***
С момента его попадания в психушку поменялось слишком многое. Слишком. – Пх, – Эндрю усмехается в никуда. Ночной кошмар по имени Нил Джостен оказался всего лишь побочкой от таблеток. Как он и думал. От этого, почему-то, ничуть не легче. Влюбиться в галлюцинацию звучит очень бредово, не правда ли? А ещё, из-за малого количества игроков Лисов отстранили от участия в играх. На это ему тоже, в общем-то, плевать. Экси скучная штука. Жизнь тоже. Кевин уже не истерит и не мечется, на своё же счастье, потому что Эндрю точно не вынес бы его ора, но настойчиво и упорно пытается спиться. Не менее настойчиво и упорно он, однако, продолжает ездить на ночные тренировки. В первую поездку в Колумбию по возвращении они берут гораздо больше крекерной пыли, чем обычно, и, возможно, даже что-то потяжелее, потому что после такого количества бухла и наркотиков никто не соображал и ничего не вспомнил на утро.***
Ваймак выглядит старше на несколько лет, чем он выглядел до этого. Орёт гораздо меньше обычного, если вообще считает нужным этим заниматься. Дэн пытается что-то сделать, но встречается с глухой обороной со стороны монстров и вскоре тоже оставляет эти попытки. Эбби заламывает руки, но ничем не может помочь. С Добсон больше не разговаривает половина команды. Ворота за спиной Эндрю с завидным постоянством мерцают красным. Через пару месяцев Ваймак снова начинает орать, ругаться, крыть их на чём свет стоит и, учитывая прибытие новых Лисов, это имеет некоторое действие, потому что в старом составе его авторитет немного покачнулся. Оно гнило заживо и пыталось дышать – оно, дело его жизни. Но когда разлагаются ткани, поздно делать сердечно-лёгочную реанимацию. Через год уйдут старшекурсники, и экси в этой команде останется интересно только Кевину. И, может быть, новичкам. Как глупо.***Через несколько лет на улицах Германии***
– Привет, моя галлюцинация, – на немецком насмешливо окликает Эндрю парня из толпы с сожженными до желтизны волосами. Надо же хоть как-то тормошить эту хрень по имени жизнь, чтоб она окончательно не загнила и не сдохла. У Нила волосы были каштановые или что-то типа того, но этот парень всё равно чем-то его напоминает. Он оглядывается, одновременно почти мгновенно натягивая капюшон. Такие же драные и задрипанные толстовки постоянно носил Нил. А ещё Нил умел говорить по-немецки. Парень исчезает из поля зрения так быстро, что Эндрю замечает только его глаза. Серо-зелёные. У Нила глаза были карими. Чёрт. Нет. У Нила глаза были голубыми, но он носил цветные линзы. Эндрю не думает, и, наверное, одной этой фразой можно будет описать всё происходящее потом. Эндрю не думает. Не думает, что побочка. Не думает, что обознался. Не думает, что тупая случайность. Эндрю. Не. Думает. Эндрю не думает, Эндрю действует. Эндрю бьёт зазевавшегося прохожего перед собой под дых, чтобы тот освободил дорогу. Эндрю расталкивает людей со своего пути, не тратя время на извинения и выслушивание проклятий в свою сторону. Этот парень передвигается в толпе с удивительной скоростью. У Эндрю не было бы ни единого шанса, не будь тут людей. Нил Джостен бегал чертовски быстро. Лавировать среди двенадцати игроков на огромном поле не составило бы ему никакого труда, но наличие живой и подвижной массы в виде людей существенно усложняло ситуацию. Как сейчас, например. Тем более, что парень замечает приближающегося к нему, как танк или ледокол, Эндрю слишком поздно и не успевает вовремя среагировать, как Эндрю хватает его за загривок толстовки, срывая капюшон с лица. Парень нервно выдыхает и поджимает губы. – Кто вы?! – в следующую секунду визжит он. Люди шарахаются хуже, чем от Эндрю до этого. В глазах парня мелькает ужас. Если Эндрю был бы писателем, он подумал бы о чём-нибудь забавно-страшном, что могло вызвать такую реакцию – статьи про массовые давки в метро, автобусах, на стадионах и концертах. Но Эндрю писателем не был. И поэтому вместо ответа врезал парню под рёбра. Одного раза хватило, чтобы он сложился пополам в приступе судорожного кашля. – Какая ностальгия, мальчик-я-не-буду-убегать, – лениво тянет он над недо-Нилом. – Кто вы, чёрт, – он снова заходится в кашле. – Возьми? – тяжело и глухо спрашивает парень и поднимает голову. – Я вас не знаю, – хрипит он. А в его глазах можно прочесть... Цветные, мать его, линзы. Да и Эндрю не писатель, чтоб над этим заморачиваться. Люди сзади уже те, кто не застал ни ударов под рёбра от «бешенного», ни истошного крика. Они напирают, сбивают с ног, наступают на ботинки и с завидным упорством идут вперёд. Если бы Эндрю вовремя не среагировал, не схватил его за загривок и не потащил с собой – он всё ещё шатался и кашлял – толпа прошлась бы по головам в самом прямом смысле. – Что вы делаете?! – начал было парень, но одного взгляда на Эндрю хватило, чтобы заткнуться. – Имя! – пытаясь перекричать внезапно зашумевшую толпу орёт Эндрю. – Саймон Кох! – практически со слезами на глазах, надрывно и истерично орёт в ответ парень. – Место рождения! – не останавливается Эндрю, пытаясь выйти из потока людей. – Гамбург! – также надрывно отвечает парень. Нил Джостен, Аризона, любимый цвет – серый, любимая еда – спагетти. Дальше спрашивать не имело смысла. Наверняка, такой как он, побывавший десятками других людей, менял личности с такой же лёгкостью, как перчатки. Не наверняка. Точно. Если. Он. Всё-таки. Не был. Гал. Лю. Ци. На. Ци. Ей.