Осенней порой деревья в саду всегда становились неестественно яркими. Жёлтые ветви склонялись под тяжестью сочных плодов, ветер заставлял их стучать в окна Башни Кои, пугая слуг и веселя приглашённых гостей. Если кто-то открывал окно, в зал немедленно влетали крупные листья: приземлялись на стол, падали на головы удивлённым заклинателям; особо брезгливые из них отсаживались от окна, а самые чувствительные принимали за тонкий знак свыше. С каждым днём становилось всё холоднее, но до тех пор, пока солнечные лучи соглашались согревать их, по Ланьлину весело прогуливались люди, кто парами, кто поодиночке, наслаждаясь спокойными, ясными днями. Впрочем, в душах людей уже начинало возникать слабое, но неотвратимое предчувствие зимы.
— Какая хорошая сегодня погода… Лань Сичэнь поставил на стол пиалу с чаем, не отрывая взгляда от окна. В комнате было тихо, лишь ветер шумел листвой, да с тренировочного поля неподалёку слабо доносился звон мечей и пылкие возгласы юношей клана Цзинь. Сидящий напротив мужчина поднял на него взгляд и ласково улыбнулся: — Действительно хорошая. Хочешь прогуляться, брат? — Пока нет, ты здесь так хорошо всё устроил. Я бы даже назвал своё состояние подобным медитации… — он прикрыл глаза и сделал ещё один глоток чая. — Приятный запах осеннего ветра. Тёплый чай. Мне очень хорошо на моём месте. Улыбка Цзинь Гуанъяо снова потеплела. Он, сидя за низким столом с идеально ровной спиной, залюбовался умиротворенным Лань Сичэнем, разглядывая складки его идеально белых одежд и серебро чистого лица. Его ресницы не дрожали, дыхание было ровным и степенным — он действительно практически погрузился в медитацию, и понять, что это не так, можно было лишь иногда по размеренным глоткам. Концы лобной ленты чуть подёргивал тёплый осенний ветерок. Руки, лежащие на коленях, сжали летящую ткань одежд в попытке сдержать мучительно сильное желание. В последнее время глава ордена Лань редко посещал башню Кои, поглощённый всяческими заботами, и Цзинь Гуанъяо начинал замечать, насколько часто тот занимает его мысли. На приёмах, на охоте, даже в ароматных парах, поднимающихся над горячими водами купальни ему стал являться маняще-недоступный образ мужчины в светлых одеждах, протягивающий руку, уводящий за собой. По обыкновению несравнимо мудрый и чистый, теперь же он приподнимал полы длинного ханьфу и загадочно улыбался, словно приглашая к действию. Это будоражило главу ордена Цзинь и вводило в смущение; размышляя о причинах подобного явления, он пришел к очевидному выводу — отчего-то Лань Сичэнь стал ему глубоко неравнодушен в том самом, сокровенном смысле. Он ненавидел глубоко привязываться к людям и даже надеялся, что это наваждение пройдет само с течением времени, но страсть, выжигающая душу, становилась только сильнее, и ни одно место во всём Китае не смогло бы теперь укрыть его; она никак желала покидать его уставшую голову. За эти долгие недели Цзинь Гуанъяо свыкся с неправедными мыслями, кишащими в сознании, от которых не стремился избавляться, но которые тщательно скрывал, обдумывая и лелея. Образ названого брата теперь всегда возникал у него перед глазами в моменты особенного возбуждения, затуманивая разум, бросая в дрожь, и рано или поздно ему пришлось признать, что он больше не может оставлять эти фантазии без внимания. Безусловно, теперь претворение их в жизнь оставалось лишь вопросом времени, но перед началом радикальных действий стоило хорошенько подумать, каких последствий стоит ожидать. Если он достаточно хорошо знал Лань Сичэня (а он был уверен в том, что хорошо знал Лань Сичэня), то всё должно было пройти хорошо, но некоторое волнение до сих пор говорило в нём, шептало вопросы и навевало сомнения. Он невольно наклонился над столом, погрузившись в неприглядные мысли… Лань Сичэнь открыл глаза и удивлённо на него посмотрел. — А-яо? Что-то случилось? Цзинь Гуанъяо спокойно отстранился, делая вид, будто так и задумывал. — У тебя закончился чай. Я добавлю? — Буду премного благодарен… — Сичэнь вновь одарил его своей тёплой улыбкой, а Гуанъяо, как и было обещано, наполнил его пиалу чаем из фарфорового заварника. Впрочем, после этого он не опустился на своё место, а, напротив, поднялся на ноги и подошёл к окну. Тёплый ветерок немедленно подхватил завязки его головного убора. — Я очень рад, что ты наконец приехал, А-Хуань… — обернувшись к нему, он задержал взгляд на длинных пальцах мужчины, обхватывающих расписную пиалу. Ему нечасто выдавалась возможность сказать собеседнику чистую правду. — Возможно, ты пожелаешь остаться на ночь? Лань Сичэнь, казалось, был несколько удивлен этим предложением, но его глаза распахнулись и заблестели, будто он только того и ждал: — Ах, с радостью, А-Яо! Неловко признавать это, но я ужасно хочу отдохнуть. Цзинь Гуанъяо спокойно улыбнулся. — Тогда, когда закончишь с чаем, я провожу тебя в покои. К сожалению, у меня ещё остались дела, но, пока я заканчиваю с ними, ты можешь расположиться там, вздремнуть или почитать что-нибудь из нашей библиотеки, а вечером я навещу тебя. Хороший план, правда? — с этими словами он поймал на ладонь крупный красный лист, слетевший с дерева, и покрутил его в пальцах. Лань Сичэнь сделал очередной глоток чая и утëр влажные губы платком. — Правда. Спасибо, А-Яо, ты всегда знаешь, что мне нужно… Цзинь Гуанъяо знал. И, конечно, знал, как можно этим воспользоваться. Статная фигура Лань Сичэня слишком долго манила его, очаровывала, заставляла остановить на себе взгляд. И ведь он никогда не видел даже очертаний тела — свободные одежды ордена Лань столько интересного скрывали под собой! Иногда, ложась перед сном в постель, Цзинь Гуанъяо закрывал глаза и кончиками пальцев исследовал воображаемые длинные ноги, крепко сложенное тело, кубики пресса на белоснежном животе, чувствительную грудь, краснеющую от его нежных прикосновений… Возглавляющий список самых прекрасных молодых людей своего поколения, столь желанный им А-Хуань был на вид изящен, словно белый пион, но под его изысканным фасадом таилась недюжинная сила, сила главы одного из четырёх Великих Орденов. И хотя её наблюдали многие, своей мягкой, чуть наивной стороне он позволял проявляться лишь рядом с ближайшим другом — только Гуанъяо наблюдал его, разнеженного чашкой горячего чая, восторженного прекрасной мелодией, утомленного холодом и долгой дорогой. Он дорожил этими моментами и знал, что Лань Сичэнь дорожит ими тоже, но неумолимо мечтал о большем. Он ненавидел себя за лишние эмоции, за несдержанность, за бремя, которое сам на себя взвалил, но впервые чувство к другому человеку оказалось сильнее него, подсветило слабое место в безупречной броне… Более терпеть было нельзя. Сегодня — тот самый день. Они провели ещё около десяти минут в непринуждённой беседе, после чего Цзинь Гуанъяо проводил главу ордена Лань в гостевые покои на нижнем этаже и отправился в свой кабинет, где его терпеливо дожидались неровные стопки деловых бумаг. Он присел за стол и взял в руки перо, но стоило ему моргнуть, как перед глазами тут же возник вожделенный образ. Сбивчивое дыхание, жалобный, почти умоляющий взгляд. Широкая грудь, пугливо вздымающаяся при каждом новом толчке. Нет! Гуанъяо прогнал наваждение, ударив себя ладонью по лицу. Вечер. Это ждёт до вечера… Несколько минут медитации помогли ему прийти в себя, и мужчина наконец взялся за работу.***
Около восьми часов Лань Сичэнь, отдыхающий на широкой кровати в компании толстой книги из коллекции Башни Кои, услышал стук в дверь. По размеренному ритму можно было легко догадаться, что это за гость; отложив книгу на прикроватный столик, мужчина поднялся и открыл дверь, приглашая его войти. — А-Яо! Вот и ты. Я хотел поделиться с тобой интересным наблюдением… — начал было Лань Сичэнь, как вдруг заметил, что Цзинь Гуанъяо, стоящий напротив, держит что-то в руках. — Что ты принёс? Впустив его внутрь, мужчина присел на кровать и с интересом уставился на предмет в руках названого брата. То была небольшая стеклянная бутыль, внутри которой поблёскивала густая оранжевая жидкость неизвестного назначения. Войдя, Гуанъяо облокотился на письменный стол, улыбнулся и заговорил: — Доброго вечера, А-Хуань. Я обязательно тебя выслушаю, но позволь прежде кое-что показать! Видишь ли, вчера вечером я прогуливался по Ланьлину и обнаружил у одного лавочника эту интересную вещицу… — он немного покрутил склянку в руках, и жидкость внутри потекла в направлении её наклона. — Это массажное масло. Сначала я не планировал брать, но лавочник его так расхваливал… Будто оно оказывает поразительный успокаивающий эффект, расслабляет затëкшие мышцы, чуть ли не лечит. Я хотел испробовать его на себе, но вдруг подумал: ты всë это время провёл в кабинете, должно быть, твоей спине сейчас нелегко… Возможно, это поможет тебе смягчить боль? Что думаешь? Лань Сичэнь вновь улыбнулся, и разгорячëнное сердце Цзинь Гуанъяо пропустило удар. Разумеется, никакого лавочника не было и в помине, но он знал, что любимый брат ни за что не заподозрит его во лжи. — Звучит довольно интересно, я никогда не пробовал снимать усталость таким образом. Мы можем попробовать… Мне лечь на живот? — спросил мужчина. Так как он уже несколько часов отдыхал в постели, на нём не было верхних одеяний, и теперь, получив одобрение в виде кивка, он стягивал нижние, складывая их подле себя в аккуратную стопку. Цзинь Гуанъяо глядел на это с абсолютно невозмутимым лицом, хотя в душе его все сжималось и переворачивалось; всё было в точности так, как он представлял — белые покатые плечи, мягкая кожа, изящные выемки ключиц… Его тело напоминало чистый холст, расписанный соблазнительными рельефами и шрамами. Но задержаться на нём взглядом надолго Гуанъяо не решился, вместо этого сняв верхнее одеяние и положив его сверху на стопку одежд Лань Сичэня. Закатав рукава, он приоткрыл склянку и вылил небольшое количество масла себе на руки, затем растёр, и, присев лежащему мужчине на бёдра, влажными руками принялся разминать затëкшие мыщцы. Несмотря на то, что Цзинь Гуанъяо был ниже и не мог похвастаться слишком уж крепким телосложением, силы в его руках было достаточно, чтобы суметь оказать на это тело положительный эффект. Масло растекалось под его пальцами, блестело росой на лопатках и шее, а пахло чем-то пряно-сладким с легкой терпкой ноткой, очень по-осеннему; Лань Сичэнь едва заметно вздрогнул и издал тихий вздох, когда почувствовал холодок на коже. — От него… И впрямь приятные ощущения… — пробормотал он и вновь уткнулся носом в подушку. Его неискушëнное тело подрагивало от мягких, но настойчивых прикосновений Цзинь Гуанъяо, податливо проминались стройные бока, лопатки то и дело норовили сойтись друг с другом, когда он выгибал спину, и непонятно было, желает он избежать новых странных ощущений, или, напротив, глубже в них погрузиться. — Очень хорошо… — тихим, вкрадчивым голосом проговорил Цзинь Гуанъяо, наклоняясь ближе к его макушке, едва не касаясь носом тёмных волос. Скользкие ладони задержались у поясницы, чуть сильнее, чем обычно, сжали разгорячëнную кожу — это заставило Лань Сичэня охнуть, ложась на подушку щекой из-за нехватки воздуха. С каждым напористым движением мужчины сверху он всё больше распалялся, воздух вокруг начинал казаться всё более спëртым, отчего-то стало невыносимо жарко, но всё, что можно было снять, он уже снял. Или все-таки?.. — Ах… Оно… Будто сначало отдавало холодом, а теперь… Так жарко… — голос Лань Сичэня стал значительно тише, он словно задыхался, но по прикрытым глазам и опущенным плечам становилось понятно, что он всего лишь сильно разомлел. Конечно, Цзинь Гуанъяо знал, отчего мужчину мучает жар — в аромате масла между притягательных пряностей и сладких нот притаилась сводящая с ума нотка, секретный ингредиент, призванный распалить и без того смущенного ласками мужчину, заставить его желать того же, чего желал сам глава ордена Цзинь. Он знал, что Лань Сичэнь благосклонно к нему относится, и вполне возможно, что даже без всяких хитростей он рано или поздно согласился бы на этот горячий, раскованный эксперимент, но Цзинь Гуанъяо всю жизнь добивался желаемого не вполне честными путями — зачем же было рисковать сейчас, когда на кону стояла, возможно, самая впечатляющая ночь в его жизни? — Интересно… Скажи, я не причиняю тебе боль, А-Хуань?.. — мужчина шепнул эту фразу ему на ухо, проводя влажными пальцами по шее. Тот вздрогнул и едва не издал стон, но вовремя сдержал себя, и это заставило Цзинь Гуанъяо внутренне цыкнуть от досады. — Н-нет… Очень хорошо… — прозвучал дрожащий голос Лань Сичэня. — Такой… Странный эффект… — Расскажи мне, что ты чувствуешь?.. Мужчина прикрыл глаза. Его щеки и уши залились бледным румянцем. — Словно все внутренности… Скрутило в узел… Но отчего-то это ощущение такое… Приятное?.. — он шептал эти слова с такой скромностью, словно боялся признаться самому себе, что получает от этого иное удовольствие, что-то помимо долгожданного расслабления. — Как интересно. Я и не знал о подобных свойствах этого средства… — как и всегда, Цзинь Гуанъяо говорил спокойно и ласково, без намёка на нетерпение. — Если позволишь… Я знаю одно средство… Он устроился на боку рядом с Лань Сичэнем, затем мягко подтянул его к себе за плечо, и податливое тело отзывчиво повернулось. Рука мужчины успокаивающе прошлась по горячему рельефному животу, затем спустилась немного ниже и юркнула под нательное бельё. Он с удовольствием подметил, что крупный член, который он сейчас поглаживал, значительно затвердел и едва ли не сам прыгал ему в руку, прося о большем. Его владелец жалобно охнул, не ожидая такого поворота событий, но не попытался отстранить руку — в конце-концов, он сильно доверял Цзинь Гуанъяо и знал, что тот обязательно найдет способ доставить ему как можно больше удовольствия. Не встретив сопротивления своим действиям, тот обхватил член покрепче, двумя пальцами собрал смазку, скопившуюся на конце, и растёр ее по всей длине, смачивая и без того скользкие руки. Он не видел лица Лань Сичэня, но слышал звуки, которые тот издавал против своей воли — вздохи, словно распускающиеся бутоны, оставались робкими и тихими, но все-таки мужчина больше не мог их сдерживать, и это приводило главу клана Цзинь в неописуемый восторг. — Тебе хорошо, А-Хуань? — мурлыкнул он, запуская вторую руку в волосы мужчине. Он ответил что-то очень неразборчиво, громко вдохнул, словно ему недоставало воздуха, и от стыда снова уткнулся носом в подушку, явно не желая продолжать диалог. Цзинь Гуанъяо нравилось его раззадоривать, но в то же время он прекрасно мог понять такую реакцию. Сейчас, дрожа в его объятиях, неопытный в делах любовных нефрит клана Лань испытывал целую бурю эмоций, от непонимания до всепоглощающего возбуждения, и ему было необходимо время, чтобы собрать все эмоции и впечатления воедино. Мужчина оставил на его шее обжигающий поцелуй, затем еще один и еще, медленно, самозабвенно опускаясь к плечам. В воздухе витал сладкий аромат масла, одурманивая обоих все сильнее с каждой минутой. Спустя пару минут таких ласк, когда член в руке Цзинь Гуанъяо напрягся особенно сильно, он ослабил хватку и с улыбкой поцеловал возлюбленного в ухо. Тот издал жалобный стон и наконец повернулся — его изящное, прежде спокойное лицо выражало не то мольбу, не то разочарование. В ответ на это глава клана Цзинь, посмеиваясь, стянул с него нижние одежды и наконец получил возможность полюбоваться ногами; проведя по линиям натренированных мышц освободившейся рукой, он жадно облизнулся и, кажется, остался вполне доволен. — А-Яо… — произнес Лань Сичэнь, заправляя за ухо прядь влажных от пота волос. — Это что-то невероятное. П-почему ты остановился? — Видишь ли, А-Хуань, у меня есть другая идея. Ведь если мы выяснили, что это масло хорошо помогает расслабиться и размяться… Он привстал, чтобы развязать пояс своих одежд, и тот упал на пол. — Мы сможем попробовать кое-что большее, чем эти ласки. Если ты, конечно, будешь готов… На лице Лань Сичэня возникло трудночитаемое выражение. — Большее… Ты имеешь в виду?.. — Верно, именно то, о чем ты подумал! — Цзинь Гуанъяо к этому моменту уже снял одежды, обнажив подтянутую грудь. Рядом с белоснежным Сичэнем его можно было бы даже назвать смуглым; его тело точно так же покрывали шрамы, и было их даже больше, чем у главы ордена Лань — в конце-концов, за годы Аннигиляции Солнца он пережил гораздо больше неблаговидных событий, пробиваясь сквозь предательства и трупы товарищей к грядущему оглушительному успеху. Лежащий на кровати обнаженный мужчина невольно загляделся, и это ужасно ему польстило. — Я не возражаю, брат, вот только… Я имею об этом крайне слабое представление… — для обескураженного и безумно возбужденного мужчины Лань Сичэнь звучал весьма разборчиво и даже благородно. Цзинь Гуанъяо в очередной раз поразился умению Ланей держать лицо даже в самых необычных обстоятельствах; похоже, мужчина наконец собрался с мыслями, вот только в планах у Гуанъяо было снова ввести его в прежнее исступленное состояние, смутив и раззадорив вдвойне сильнее. — Не страшно, А-Хуань. Ты столько раз давал мне советы и учил чему-то новому… Позволишь теперь мне преподать урок? Лань Сичэнь чуть улыбнулся и покорно кивнул. Мягким движением правой руки Цзинь Гуанъяо перевернул его на спину и едва не задохнулся от увиденного. Теперь все самые сокровенные места мужчины оказались выставлены напоказ, и от непривычного положения в полностью обнаженном виде тот незамедлительно покрылся гусиной кожей. Предвосхищая его желание, глава клана Цзинь приник губами к одному из покрасневших сосков, дразняще обвёл мокрым языком и слегка прикусил; Лань Сичэнь дернулся, рассеянно выдыхая горячий воздух, и, повинуясь возникающим желаниям, запустил длинные пальцы в его распущенные волосы. Тем временем второй рукой Гуанъяо подхватил второй сосок и взялся играть с ним, нежно покручивая, лаская и всячески сжимая. Он догадывался, что его теперешнему партнёру не понравятся болезненные или грубые игры, потому старался вести себя с ним максимально бережно, чтобы доставить как можно больше удовольствия; губами он теперь перешёл на едва заметную ложбинку между грудей, поцеловал ключицы, чуть покрасневшую кожу плеча и вновь принялся спускаться, выстраивая поцелуями дорожку до самого сокровенного места. — А-Яо… — прошептал он, тяжело дыша. — Скажи… Это лишь минутная прихоть?.. — О чем ты, А-Хуань?.. — Цзинь Гуанъяо как раз добрался губами до паха и теперь уделял ему пристальное внимание, оглаживая чувствительные бедра и целуя там, где едва проглядывали темные волоски. Лань Сичэнь слегка приподнялся на локтях: — После этого раза… Всё станет как прежде? — он произнес это с плохо скрываемым страхом, и сердце Цзинь Гуанъяо сжалось. «Какая же всё-таки это неприятность — быть влюблённым в другого человека… », — подумалось ему, но вслух он сказал, приподнимая голову между ног мужчины и одаривая его почтительным, одухотворённым взглядом: — Как пожелаешь. Но, признаться честно, мне бы этого совсем не хотелось… — и, не давая ему ответить, глава клана Цзинь оставил влажный поцелуй прямо у основания члена Лань Сичэня, давая тому очередной повод охнуть и упасть на подушку спиной. Протянув руку, Цзинь Гуанъяо достал бутылёк с массажным маслом и снова растёр его между пальцев, тщательно смазывая их со всех сторон. Затем мягко, но настойчиво приподнял ноги мужчины и положил для удобства одну из них себе на плечо, чтобы открыть обзор на мягкую розовую дырочку между ними. Осознав, что сейчас разглядывает партнер, Лань Сичэнь невольно попытался сдвинуть ноги, поёрзал на кровати, одной рукой смущенно прикрывая пылающие щёки, но Гуанъяо не позволил ему этого сделать. Он скоро поймёт, что это вовсе не стыдно, что это может быть крайне привлекательным и желанным, если всё сделать правильно… С этими мыслями он вылил немного масла ему между ног, запачкав простыни, и массирующими движениями начал втирать его по всей поверхности пульсирующего входа. Масло было очень скользким и тягучим, не попасть пальцем внутрь становилось буквально невозможно, потому мужчина этим воспользовался, без особого труда вводя первый палец в жаркое и словно просящее нутро. У Лань Сичэня это вызвало неопределённую реакцию, он сильнее сжал пальцы в волосах Цзинь Гуанъяо и жалобно хныкнул, а тело его вздрогнуло, словно испугавшись. Увидев это, он нахмурился, и, не начиная двигать пальцем внутри, коснулся губами влажной, сочащейся смазкой головки. — А-Яо! Что ты… — поражённо произнес Лань Сичэнь, не ожидавший от него такого поступка. Тот, покрывая поцелуями твёрдый член и вдыхая опьяняющий аромат масла, тихо произнёс: — Хочу избавить тебя от дискомфорта. Сосредоточься на ощущениях тут… — и с этими словами сомкнул губы вокруг головки, аккуратно посасывая и облизывая её со всех сторон; затем постарался взять чуть глубже, но, так как подобного опыта у него прежде не было, решил пока остановиться на достигнутом, чтобы не подавиться. Палец начал движение одновременно с губами — спустя пару толчков он, кажется, нащупал нужную точку, но не спешил её активно стимулировать, чтобы подразнить и завлечь партнёра еще сильнее. В конце-концов Лань Сичэнь не сумел удержаться от переполняющих грудь чувств и выдохнул громкий, несдержанный стон, направляя голову Цзинь Гуанъяо ниже, явно давая понять, что просит большего. Тот лишь посмеивался, продолжая ублажать мужчину языком и попутно второй рукой добавляя чуть больше масла, чтобы вместить больше пальцев в такое узкое розовое отверстие. Второй палец вошёл уже не столь гладко, но масло всё равно сделало своё дело, и он пристроился рядом с первым, растягивая прежде нетронутые мягкие стенки. Понимая, что дискомфорт мужчины усилился, Цзинь Гуанъяо ещё активнее принялся работать ртом; к тому же, немного освоившись в этом деле, он смог-таки захватить член чуть глубже головки. Его размеры внушали определённые опасения, и внутренне глава ордена Цзинь порадовался, что это не он сейчас лежит на кровати с беспомощно задранными ногами. Его собственный член не мог похвастаться выдающейся длиной, но в обхвате был весьма приличным, и потому двух пальцев для разминки перед проникновением было маловато. Причинять дополнительную боль не хотелось, но одна мысль о том, что он может оказаться внутри этой нежной дырочки, увидеть блаженство на лице Лань Сичэня, заполнить его до отказа густым, горячим семенем заставляла его член до боли упираться в ткань нижних одежд, а руки — двигаться активнее. Когда спустя некоторое время вход был достаточно размят и увлажнён, Лань Сичэнь уже выглядел так, словно находился на грани изнеможения. Его возбуждённое тело била мелкая дрожь, руки лихорадочно сжимали то простыню, то волосы Цзинь Гуанъяо, который как раз в этот момент выпустил член изо рта, прижавшись к нему уставшей щекой, а грудь то и дело вздымалась от тяжелого дыхания. Не в силах больше ждать, глава ордена Цзинь взобрался на кровать и внезапно для них обоих снова развернул Лань Сичэня животом вниз, подтягивая его податливые и мягкие бедра к себе за талию. — Ох… Т-ты хочешь сделать это в такой позе?.. — изумился мужчина, но покорно сложил локти на подушку и постарался прогнуться в спине. Цзинь Гуанъяо взял по ягодице в каждую руку и сжал их, затем ещё и ещё, словно боялся, что если недостаточно много потрогать их сейчас, потом они просто исчезнут, оставив его неудовлетворённым. Он даже позволил себе развести их, чтобы полюбоваться на результат своей работы: подвергнутая такой тренировке дырочка возмущенно и стыдливо краснела, но стоило пальцу ее коснуться, как она послушно приняла его в себя и сжалась от удовольствия, будто подавая знак, что готова к более решительным действиям. — Хочу, А-Хуань. Закрой глаза… Я собираюсь слиться с тобой… — мужчина произнес эти слова как зачарованный, не до конца понимая, что говорит, а затем, все так же придерживая ягодицы, приставил крупную головку ко входу и сделал первый осторожный толчок. — А-Яо! — воскликнул Лань Сичэнь и вскинул голову, прикрывая рот ладонью. Волна обжигающего удовольствия прокатилась от паха к голове, руки сжались на бедрах партнёра с новой силой, и, с трудом заставив себя подлить сверху масла, чтобы облегчить проникновение, Цзинь Гуанъяо проник еще немного глубже. С его губ сорвался несдержанный стон; они тяжело дышали в унисон, привыкая к новым ощущениям, и довольно скоро мужчина позволил себе начать двигаться. Масло немного охлаждало их пыл, головку слегка покалывало, а внутри Лань Сичэня и вовсе творилось что-то невероятное — лёгкая боль от натяжения стенок, горячий, толстый член, растирающий по их поверхности прохладное густое масло… Теперь уже и он не мог сдержать себя, и их стоны, равно громкие и сладкие у обоих, сплелись в единую возбуждающую мелодию.***
Их первое соитие завершилось довольно быстро, поскольку ни один из них не был готов терпеть ещё дольше, и оба, возбуждённые до крайности длительной прелюдией, быстро пришли к разрядке; разве что Лань Сичэню потребовалось чуть больше времени, чтобы привыкнуть к инородному объекту внутри, но, когда Цзинь Гуанъяо вновь принялся ласкать его член рукой, его тело всё-таки сдалось. Уставшие и вспотевшие, они упали на кровать рядом друг с другом и несколько минут не могли говорить, хватая ртом прохладный воздух и набираясь сил. Наконец Лань Сичэнь, чуть успокоившись, нарушил молчание: — А-Яо… Скажи, ты ведь сделал это специально, да? Ну конечно. Как мог Цзинь Гуанъяо подумать, что брат не разгадает его намерений? Они были слишком близки, чтобы у одного получилось утаить от другого такую нелепую подробность. — Прошу, прости меня… — вздохнул он и с виноватым видом уткнулся мужчине носом в белоснежное плечо. Тот, к его большому удивлению, лишь рассмеялся и протянул руку, чтобы погладить его по голове: — Я не сержусь. Вернее, не сержусь на то, что мы сделали это, но… — его голос стал звучать серьёзнее, — я надеюсь, что с этих пор между нами никогда не будет места обману. Ты ведь знаешь, я всегда готов поддержать тебя… — Конечно, конечно, А-Хуань! Мне ужасно жаль… — в голосе Цзинь Гуанъяо прозвучала печальная нотка, и Лань Сичэнь ласково заправил волосы ему за ушко: — Не нужно так убиваться, мы ведь всё уже решили… К слову сказать, ты упоминал, что не хочешь, чтобы это был наш последний раз, ведь так? — Верно, — кивнул мужчина, оставляя на чужом плече очередной поцелуй. — Я был бы счастлив вновь разделить с тобой ложе… Мы могли бы попробовать столько всего! — Вполне возможно… Правда, я не уверен в том, когда в следующий раз смогу остаться так надолго в Башне Кои, поэтому давай сейчас проведём вместе как можно больше времени, пока оно у нас есть? — Безусловно. Безусловно… Они возлежали так еще около получаса, болтая обо всем на свете и целуя друг друга везде, кроме губ, словно боялись признаться самим себе, что их связывает нечто большее, чем простая интимная близость. Под одеялом стало жарко, и Цзинь Гуанъяо заставил себя сползти с кровати, чтобы подойти к окну и приоткрыть его. Лань Сичэнь же, похоже, захотел размять затёкшее тело, но побоялся подходить к открытому окну полностью обнажённым, поэтому накинул на себя первую вещь, которая попалась ему под руку в стопке того, что он снимал с себя ранее. Ей оказались верхние одежды Цзинь Гуанъяо, но он то ли не заметил, то ли счёл это романтичным, и не стал ничего менять; подойдя к распахнутому окну, он почувствовал, насколько похолодало в сумерках, и закутался в одежды поплотнее. — Как холодно… Действительно, зима уже близко, стоит запастись утеплённым одеялом. У нас в Облачных Глубинах дела с обогревом обстоят из рук вон плохо… — он покачал головой и посмотрел на Цзинь Гуанъяо с нежностью во взгляде. — В Башне Кои, должно быть, куда теплее? Он не ответил, погружённый в свои мысли. Его слабо беспокоили эти бытовые, насущные вопросы — то, о чём он сейчас думал, было куда сложнее разрешить, этому куда сложнее было придумать оправдание.«Я надеюсь, что с этих пор между нами никогда не будет места обману.»
Как было бы хорошо.