу, его оставили за дверью спальни с парой запонок, белой нижней рубашкой и маленькой корзинкой с гелем для завивки волос, за которую, должно быть, можно было купить машину Уилла и флакон одеколона, и над которым Уилл не мог удержаться от смеха.          Когда он спускался по лестнице, стараясь не чувствовать себя подростком в выпускном платье, настроение у него уже было кислое. Его лишь слегка улучшило радостное выражение лица Ганнибала, увидевшего его.        Ганнибал был одет в удивительно сдержанный костюм, если сравнивать с его привычными предпочтениями в одежде. Он был угольно-серым, не считая тёмно-синий галстук. Однако, внимательнее рассмотрев, на нём можно было заметить блестящие тёмно-синие полоски, мерцающие на свету. Уилл не мог определиться, он хочет поцеловать его или ударить по глупому красивому лицу.          — Ты вполне сносно надел костюм, — сказал ему Ганнибал, хотя и не смог удержаться от того, чтобы протянуть руку и поправить кудри Уилла.          Вопреки самому себе, Уилл поддался его прикосновению.       — В бой.         Во-вторых, Уилл ненавидел этих чёртовых людей. Он редко задумывался о массовых убийствах; в основном они с Ганнибалом предпочитали уединённый подход. После сорока минут этого грёбаного… мероприятия Уилл подумывал о том, чтобы запереть двери и поджечь это место.       Лидия и Марцеллус Бом должны были умереть. Уилл решил это в первые три минуты встречи с ними.       — Элиас, — восхищённо ворковали они с Ганнибалом, как будто даже его вымышленное имя, которым он себя именовал, было достойно похвалы и лести.          Затем Лидия повернулась к Уиллу.       — А ты, должно быть, Дэвид, мы так много о тебе слышали. Так приятно наконец приставить имя к лицу.       «А я бы хотел приставить к твоему лицу горячую сковороду», — подумал Уилл.       — Приятно познакомиться, — сказал он вместо этого.          Марцеллус схватил руку Уилла и пожал её обеими своими.       — Элиас говорил нам, что ты механик. Мы очень рады возможности встретиться с кем-то, выходящим за рамки нашего обычного архетипа, вы наверняка оживите обстановку.       Уилл раздражённо моргнул.       — Я сделаю всё возможное.       Лидия заискивала перед ним, положив руку ему на щёку.       — Какой милый акцент. Элиас, как ты мог скрыть его от нас?       — Это только человеческая природа — хранить хорошие вещи при себе, — ровно сказал Ганнибал, притягивая Уилла ближе к себе и, следовательно, подальше от наманикюренных красных ногтей Лидии.        Ганнибал знал, что Уилл ненавидит богатых людей. «Он обязан был знать», — подумал Уилл. Возможно, принуждение его пойти на эту вечеринку было средством развлечения, чтобы посмотреть, как Уилл поведёт себя в окружении того, что он презирает.       И как бы тихая тонкая манипуляция ни раздражала Уилла, он не мог полностью винить Ганнибала — ему тоже было интересно посмотреть, как всё пойдет. Действия Уилла были столь же непредсказуемы для него самого, как и для Ганнибала. Вероятно, Ганнибал ещё не догадался, что мысль о поджоге крутилась в голове Уилла, но мог бы, если бы ему дали ещё немного времени.          — Я не любитель вечеринок, — скромно сказал он. — Хочешь выпить, Элиас?         Ганнибал наблюдал за ним, заинтригованный и расчётливый.       — Если ты не возражаешь.         — Я провожу тебя до бара, — сказал Марцеллус.       Когда они вернулись, к Ганнибалу и Лидии присоединились другие неприятные снобы, один из которых разговаривал довольно громко.       — Конечно, ночью город намного красивее, но вряд ли можно чувствовать себя в безопасности, когда повсюду ходит свора бездомных, — говорил мужчина, протирая жилетом очки с тонкой оправой.          Уилл сдержался и не нахмурился, взглянув на Ганнибала, который тоже наблюдал за ним с выражением полной нейтральности. Он боком подошёл ближе, не касаясь, но явно демонстрируя принадлежность к нему, и протянул ему напиток.          Жалующийся мужчина повернулся к Уиллу и потрясённо начал.       — А это лицо я не видел раньше, с такими отличающими… — затихание казалось намеренным, и Уилл почувствовал, как шрамы на его лице туго натягиваются, словно резиновые ленты. — особенностями.       Мужчина протянул руку.       — Я Филип Хаас, а ты…?         Уилл с минуту смотрел на протянутую руку, желая иметь возможность проигнорировать её.       — Дэвид.       Он неохотно принял рукопожатие, сжав чуть сильнее необходимого.         — Мне очень жаль, что я опоздал, как я уже сказал своим друзьям, мне не хотелось идти по ночному городу, и я ждал такси.         От раздражения рот Уилла наполнился слюной, ему не хотелось ничего, кроме как вонзить зубы в тонкую шею этого человека и вырвать ему щитовидную железу.       — Вы незнакомы с городом?       Филип насмешливо рассмеялся.       — Нет, конечно, нет. Но человек моего статуса не может чувствовать себя в безопасности, когда вокруг слоняются бездомные.       — Куда бы вы хотели, чтобы они пошли? — язвительно спросил Уилл.          — Куда-нибудь внутрь, конечно, но не слоняться же по улицам. — снисходительно моргнув, Филип фыркнул.         — Куда внутрь? — Уилл надавил. — Внутрь их домов?       Он чувствовал растущую гордость Ганнибала рядом с собой, но не мог заставить себя переживать об этом.          — Конечно, мы имеем в виду не это, Дэвид, — с улыбкой вмешалась Лидия. — Я думаю, Филип, как и большинство из нас, просто оплакивает тот город, который был раньше. Раньше это был центр богатства, чистоты, вежливости и красоты. До…         Уилл выжидающе посмотрел на неё.       — До того, как пришли бедняки и всё это испачкали? Он закипал.          — Ну, не в таких же словах, — осторожно сказала она. — Просто трудно чувствовать себя в безопасности человеку с более высоким статусом, когда они находятся поблизости.       — Лидия, — сказал Уилл, и на его лице появилась нежная улыбка. — Там вы не в большей опасности, чем здесь.       Он взглянул на Ганнибала, глаза которого сияли от восторга.          Она смягчилась от его намеренно вводящих в заблуждение слов.       — Конечно, я уверена, что ты прав.         Они прекратили говорить о тяжёлом положении бездомных, и Уилл покинул их, решив осмотреть дом. Неудивительно, что никто не протестовал против его исчезновения.          Какими бы бесчувственными и глупыми они ни были, у Бомов был хороший дом. Сначала Уилл просмотрел их библиотеку, найдя в основном старые нетронутые энциклопедии и столь же нетронутые классические романы. Затем он пошёл на кухню, где суетились повара и официанты. Следующей остановкой его самостоятельной экскурсии была гостиная, где стоял рояль и массивный каменный камин. На его накидке красовалась сияющая хрустальная фигурка спящего кота.          Уилл приблизился, странно очарованный ею. Фигурка была, вероятно, всего четыре дюйма в длину и полностью сделана из мерцающих драгоценностей, а её хвост скручивался, как ручка корзинки. Медленно он протянул руку и коснулся её между ушками.         Он услышал звон колокольчиков к обеду и направился обратно в столовую, где на отведённом ему месте лежал кусок того же дорогого синего картона, из которого было и приглашение. Рядом с ним лежала карточка Ганнибала, Элиаса Штрауссера, подписанная большими летящими буквами.          Уилл знал, что обед должен был состоять из шести блюд. На третьем разговор снова стал неприятным.        — Доктор Штрауссер, — начал Марцеллус, — эта девушка, Марта Кёрн, посещает ваши лекции?         Ганнибал учтиво посмотрел на него.       — Да, я полагаю. Я уверен, она присутствует и на ваших?         — Если это можно так назвать, — сказал Марцеллус. — Она часто пропускает занятия, сдаёт некачественные работы и, когда её вызывают, даёт самые упрощённые ответы на мои вопросы. Мне было любопытно, происходит ли так же и на ваших занятиях.         — В начале курса Мисс Кёрн сказала мне, что ей иногда приходится уходить пораньше, чтобы успеть на работу, — мягко сказал Ганнибал.          — Так вот в чём проблема! — воскликнул Марцеллус с нетерпением, словно Ганнибал только что согласился с ним. — Ей следует уделять приоритетное внимание учёбе, а не той должности бариста, которую ей удалось получить.         — Что, если ей приходится платить за что-то? — спросил Уилл.          — Так и есть, но её родители согласятся, что образование в таком институте, как тот, в котором мы с вашим мужем преподаём, ценнее, чем учиться правильно вспенивать молоко.       — Я считаю, — вмешался Ганнибал, — что её родители не являются частью её жизни.       Марцеллус фыркнул, казалось, ещё больше ощерившись.       — У меня другая точка зрения. Я говорил с Дэном и просил, чтобы школа начала проверять это. Студенты из нестабильных семей с меньшей вероятностью бывают успешны в учёбе, они чаще опаздывают, им требуется особое обращение, и они занимают места хорошо адаптированных учеников, которых было бы гораздо легче обучать.       Уилл наблюдал, как Ганнибал, который, вероятно, проходил через похожие требования в определённом возрасте, отказался реагировать на это заявление.       — Возможно, наша Мисс Кёрн ещё приспособится, — сказал он вместо этого.          — Извините, должен отойти, — проворчал Уилл.         Он пошёл в гостиную и украл статуэтку кота, сунул её во внутренний карман пальто. Вернувшись в столовую, он сел на отведённый ему стул и в знак поддержки, к своему же удивлению, нашёл под столом руку Ганнибала, сжал её разок и снова принялся за еду.          Когда он поднял глаза, Ганнибал смотрел на него с тем, что можно было назвать только обожанием.       После того как ужин наконец закончился, Уилл с облегчением рухнул на пассажирское сиденье машины Ганнибала, прислонившись головой к окну. Со значительно большей грацией Ганнибал тоже сел на водительское сиденье, завёл машину, а затем остановился. Уилл почувствовал, как мужчина взял его руку и поднёс к губам, нежно поцеловав костяшки пальцев.          Как только они вернулись домой, Уилл спрятал в ящике своего украденного хрустального кота. Он не был уверен, будут ли голоса бедных в его голове гордиться им за то, что он забрал что-то у богачей, которые заслуживали потерять это, или стыдиться того, что он прибегнул к краже. Не то чтобы это было впервые, но это определённо была вещь несметной стоимости.          И всё-таки это его беспокоило. Он не чувствовал себя самим собой, даже когда переоделся в простую белую футболку, фланелевые пижамные штаны и смыл гель с волос. В зеркале стоял человек, похожий на Уилла Грэма – покрытый шрамами, неряшливый и слегка одержимый призраками, но Уилл не был до конца уверен, что это именно он. Он плюхнулся на кровать, глядя в потолок.          Уилл хотел их смерти. Он хотел их смерти больше, чем обычно, и он не был уверен, что ему понадобится помощь Ганнибала. Не было никакой причины создавать картину из этих людей, он просто хотел избивать их до тех пор, пока они не прекратили бы казаться людьми.       Беспокойство вертелось внутри него. «Ты в безопасности, ты сыт, у тебя есть еда, ты волен уйти, когда пожелаешь», — говорил он себе, но это не помогало. Тогда он сел на пол, вытряхнул все вещи из ящика и уставился на них, от чего ему стало немного легче. Однако его кожа покрылась мурашками, и какая-то его часть захотела разорвать свой запас закусок и проглотить их, просто чтобы доказать себе, что не существует недостатка, которого стоит бояться.          Господи, он не мог этого сделать.          На автопилоте он положил вещи обратно и направился в комнату Ганнибала, на мгновение задумавшись, не мог ли он нарушить что-то этим действием. Затем, после недолгого размышления, он решил, что это определённо будет не губительнее решения сбросить их обоих со скалы, поэтому он толкнул дверь и вошёл.          Ганнибал, кажется, спал, повернувшись спиной к двери. Следуя инстинкту, Уилл свернулся калачиком позади него, уткнулся носом между его лопаток и глубоко вдохнул. Это очень помогло. Он сжал кулаки на пижаме Ганнибала, держа бёдра на безопасном расстоянии, но приподнимаясь так, чтобы его грудь плотно прижалась к спине Ганнибала.          — Уилл? — тихо сказал Ганнибал, перевернувшись и нарушив его спокойствие.          Уилл был уверен, что он выглядит ужасно, расстроенно, странно, молодо и необычно напугано, и это подтвердилось, когда Ганнибал протянул руку и обхватил его щёку, легко потирая большим пальцем нежную кожу под глазами. Во второй раз за ночь он прильнул к прикосновению, позволяя своему сверхактивному разуму отвлечься на минное поле его личных отношений, на которое он только что наткнулся. Его глаза закрылись, а разум всё повторял: теперь это моя жизнь.       Он всё ещё чувствовал себя неловко, пока Ганнибал, что-то промурлыкав, не притянул его ближе, расчёсывая рукой его кудри. Вопреки самому себе, на лице Уилла появилась улыбка.       — Я смыл гель.         Он почувствовал, как Ганнибал усмехнулся.       — Я знаю. Как бы прекрасно они ни выглядели в приручённом виде, я предпочитаю их естественное состояние.         Уилл удивленно открыл глаза.       — Неужели?         — Они больше соответствуют настоящему Уиллу Грэму, — размышлял Ганнибал, как будто он тоже провёл последний час, блуждая по нейронным соединениям мозга Уилла, ищущего ответы и подлинного себя. Его рука продолжала возиться с локонами, накручивая их по отдельности на кончики пальцев, а затем расчёсывая. Уилл хотел сказать ему остановиться, но это повторяющееся действие было успокаивающим, а прикосновения Ганнибала были настолько нелепо нежными, что вместо этого он погрузился в сон.        В следующий раз, когда Уилл увидел Лидию Бом, он решил, что её смерть должна наступить даже раньше, чем он планировал.          Прошла всего неделя после роковой вечеринки, и Уилл провёл эту неделю, убеждая себя, что у Ганнибала, скорее всего, уже есть план, достаточно мстительный, хитрый и осторожный. И если бы он не встретил её в продуктовом магазине, ей, возможно, оставалось бы жить ещё несколько месяцев.          Что же, ей не повезло.          На самом деле, Уилл был не в плохом настроении, и хотя продуктовые магазины вызывали у него дискомфорт и раздражительность, он спал гораздо крепче с той первой ночи, когда они с Ганнибалом решили делить постель вдвоём. Такова была рутина, мирная, домашняя, успокаивающая рутина, идеально оснащённая потрескиванием электричества, которая была на грани возгорания.       Как раз этим утром он проснулся с головой Ганнибала, покоившейся на его груди в положении такой ошеломляющей уязвимости, что Уиллу едва удалось не разбудить его.          У Ганнибала были лекции подряд в течение дня, поэтому он отправил Уилла, график которого был довольно гибким, по магазинам возиться со списком продуктов, предназначенных для обеда, и просьбой доставить именно эти вещи, и да, производственные фирмы тоже имеют значение.           И поскольку Уилл был в хорошем настроении и ему почти никогда не приходилось ходить за продуктами, он согласился.          Он уже почти закончил, уже почти мог свободно пойти домой, ему просто нужно было найти эту чёртову траву, которая якобы была где-то там. Обходя уже пятый раздел магазина (в котором тоже не было этой травы), он заметил Лидию Бом, её тонкие пальцы обвили тощую руку маленького ребёнка.          Мальчику было, вероятно, около двенадцати лет, он был одет в слишком большую рубашку, слишком большие шорты и рваные туфли. Его огромные, тёмные глаза были на мокром месте, она ругала его.          — Вы собирались это украсть, молодой человек?         Он отчаянно покачал головой.       — Нет, конечно, нет! Видите, я кладу это обратно.         Что ж, ошибка новичка, Уилл знал это, но этот ребёнок, очевидно, не знал, поскольку Лидия хмыкнула и выхватила из его рук что-то похожее на коробку печенья.       — На какие деньги, а? — Она спросила. — У тебя есть с собой карточка?         — Н-нет, — пробормотал он, — я собирался, гм…         — Эй, вот ты где! — сказал Уилл, показываясь и обращаясь к ребёнку. — Я сказал тебе что-нибудь выбрать, почему у тебя до сих пор ничего нет?         Ребёнок потрясённо заморгал, очевидно, ещё не уловив представление, которое устраивал Уилл. Ну хорошо, Уилл мог бы разыграть его в одиночку. Теперь он был взрослым, а не каким-то бедным ребёнком, отчаянно пытающимся найти что-нибудь, чтобы набить свой пустой живот, и к тому же он был намного злее.          — Лидия, не ожидал увидеть вас здесь, — продолжил Уилл с маслянистой улыбкой. — Я вижу, вы познакомились с моим помощником.         Она замялась.       — Ваш помощник как раз собирался украсть это печенье, — сказала она, протягивая шоколадное печенье и вызывающе глядя на Уилла.          — Нет, это не так, я сказал ему выбрать закуску и принести её на кассу. Не так ли? — спросил Уилл, подталкивая ребёнка локтем.          — Д-да, — тихо выговорил он, и Уилл кивнул.          — Ох, — сказала Лидия. — Значит, произошло ужасное недоразумение, вы же видели…       — Я заметил. — лицо Уилла потеряло всякую доброжелательность. — Я видел, как вы подошли к моему помощнику и отобрали у него еду, а затем накричали на него в продуктовом магазине. Это именно то, что я видел.         Лидия покраснела.       — Мне очень жаль, но так редко можно увидеть ребёнка без присмотра в тех магазинах, в которых мы с вами закупаемся, вы, конечно, можете это понять…         — Я не могу этого понять, — огрызнулся Уилл, совершенно недовольный тем, что Лидия сочла их равными. — Давай, малыш, пойдем. Можешь помочь мне найти орегано?       Он кивнул головой, чтобы ребёнок последовал за ним, а затем раздражённо зашагал прочь.          Мальчик ковылял позади него, выглядя слегка травмированным.       — Я не знаю, где орегано, извините.         — Ничего страшного, я просто хотел уйти оттуда, — проворчал Уилл, направляясь к другому стеллажу. Он обернулся и посмотрел на своего подопечного. — Кстати, я Дэвид.       — Саймон, — сказал ребенок. — Подожди секунду.         Уилл не совсем привык выполнять приказы двенадцатилетнего ребёнка, но ему действительно больше нечего было делать, поэтому он стоял неподвижно, рассеянно глядя на выбор пива и решив, что им нужно запастись.          Возвращаясь к проходу, Саймон размахивал бутылкой орегано, выглядя весьма гордым собой.       — Я вспомнил, что оно не в свежих продуктах.         Довольный Уилл взял бутылку и сунул её в корзину.       — А где твоё печенье?         — Ч-что?         — Я куплю тебе печенье, если ты хочешь. Уилл вздохнул.       Саймон побледнел, его глаза отчаянно бегали по сторонам.       — Мне не нужны пожертвования.         И, боже, Уилл слышал это так часто в своей жизни. Он тоже так говорил, прежде чем он понял, что, если есть необходимость, что-то можно и скрыть от его гордого отца.       — Смотри, — сказал он, встретившись со всё более повлажневшими глазами ребёнка. — Нет ничего страшного в том, чтобы принимать подачки. Иначе люди не стали бы протягивать руки в беде, — кто-то сказал ему это однажды, и это укоренилось в нём. — К тому же это не пожертвование, ты меня выручил. Я бы и близко так скоро не нашёл эту дурацкую траву, а мне необходимо было её достать, чтобы наконец уйти. Так позволь мне купить тебе это чёртово печенье.         Саймон недоверчиво посмотрел на него и кивнул, затем убежал и вернулся с печеньем. Он не отходил от Уилла даже на кассе, где Уилл увидел, как Лидия, выходя, смущённо посмотрела на них.          Он нахмурился, настроение фактически было испорчено, а затем передал дебетовую карту Ганнибала женщине за прилавком. По собственному желанию Саймон взял часть продуктов и последовал за Уиллом к ​​его машине, помогая погрузить их в багажник.          — Тебе не очень нравится эта женщина?       Сказал он с австрийским акцентом, просачивающимся в слова.          Уилл фыркнул.       — Нет, не то чтобы, — Он нашёл печенье, вытащил его из пакета и протянул ребёнку. — Могу я дать тебе совет? — Саймон энергично кивнул. — Легче воровать в местах, где люди занимаются частной торговлей, например, на заправках и остановках для отдыха. Да и лучше брать мелкие вещи, которые удобно класть в карман. А ещё, — он вытащил из кармана немного денег. — Потрать часть этой суммы, но оставь другую половину при себе, а затем, если будет похоже, что тебя вот-вот поймают, просто вытащи из запасов, сколько нужно и заплати за что бы то ни было.          — Вы грабитель?       Едва сдерживая желание рассмеяться, Уилл покачал головой.       — Нет, я механик, но и мне раньше приходилось воровать.         — Почему?         Уилл пожал плечами.       — Думаю, по той же причине, что и тебе. Чтобы жить.       В другом мире Уиллу бы захотелось взять этого ребёнка к себе. Если бы Уилл был другим мужчиной, женатым на другом человеке, он бы предложил ребёнку фиктивную работу в своём магазине, чтобы дать ему запас денег. Он мог бы предложить ему ночлег, или поездку домой, или что-нибудь существенное.       Но здесь Уилл Грэм — был Уиллом Грэмом, и он был женат на Ганнибале Лектере, и в такой жизни не допускалось участие других людей, особенно невинных детей. Ганнибал либо увидит в Саймоне слабое место Уилла и когда-нибудь убьет его, либо позавидует, тому что, Уилл уделяет внимание ещё кому-то, и всё равно убьет его. Не было никакой доброты в том, чтобы приглашать этого ребёнка в свою жизнь, Уилл знал это.          Вместо этого он полез в бардачок и достал визитку своего магазина, протянув её ребёнку.       — Если ты когда-нибудь будешь отчаянно нуждаться в чём-то, еде или жилье, подойди к телефонной будке и позвони по этому номеру.         Саймон посмотрел на него широко раскрытыми глазами.       — Правда??         Уилл кивнул и сел за водительское сиденье своей машины.         — Подожди, — сказал ребёнок, и в его голосе прозвучало больше отчаяния. — Тебе действительно нужен помощник? Я ничего не знаю, но я могу… я могу попробовать, я могу научиться.         Больно. На самом деле было очень больно осознавать, что этот ребёнок так отчаянно нуждался в этом, в покровительстве и помощи, но у Уилла не было возможности предложить ему этого. Он чувствовал себя грустным книжным персонажем, чья собака была в опасности, а он бросал в неё камни, чтобы она убежала подальше.       — Нет, — выдавил он наконец, не в силах смотреть на убитое горем лицо Саймона. — Но позвони по номеру, если тебе что-то понадобится, ладно?         — Но я могу-       — Нет, — отрезал Уилл, на этот раз увереннее, и хлопнул дверью машины, выезжая со стоянки.        Он чувствовал ненависть. Ему было горестно за всё. Из-за всего. Ему казалось, что он хочет разорвать кого-то на куски или забить до смерти кулаками. Его жизнь была прекрасной, даже идеальной, но приходилось приносить жертвы, и он никогда не чувствовал себя таким предателем своего прошлого, как сейчас.          К чёрту Ганнибала Лектера за то, что он довёл его до этого всего. К чёрту Гаррета Джейкоба Хоббса за то, что он подарил ему Эбигейл, к чёрту Эбигейл за то, что она ослепила его идеализмом, к чёрту Джека Кроуфорда за то, что он познакомил его с Ганнибалом, к чёрту Лидию Бом за то, что она была тем, чем она была, кем бы она себя ни представляла, к чёрту родителей Саймона за то, что он у них вообще был, к чёрту Саймона за то, что он заставил Уилла чувствовать себя таким дерьмом.         И самое главное, к чёрту Уилла Грэма.          Он поспешил вернуться к домой, выгрузил продукты, а затем помчался по лестнице к своему ящику. Он вытащил кошку и сунул её в карман пальто, зашёл в подвал, чтобы взять свой прозрачный костюм и необходимый ему инструмент, а затем отправился в дом Бомов.         Всё было слишком просто. Убивать всегда было намного легче, когда он был зол.          Он ударил Лидию Бом по затылку этим проклятым хрустальным котом, благодарный Ганнибалу за советы о том, как целиться в шейные позвонки, когда намереваешься парализовать. И дальше, опираясь на влияние Ганнибала, он спустился в винный погреб Бомов в поисках самого дорого вина, которое только мог найти.       Он вспомнил заинтересованного Ганнибала, когда что-то с названием Conti Grand Cru возглавило список вин, выставленных на самые высокие аукционы, и особенно потому, что Ганнибал сказал, тот, кто купит это, будет «разочарован, если у него есть вкус». А когда Уилл увидел цену, он чуть не потерял сознание.          Вот и оно. В подвале на средней полке и на видном месте стояла бутылка, которую он искал.          Насвистывая про себя, Уилл побежал вверх по лестнице с бутылкой, размахивая единственным инструментом, который он принёс с собой: длинной гибкой трубкой.       Уилл приподнял её голову вверх, направив трубку вправо, чтобы ввести её в трахею, а не в пищевод, и ввёл её вниз до упора. Он приложил ухо кверху: мёртвая тишина. Он был в лёгких.          Улыбаясь её испуганному выражению лица, Уилл вылил половину бутылки в трубку, не обращая внимания на подёргивания и последующие попытки задыхаться. Это шло медленно, гораздо медленнее, чем рассчитано на зонд для кормления, но Уилл был уверен, что оно того стоит. Когда Лидия полностью успокоилась, Уилл вытащил трубку.       Утонула в трофее собственной жадности, как и заслужила.          По счастливой случайности Марцеллус вернулся домой сразу после того, как Уилл закончил, и Уилл проделал ту же процедуру с другой половиной вина.          Когда они оба умерли, Уилл решил, что пришло время для спектакля. Он бродил по дому, собирая всё ценное, что мог узнать. Драгоценности, мраморные украшения, хрустальные бокалы и прекрасный фарфор — всё это он отнёс в гостиную, где ждали покойные Бомы, и разбил все вещи об их черепушки. Они были окружены остатками своего богатства, оно всё было уничтожено.        Уходя, Уилл подобрал кошку, вытер кровь шёлковым носовым платком Марцеллуса и снова положил её в карман.          Это заняло больше времени, чем он думал. Утопление Бома и театральное разрушение их дома потребовало много времени, обычно он был дома задолго до этого. Пробираясь по городу, он увидел Саймона, сидящего на углу улицы и печально смотрящего на прохожих.          Чёрт возьми. Уилл остановился примерно в ста ярдах, стянул с себя прозрачный костюм и спрятал его в машине, а затем подошёл к парню.       — Вот, — сказал он, протягивая ему кота.          — Что это? — глаза Саймона расширились.       Уилл вздохнул, садясь рядом с ним.       — Дальше по улице есть ломбард. Я хочу, чтобы ты отнёс это туда и продал им. Не бери меньше трёх тысяч евро, ладно? Наличными. Это стоит большего, они это поймут.       — Я не могу…       — Ты можешь. Ты должен. Я хочу, чтобы оно исчезло, а ты хочешь три тысячи евро.         Уилл фыркнул, вложив его в руку Саймону.       — Почему ты хочешь избавиться от него так сильно?       — Неприятные воспоминания. Три тысячи евро, понял? — Пожав плечами, Уилл встал, отряхивая руки о штаны.       — Спасибо. — Саймон энергично кивнул.       Неужели слишком поздно? Обычно он приходил домой не позднее шести. А было уже девять тридцать, он был голоден, он устал и был вроде как рад поговорить с Ганнибалом. Конечно, он не был уверен, как тот отреагирует на его убийство в одиночку, но Ганнибал любил символизм и, очевидно, любил горловые трубки, поэтому Уилл был вполне уверен, что справится с этим.          Когда он наконец добрался до дома, ему очень захотелось принять душ и лечь спать. Как ни странно, свет в доме был выключен, но Уилл предположил, что Ганнибал недавно лег пораньше в его отсутствие.       Когда он зашёл, стало ясно, что что-то не так.          В доме было теплее, чем обычно, теплее, чем, честно говоря, Уиллу было бы комфортно.       — Ганнибал? — Он сказал в темноту.        — Ты дома, — раздался голос Ганнибала из гостиной, и Уилл вздрогнул от испуга.          Ганнибал сидел перед камином просто уставившись в него.          Уилл снял пальто и подошёл.       — Длинный день. — он осмотрел его, не понимая, что могло произойти.          — Мне было интересно, вернёшься ли ты, — сказал Ганнибал, взяв руку Уилла и нежно проведя по ней кончиками пальцев. Сначала Уилл решил, что это был просто странный жест любви, но пальцы Ганнибала остановились, когда они добрались до кольца.          Уилл отдёрнул руку, немного разозлившись. — Сейчас девять тридцать.         — Я дал тебе это, — Ганнибал снова взял его за руку, перебирая кольцо. — Как путь к отступлению. — он долго смотрел на него, затем его глаза метнулись к Уиллу. — Поэтому мне любопытно, почему ты создал своё собственное в подобии тому.         На минуту слова густо повисли в воздухе, разум Уилла медленно прокручивал их.       — Ты рылся в моём ящике?       Волосы на его затылке встали дыбом, он почувствовал, как его глаза потеряли всякое тепло, а душа мутировала обратно в машину убийства, которую ему только что удалось спрятать.          — Ты ушёл.         — Ты рылся в моём ящике?         — Когда я увидел, что ты взял свою маленькую коллекционную вещь, я предположил, что ты намереваешься использовать её, чтобы вырваться на свободу.         Уиллу на самом деле хотелось врезать ему по лицу, шее, члену или всему сразу, но он не мог заставить себя не обращать внимания на то, каким опустошённым выглядел Ганнибал.       — Чем, ты считаешь, он был? Моим аварийным котом?         — Он стоил довольно дорого, хотя я мог бы приобрести его для тебя, если бы ты просто его захотел. Но ты хотел, чтобы он принадлежал только тебе. Зачем, если не для того, чтобы использовать его, чтобы вырваться на свободу?         Вопреки себе, Уилл сел на диван рядом с Ганнибалом.       — Это был не ключ тюремщика, — тихо сказал Уилл, глядя в огонь. — Это была подушка безопасности.       — И всё же, чтобы ты смог спастись?         Уилл улыбнулся, покачав головой.       — Проецируете, доктор Лектер? — он откинулся на спинку стула, всё ещё глядя на пламя. — Мне было стыдно за это.         — Это был безвкусный декор, но…         — Не из-за кота, — раздражённо сказал Уилл. — за ящик. — Ганнибал моргнул, глядя на него.       — Почему тебе должно быть стыдно?         — Это напоминало мне то, как я… ношу костюм. Это как под всем этим, — он указал вокруг. — Я все ещё, — он сделал паузу. — Некоторая часть меня всегда будет бедным мальчишкой, просящим объедки. Есть последствия, от которых я никогда не смогу избавиться, независимо от того, насколько я изменюсь.       — А из-за чего тебе стыдно?       Голос Ганнибала звучал почти до боли искренне, и Уилл почувствовал, как у него поднялись волосы.         — Не подвергай меня психоанализу, — пригрозил Уилл. — Я воровал, когда приходилось. Я принимал милостыню, подачки , я… я не был в состоянии быть кем-то достойным этой жизни.         — Ты делал то, что должен был делать, чтобы выжить. Тебе не о чём жалеть.       Уилл снова покачал головой.       — Никаких сожалений, — поправил он. — Это стыд. Я задаюсь вопросом, уместен ли я в доме, который, должно быть, конкурирует с домом Мидаса.         Ганнибал на минуту замолчал, и Уилл почти слышал, как в его голове крутятся колёсики — смазанные гусеницы движутся бесшумно, плавно и смехотворно быстро.       — Почему ты думаешь, что этот дом показной?         — Тебе нравятся красивые вещи.         — Как ты думаешь, почему? — спросил Ганнибал.        Уилл хмыкнул, размышляя.       — Эстетика очень важна для тебя во всех аспектах твоей жизни. На заводском уровне это средство злорадства. В личном плане она является мерилом успеха.         — Успех порождает безопасность, — добавил Ганнибал. — Почему ты так уверен, что я буду осуждать тебя за твоё воспитание?         — Потому что я сам этого стыжусь.         Ганнибал вздохнул.       — Первым, что я украл, была ленточка.         Уилл поднял брови.       — Я не знал, что ты когда-либо что-нибудь крал.         — Это был подарок моей сестре, мы не так давно были вынуждены покинуть свой дом и скрываться. Я думал, это подбодрит её, пока кто-нибудь не придёт нас спасти, — сказал он, глядя на свои руки. — Когда спасатели не приехали, я крал еду. Часто. Хлеб, в частности, но иногда провизию. Я учился охотиться, но ещё не был опытным. Литовская зима была суровой, поэтому я украл пальто для нас обоих. — Он поджал губы. — Этого было недостаточно.         Являясь одновременно тем же монстром, который недавно убил двух человек, и в то же время человеком, который помог голодающему ребёнку, Уилл прижался к Ганнибалу, положив голову ему на плечо.       — Ты сделал всё, что мог.         — Когда меня взяли к себе тётя и дядя, их дом был гораздо скромнее, чем тот, в котором я вырос. Было легко забыться от того убеждения, что я в безопасности.         Боже, Уилл никогда не сможет полностью привыкнуть к тому, как тяжело было слышать рассказы Ганнибала о его прошлом и легко переключаться с «мы» на «я».       — Твой дом в Балтиморе был похож на этот. Вычурный. Невозможно было забыть, что ты окружён богатством.         Ганнибал повернулся и поцеловал Уилла в волосы.       — Итак, теперь ты знаешь.         Уилл скорбно кивнул.       — Извинись за то, что рылся в моём ящике, тогда я извинюсь за накопленное.         — Тебе не нужно извиняться, — сказал Ганнибал. — И я не собираюсь. — он ещё на мгновение уткнулся в волосы Уилла, а затем отстранился. — Почему же тогда твой котёнок пропал?         — Я забил им Бомов.         Ганнибал сел, сместив Уилла и глядя на него с каким-то извращённым восхищением.       — Сегодня?         Слегка раздражённый тем, что его оттолкнули, Уилл кивнул.       — Я увидел, как Лидия ругает какого-то бедного ребёнка в магазине, и это довело меня до крайности.         — Мне бы хотелось это увидеть.         — Я утопил их в их Conti Grand Cru и накрыл кучей их вещей. — Уилл улыбнулся.       Ганнибал выглядел ошеломлённым, его левая рука дёрнулась. Через мгновение ему удалось изменить выражение лица на что-то более нормальное.       — Подходящая судьба и для жертв, и для вина.         Посмеиваясь, Уилл встал и потянулся.       — Мне нужно принять душ.         Ганнибал тоже встал и направился на кухню.       — Я могу подогреть для тебя остатки ужина, пока ты будешь занят этим.         Уилл кивнул, повернулся, собравшись пойти в душ, но всё же остановился.       — Ганнибал? — тихо сказал он, оборачиваясь.          Ганнибал повернулся к нему.         Беспечно, бездумно, без причины Уилл обнял его и прижался лицом к его шее.          Ганнибал на мгновение замер, а затем медленно обнял Уилла в ответ, своими сильными руками нежно поглаживая его спину.          Уилл усилил хватку, желая… чего-угодно. Ему хотелось поблагодарить его, утешить, он хотел выйти за пределы времени и утешить трясущегося в снегу маленького мальчика, успокоить того, кто просыпается в чужом доме и пытается вспомнить, что он в безопасности. Этого он не мог, но сейчас он мог утешить монстра в своих руках.       — Я люблю тебя, — мягко сказал Уилл, несмотря на то, что в прошлом он не был человеком, способным выражать сложные эмоции. — Я никогда не смогу никого полюбить так искренне, как я люблю тебя. И я не собираюсь уходить. Я думаю, что расставание разорвёт меня на части.         Руки Ганнибала сжались на рубашке Уилла.       — Тебе не следует стыдиться ни жизни, которую ты вёл, Уилл, ни того, что тебе пришлось пережить. Ценность выживания не уменьшается шрамами, которые человек получает при его поддержании. Его голос смягчился до шепота — Я горжусь тобой. Я горжусь тем, что знаю тебя, горжусь тем, что ты у меня есть. Я горжусь тем, что люблю тебя.         Вздохнув, Уилл слегка отстранился и прижал их лбы друг к другу.       — Я тоже тобой горжусь.