***
В квартире, где они живут втроем, из следов присутствия Миры — только третья зубная щетка в стаканчике на раковине, брошенный возле шкафа рюкзак, пепельницы на подоконниках и запах сигаретного дыма. Каждый раз, переступая порог этого дома, Мира будто бы оказывается в своем персональном Аду, где вместо кругов — завитки золотых кудряшек на подушке, а вместо сковородки — прилипающий к коже жар очередной футболки, которую он крадет у Дена, потому что не взял с собой ничего, кроме пары чистых трусов. Мира мог бы привезти сюда немного вещей и отвоевать одну полку в шкафу; мог бы настоять и заказать кровать побольше, чтобы не ютиться втроем на одной двуспальной, подпизживая друг у друга одеяло; мог бы поставить третий комп, чтобы играть из дома, когда есть возможность не ехать на буткемп. Мог бы, но не станет, потому что все, что он делает, подчинено одной простой цели: делать себе больно. Раз за разом оставлять их вдвоем, уезжая в Польшу «выдохнуть и собраться с мыслями», не обживать пространство, чтобы казалось, что его и в отношениях нет, носить шмотки Дениса, чтобы ловить взгляды Маги, заостренные не на нем, и в конечном итоге ненавидеть Дена за то, что украл у него единственное, что когда-то имело для Миры ценность. Это нездорово, он знает. Но еще Мира знает: стоит перестать, стоит только принять Дена, как равного, как имеющего на Магу хоть какое-то право — и он развалится, раскрошится в пыль и уже никогда не сможет себя собрать. Ненависть и любовь — это то, что позволяет ему выживать, и Мира каждый день мешает их друг с другом в разных пропорциях в надежде, что этот эликсир не станет однажды смертельным ядом на собственных клыках, которым Мира подавится, не сумев проглотить.***
Мира выдыхает в окно колечко дыма и прикрывает глаза. За спиной возня: битва то ли за джойстик, то ли за последний кусок пиццы, то ли уже за право кончить первым. Мира не оборачивается, стараясь игнорировать влажные вздохи и стон, от которого внутри все сводит желанием Магу поцеловать, запихнуть этот звук поглубже и сделать так, чтобы Дену он больше никогда не достался. Но стонет Мага чужое имя, и Мира давит в пепельнице окурок, а потом не глядя подбирает с пола худи и идет к выходу. — Не хочешь присоединиться? — хрипит Ден за спиной. Мира поворачивает голову — зря — и видит Дена, высоко вздернувшего руку с геймпадом, и Магу, распластавшегося на полу между его ног, красного, растрепанного и невозможно красивого. Картинка клеймом выжигается на сетчатке, и Мира видит ее, даже когда отворачивается и закрывает глаза, а голос, которым Мага зовет его, оседает в желудке тяжелым комом сожаления. — Я хотел п-подышать пойти. — Ну Мира. Пожалуйста. Приём подлый, и Мага об этом знает. Тело само разворачивается на пятках и делает два шага к дивану — Мира даже сообразить не успевает, когда из рук вываливается толстовка, ковер впивается крупными жесткими ворсинками в колени, а ладони ложатся Маге на бедра, сжимаясь так, что белеют пальцы. Мага смотрит из-за плеча, на взгляд сажает, как на поводок, и облизывает губы, пока руками шарит по штанам Дена, ища завязки, которых там нет. Мира знает, что будет дальше: Мага, зажатый между ними, будет хрипеть и стонать, умоляя взять его с двух сторон, никто опять не посмеет ему отказать, и Мира будет смотреть, как Ден размазывает членом влагу по его щекам, как толкается розовой головкой между мокрых блестящих губ, как Мага всем лицом трется о него и стонет голодно, истекая слюной на чужие спортивки и смазкой — в свои. Мире снова не достанется ни последнего вздоха перед оргазмом, ни вмазанных темных глаз, прикрытых черными ресницами — только мелкий юркий язык между искусанных губ, только ставшие еще краснее на фоне румянца прыщики, только намокшие от пота и прилипшие ко лбу кудри. Мира, как долбоеб, будет смотреть на них и втрахивать Магу в Дениса, пока они оба не кончат, а потом зальет белую спину и потянет Магу за волосы на себя, чтобы сцеловать с его губ чужой вкус и возненавидеть Дена еще сильнее. Мира не хочет, но поддается, как и вчера, и позавчера, и неделю, и месяц назад — а после как всегда остается с Деном наедине, отпустив Магу в душ на целую вечность. Мира снова закуривает, стоит у приоткрытого окна, так и не одевшись, голый и влажный от пота, покрывается мурашками от тянущего сквозь щель сквозняка, почему-то в душе надеясь, что его продует, что он схватит воспаление легких или менингит и сляжет в постель на месяц. Может, тогда Мага обратит внимание на него, может, побудет немного рядом, позволит им двоим побыть наедине — без вездесущего Дениса, который прижимается к нему со спины, тычется губами между лопаток и жарко дышит, шевеля волоски на шее. — Мир, — зовет он. — М? — У тебя чет случилось? Мира разворачивается в объятиях и смотрит на Дена сверху вниз; выдыхает дым ему в лицо, свободную руку кладет на талию, прижимая к себе ближе его ненормально горячее тело, от контакта с которым кровь возвращается в заледеневшие пальцы. — Нет, с чего ты взял? — Хз, лицо такое, как будто это тебя в жопу выебали. Мира фыркает и затягивается снова, в этот раз выдыхая в сторону, потому что Денис морщится до смешного детским жестом, и осторожно целует его, оставляя на губах дымную горечь. Когда он отстраняется, Ден тянется следом, почти привставая на цыпочки, и Мира закусывает нижнюю губу, чтобы не засмеяться. — Ты с-с каких пор, типа, по эмоциям экспертом стал? — С тех пор, как у тебя ебло с субтитрами. — Отвали, — вздыхает Мира; оборачивается, чтобы потушить сигарету, и снова смотрит Дену в глаза. — Че доебался? Он не идиот и, конечно, не скажет, в чем дело: не вина Дениса, что Мира ебанутый, что он слабый и беспомощный, недостаточно хороший для Маги и неспособный это принять. Не вина Дениса, что у Миры внутри все клокочет от ненависти и желания сделать больно, что при взгляде на Магу у него отключается здравый смысл и критика, что у Миры вся жизнь вертится вокруг одного человека. Не вина Дениса, что он оказался между Мирой и его миром. Поэтому одной рукой Мира ворошит его влажные волосы и сползает на шею, сжимает ее сзади так крепко, что чувствует шевеление мышц под пальцами, и мнет, наблюдая, как у Дена от удовольствия тяжелеют веки и приоткрываются губы. Это тоже запрещенный прием, и Мира им пользуется так же бессовестно, как Мага пользуется своими умоляющими стонами и жалобными взглядами. — Не съезжай… Ох… С темы, — довольно вздыхая, хрипит Денис. Глаза у него слипаются окончательно, и он приваливается к грудью к груди, не в силах удерживать равновесие самостоятельно. — Мира. — М? — Пошли на свидание? — Че? Мира замирает весь — даже дыхание застывает, и комок уже проглоченного воздуха жжет легкие изнутри, пока пальцы вспоминают, как шевелиться. Денис на него не смотрит — не может, потому что его голову Мира вжимает себе в шею, лишь бы не вздумал дернуться и обжечь его своими игрушечными глазами-пуговками. — Свидание, че, — бомочет Ден, наглаживая Мире спину обеими руками. — Ты и я, без Маги. — Это я понял. А, типа, нахуя? Ден вздыхает и все-таки отстраняется, преодолевая сопротивление давящей на шею руки. Когда контакт кожи с кожей пропадает, Мира неожиданно чувствует холод и пустоту — не только на теле, — но Ден смотрит в глаза, и Мира не успевает познакомиться с этим новым чувством. Горячие губы оставляют крохотный ожог под челюстью, и Ден спрашивает, улыбаясь: — А почему нет? Мира не находит аргументов, чтобы возразить.***
И в итоге каким-то образом соглашается взять Дена с собой в Варшаву. Это максимально глупый поступок, потому что, оказывается, когда рядом нет Маги и его липких взглядов, а есть только Денис, растрепанный и неуклюжий, кутающийся в плюшевую кофту не по размеру и смеющийся над польскими словами, ненавидеть его получается плохо. Мира честно пытается, но, разглядывая утром подушку, на которой находит такой же кудрявый волос, как и тот, что однажды свел его с ума в Белграде, понимает: то, что он чувствует, на ненависть похоже в последнюю очередь. В спальне он один: Ден в душе, откисает после того, как устроил им доброе утро своим мелким пиздлявым ртом, а Мира просто сидит и курит прямо в кровати, пытаясь убедить себя, что это ничего не значит. Что наблюдал за спящим Деном сегодня на рассвете потому, что просто не мог уснуть, что приглаживал его растрепанные брови только для того, чтобы Ден не выглядел, как свинота. Что стонал под его губами, как полоумный, только потому что думал о Маге. Но правда в том, что Мира не думал. Ни о Маге, ни об этих отношениях, ни о чем-то другом: Денис ласкал его ртом, а у Миры в голове билась всего одна беспомощная мысль: ещё, ещё, ещё. Он в ней потерялся, зациклился, и на каком-то очередном витке этой странной спирали выдохнул: — Возьми меня. Ден взял, не задавая вопросов, и пока жесткие пружинки его волос вздрагивали, отражая солнечный свет и сверкая, как кудри маленького Иисуса на картинах да Винчи, Мира медленно умирал, сжимая ногами его шею и пальцами впиваясь ему в запястья до боли, красных пятен и синих лунок от ногтей. Под Мирой разламывалась земля, рушился мост, по которому он шел, обваливались стены, которые он вокруг себя построил. Из него вместе со стонами рвался плач, и в тот момент, когда он открыл рот, чтобы сказать Дену, как сильно он его ненавидит, язык его предал, и Мира смог выдохнуть только уязвимое и растерянное: — Люблю тебя. Сам не понял, что сказал, пока Ден не посмотрел на него одним из тех взглядов, что положены только Маге, пока не брякнул в ответ какой-то бред в духе «ну ещё бы», пока не слил Мире в зад, будто бы ему разрешали. Пока не поцеловал в сопротивляющийся рот, пока не ушел, оставив Миру разбираться с новой проблемой. И вот теперь Мира просто курит третью подряд, просто накручивает на палец золотую пружинку, просто понятия не имеет, что делать. Ден возвращается из душа, падает сзади, обнимает со спины и голову просовывает Мире под рукой, как ребенок или кот, которому срочно нужно выдать порцию ласки. — Ты че в кровати куришь? — Тебя ебет? — Все-таки не подменили, — хрипит Ден, а потом хватает с постели телефон Миры, разворачивает к нему экраном и, разблокировав, как ни в чем ни бывало начинает выбирать еду. — Че будешь? Я блинчиков хочу и… О, Мага пишет. Мира вырывает телефон из его рук раньше, чем понимает, как это выглядит со стороны. Его вдруг бросает в жар, сердце начинает колотиться, как ненормальное, и Мира делает новую затяжку дрожащей рукой, роняя пепел прямо на кровать. Ден с интересом заглядывает ему в лицо снизу вверх, а потом просто кладет голову на бедро, одной рукой поглаживая бледный живот. Читать сообщение страшно, но Мира кое-как заставляет себя смахнуть шторку уведомлений и открыть диалог. Там фото из постели, милое и заспанное, такое нежное, что дышать становится тяжело, и сообщение: «Ещё не убили друг друга?» Мира смотрит на Дена, пакостно щиплющего его за чувствительную кожу на бедре, и думает, что к убийству должен быть близок, как никогда, но ему не хочется. Не хочется ни послать Дена нахер, ни вломить ему затрещину, ни выставить за дверь — хочется только схватиться за его волосы и ткнуть лицом в собственный живот, и чтобы Мага был рядом и видел это. «Нет, — набирает Мира в ответ. — Но ещё не вечер». А к вечеру окончательно понимает: он пиздец как намудрил с ингредиентами и на выходе получил не целительный эликсир, продлевающий жизнь, а гребаную Амортенцию, и пахнет она кремом для лица, солнцем в волосах и чужой футболкой. К вечеру Мира понимает, что наконец-то может дышать.