***
Эта мысль еще ни раз приходила в голову подрастающей Марго. Она стала ее манифестом. Тем, на что можно опереться, пусть даже в каком-то извращенном виде. Ведь если она существует, даже вопреки явному недовольству окружающих, значит в этом существовании имеется что-то важное? Маргарите было десять, когда она поняла насколько сильно это недовольство. В тот день у нее все же родилась сестра. Когда они всей семьей забирали маму из роддома, отец уже был пьян, а бабушка недовольна. Она всю беременность упрекала маму за лишний рот, который вскоре появится в доме. Как будто бы она одна отвечала за то, что у них будет еще один ребенок. Маргарита была уже довольно взрослой, чтобы понимать: папа имеет к этому прямое отношение. Но папу бабушка любила, даже очень, поэтому все доставалось маме. Розовый сверток дали в руке бабушке, потому что отец к тому моменту уже с трудом стоял на ногах. Та взял младенца с явной брезгливостью, которая, как по волшебству, улетучилась, как только она отогнула уголок одеяльца. — Ну хоть эту не нагуляла, — сказала она матери дома, с неожиданной нежностью разглядывая Маргаритину сестренку. Девочка, которую назвали Василисой, уродилась темноволосой и черноглазой, в отличие от белокурой и зеленоглазой Маргариты. — Вылитый папка, — с умилением говорила бабушка, баюкая Василису на руках, пока мама, на пару с отцом, закидывали в себя стопки водки. Выписка прошла с размахом, вся многочисленная родня веселилась, ела и пила. Про Маргариту давно никто не вспоминал, а Василису забыли, едва погрузившись в веселье за праздничным столом. Сестры остались, предоставленные сами себе. С первого дня Василисы дома и на многие-многие годы. Они ютились с родителями все в той же крохотной комнате в квартире бабушки с дедушкой. К креслу-кровати, на которой спала Маргарита добавилась потертая деревянная колыбель. Хотя бабушка и относилась ко второй внучке с большей теплотой, чем к первой, ее интерес угас, как только та начала вопить ночами. Мать с отцом все чаще забывались алкогольным сном, поэтому ухаживать за малышкой приходилось Маргарите. — Ты ведь уже женщина, — как-то раз мать пьяно рассмеялась ей прямо в лицо, — вот и выполняй женские обязанности. И Маргарита выполняла. В десять лет она была на удивление очень милой и послушной девочкой. А материнского инстинкта в ней было больше, чем с женщине, которая родила Василису. Маргарита буквально стала матерью для сестренки. Она стирала ее пеленки, кормила с ложки, заплетала косички в детский сад, а затем и хвостики в школу, решала все ее проблемы, даже тогда, когда своих было выше крыши. Маргарита стала матерью для Василисы, когда ей самой еще была жизненно необходима забота, поддержка и любовь. Всего этого у нее не было в детстве, и она еще даже не подозревала, что положит всю свою жизнь на поиски любой, даже самой маленькой крошки тепла.Женщина
5 июня 2024 г. в 09:34
Маргарите было десять, когда она впервые поняла насколько тяжела женская доля.
Она сидела на холодном унитазе и изучала сидушку, любопытно выглядывающую из под сведенных бедер. Ноги были такими худыми, что не смыкались полностью. Как бы сильно она ни старалась, все равно оставался просвет. И через этот просвет можно было увидеть на пластике темное пятно: след, оставленный сигаретой. В их доме таких было много.
Маргарита провела по нему указательным пальцем и поморщилась. Под обгрызанным ногтем веднелось бурое пятно. Кровь. Символ того, что она стала женщиной.
Она разглядывала сидушку унитаза и думала о том, что бабушка с дедушкой, все-таки, странные. Зачем было покупать красивый светло-голубой унитаз, а затем уродовать его белой сидушкой.
Маргарита старалась думать о чем угодно, только не о том, что ей надо позвать маму и как-то сообщить той, что у нее идет кровь.
И о том, что она уже перепачкала несколько полотенец и ванную. Не специально. Маргарита отлично знала, что бабушка сердится, когда она устраивает в доме беспорядок.
Вообще-то это был не совсем их дом. Это была квартира папиных родителей. Они приютили их, когда папу в очередной раз уволили за пьянку, и нечем было платить за съемную квартиру.
Мама снова была беременна и не могла работать. Маргарите об этом не говорили, но она была умной девочкой и сама все понимала. У нее было несколько потрепанных энциклопедий для девочек, в которых про все это было написано. И про месячные, кстати, тоже. Вообще-то, строго говоря, энциклопедии тоже были не совсем Маргаритины. Она взяла их из библиотеки и не вернула. Она до сих пор очень переживала из-за этого, но мама лишь отмахнулась, заявив, что никакая это не кража, так, детские шалости.
У мамы с папой тоже случались шалости, только очень взрослые. Маргарита видела. А потом у мамы начал расти живот, и она даже стала меньше курить. В прошлый раз тоже так было. Но младенца в доме так и не появилось. Мама с папой сильно поругались, и мама сделала аборт.
Маргарита жалела о том, что у нее не появилось братика или сестрички, тогда ей наверное было бы не так одиноко.
Живот вновь скрутило, и она поняла, что дальше оттягивать неизбежное некуда.
— Мама! — громко позвала она, не поднимаясь с унитаза.
Мама пришла не сразу. Маргарите пришлось позвать еще дважды. Сегодня родители купили две бутылки водки и праздновали что-то на кухне вместе с бабушкой и дедушкой. Маргарита понятия не имела, что за праздник такой в середине апреля, но вопросов не задавала. Привыкла.
— Чего орешь? — хмыкнула мама, распахивая дверь.
— У меня кровь, — тихо сказала Маргарита, пытаясь еще сильнее сжать бедра.
Мама расплылась в пьяной улыбке.
— Доченька, теперь ты женщина! — восторженная крикнула она и скрылась в коридоре, оставив дверь распахнутой.
Маргарита мечтала провалиться сквозь землю.
Мама всучила ей прокладку и, пьяно хихикая, вернулась на кухню, сообщать эту новость всей семье. Ну, хоть дверь закрыла.
Стена между ванной и кухней была настолько тонкой, что Маргарита слышала каждое слово. Не хотела, но слышала. Папа говорил что-то о том, что теперь надо внимательно следить, чтобы она не залетела. Интересно, куда? Она же не птица, летать не умеет. Бабушка говорила о том, что с девочкой теперь нужно серьезно поговорить. Она почему-то постоянно называла Маргариту девочкой. Это страшно раздражало. Как будто у нее имени нет.
Маргарита неуклюже налепила прокладку прямо на запачканные трусики. Как смогла, застирала полотенца и вытерла бортик ванной, на который присела от неожиданности, обнаружив что истекает кровью.
В ее энциклопедиях писали, что становиться женщиной трудно. Это может приносить физическую боль и смущать. И сейчас она в этом убедилась.
Однако нигде не писали, что близкие начнут тебя высмеивать и от этого будет болеть не только низ живота, но и сердце.
Маргарита вышла из ванной, напевая себе под нос песенку из «Черного плаща», чтобы заглушить пьяные разговоры.
Завалившись на диван, стоящий в крошечной комнате, которую она делила с родителями, Маргарита принялась считать на его обивке следы от сигарет. Поцелуи веселья, как шутя называла их мама.
К десятому поцелую Маргарита абсолютно точно решила, что ей не нравится быть женщиной. Ей вообще не очень нравится быть.