Монки Ди Луффи минул шестнадцатый год, когда он получил последнюю, положенную ему по возрасту, путёвку в летний лагерь. Отцу каждый год выдавали их на работе, поэтому летом парень проводил месяц не дома. Это устраивало и его, и родителей, поэтому никто особо не жаловался.
Осознавать, что эта поездка в лагерь была для него последней, было немного грустно, поскольку это не сулило в себе ничего, кроме приближающейся взрослой жизни, в которой нет места песням у костра, пляжному волейболу и еде перед сном. Вот и сейчас, собирая небольшую спортивную сумку, в которую, в общем-то, умещались почти все его вещи, Луффи ожидал насладиться своей последней сменой в лагере по-настоящему.
Практически все его друзья в этот момент были заняты подготовкой к экзаменам, поэтому, приехав в лагерь, Монки обнаружил весьма малое количество знакомых лиц. Однако одним из такого небольшого числа оказался Ророноа Зоро, с которым они лично были не знакомы, но пересекались порой на школьных мероприятиях.
Насколько было известно Луффи, Зоро состоял в школьном клубе по фехтованию и чаще всего был задействован на фестивалях, проводимых школой, а после организации нескольких успешных выступлений был приглашён в школьный совет по части спортивных мероприятий. Он, конечно, по какой-то причине отказался, но его всё равно вписали.
Отдыхающие в лагере распределялись по отрядам исходя из их возраста, а затем делились на подотряды уже внутри своей возрастной группы, чтобы не устраивать соревнования между совсем маленькими детьми и взрослыми подростками шестнадцати-семнадцати лет.
Лагерь предполагал большую физическую активность — отряды из тех, кто был постарше, регулярно уходили в походы по местности, в которых они нередко поднимались на какие-то холмы, а порой и исследовали небольшие пещеры поблизости. Это место считалось идеальным для расположения лагеря — природа была совсем рядом, и не нужно было тратить много времени на дорогу, чтобы притронуться к дикой, нетронутой рукой человека её части.
Поэтому, в течение смены, ребята ходили в поход, купались в море на диком пляже, находящемся в двадцати минутах ходьбы от территории лагеря, загорали и наслаждались отдыхом. Приближался конец смены, и Луффи, будучи общительным человеком по натуре, уже был знаком, по крайней мере, с половиной отдыхающих. Имена он, конечно, не всегда запоминал, но это и не нужно было — в лагере никто об этом не заморачивался.
С Ророноа они пересекались за всё время пару раз, и в эти разы практически не разговаривали — он был молчаливым, и явно не изъявлял желания напрашиваться в друзья, и Монки не предлагал — в нужный момент он мог понять, что стоит остановиться.
Под конец смены вожатые, которые были не сильно старше старшеклассников, совсем ослабили контроль, особенно за ночную часть лагерного отдыха, и ребята часто собирались у кого-то в комнате, чтобы сыграть в карты. Луффи, хотя карты и не слишком любил — у него, отчего-то, редко получалось выигрывать — бывал на каждой такой встрече. Даже если ты был не мастак играть в различные карточные игры, всегда можно было просто сидеть и общаться со всеми до поздней ночи, выслушивать чьи-то откровения по поводу неразделённой любви, или возникшие между незнакомыми людьми трения.
В очередной раз, передав по всему лагерю предложение сыграть в карты ночью, ребята собрались в назначенном месте после отбоя. Народ подходил постепенно, не вызывая лишних подозрений, чтобы не попасться. Конечно, многие вожатые закрывали глаза на их встречи, но лучше было не наглеть. Поэтому подростки, собравшись в тёмной комнате, которую освещала только пара-тройка фонариков на телефонах, переговаривались исключительно шёпотом, пока раздавали карты.
Луффи, подошедший слегка позже, чем планировал, не сразу разглядел в дальнем углу комнаты Зоро, с которым пересекался-то от силы пару раз за всю смену. Ещё больше он удивился, когда понял, что он, в общем-то, живёт в той самой комнате, в которой сейчас проводилась сходка. Не посчитав нужным подходить и здороваться, Монки кивнул знакомому, который отозвался, слегка приподняв руку в темноте.
Игра шла как обычно — Луффи звёзд с неба не хватал, и не остался в «дураках» от силы пару раз. Впрочем, его это более чем устраивало — не полностью продувал, и хватит с него. Тем не менее, во время игры он то и дело искал взглядом Ророноа — уж очень ему хотелось посмотреть, чем там занимается парень, что не играет с ними. Зоро же в этот момент болтал с парой своих приятелей. Даже стараясь соблюдать тишину, Монки не мог расслышать, о чём шёл разговор, но отчего-то ему было ревностно, что сам он так и не удостоился того, чтобы завести хотя бы непринуждённую беседу с этим парнем.
Определённо, Ророноа его интересовал — хотя бы просто тем, что Луффи мало о нём знал, не считая сведений, которые были известны на общедоступном уровне. Ему хотелось пообщаться поближе, но он не знал, как себя преподнести — этим и ломал голову юноша, не особо следя за картами.
В конце концов, Зоро, встав с кровати, решил присоединиться к игре. Тогда-то и началось самое интересное. Люди, до этого не раз обыгрывавшие Монки в игре, начали то и дело проигрывать. Разводя руки, они признавали, что Ророноа хорошо играет в карты, и они не могут с ним потягаться. На что парень лишь самодовольно усмехнулся и, как бы случайно, проронил, что, играя они на деньги, он бы сегодня ушел с приличным выигрышем.
Луффи не мог отвести от парня глаз — он никогда не играл в карты на деньги, поскольку эта игра и так считалась азартной, денежные ставки делали её ещё более незаконной. По крайней мере, для подросткового лагеря. Однако Зоро, казалось, было наплевать на то, что о нём подумают другие — он вновь и вновь выигрывал, с усмешкой наблюдая за тем, как оппонентам становится всё сложнее и сложнее держать себя в руках. Наконец, в игре остался только он и Монки — тот остался единственным, кто не сдавался, пытаясь победить парня. «Даже если ему дьявольски везёт, один раз он проиграет» — так рассуждал Луффи.
И оказался прав. Спустя ещё несколько попыток, он, хотя и с большим трудом, но выиграл свою заветную одну партию. Шумно выдохнув, как будто до этого он бежал дистанцию в пять километров, Монки отложил колоду в сторону. Ророноа, в знак перемирия, протянул ему руку, и парень пожал её, принимая предложение.
Он впервые был по-настоящему удовлетворён за всё время, что играл в карты в лагере. Зоро стал ему интересен ещё больше, чем до этого. Теперь Луффи отчаянно желал общения, поэтому даже не старался скрыть это, когда подсел поближе к Ророноа и его друзьям, чтобы послушать, о чём будет их разговор. Парень, странно на него покосившись, продолжил обсуждение, по всей видимости, предыдущей темы.
Уже через пару минут Монки понял, что ловить тут было нечего — они обсуждали дела клуба фехтования. Не сказать, что это стало для него неожиданностью, но он явно ожидал чего-то более стоящего. К тому же, ему всегда казалось, что парень занимается чисто для себя, а вести клуб — это, мягко говоря, не его головная боль.
Однако, как только Луффи успел заскучать, за дверью послышались шаги. Они были в разы громче шагов тех, кто пришёл на так называемую закрытую вечеринку, вследствие чего ребята определили совершенно точно — это был кто-то из вожатых. Подростки замельтешили, пытаясь скрыть следы карточных игр, открытые пачки со снеками и прочие доказательства того, что они провели немало времени, развлекаясь, вместо того, чтобы спать.
Раздался громкий, предупреждающий стук в дверь — и Монки, сидя на полу, нервно обернулся, пытаясь придумать, куда бы деть себя из этой комнаты ежесекундно. Долго раздумывать ему, однако, не пришлось — Зоро, успевший переместиться на свою кровать, дёрнул его за плечо, и, наклонившись впритык, прошептал на самое ухо: «Лезь сюда, и веди себя тихо», поле чего парень забрался под одеяло, прижавшись вплотную к Ророноа. В нос тут же ударил терпкий парфюм — надо сказать, пахло от него более чем приятно.
Они затаились. Дверь распахнулась, и полчища мальчишек были залиты ярким светом фонарика. Только Луффи, спрятавшись под одеялом, лежал, не двигаясь, чтобы его не обнаружили. Он знал, чем это может закончиться — отберут телефон, и после явного прокола будет пристальное внимание к твоей личности, а это не сулило ничего хорошего. Именно поэтому сейчас он молился всем богам, чтобы его не заметили.
Вожатый, оглядев комнату после того, как её покинула большая часть подростков, пригрозил, что если увидит ещё хоть кого-то в коридоре, то лично расскажет обо всём директору лагеря, вышел за дверь. Монки до сих пор не двигался. Он лежал, обдаваемый жаром чужого тела, и не знал, что ему теперь делать. С одной стороны, надо было бы отсюда уходить, но, с другой — как это сделать, когда это означало рискнуть в полной мере своей свободой и честным именем?
— Что теперь делать будем? — услышал он еле слышный шёпот Ророноа.
— Не знаю… я не могу выйти, иначе меня точно поймают, — ответил Луффи, — что я могу сделать, чтобы ты меня не выгонял?
В ответ послышался едва слышимый смешок. Казалось, Зоро эта ситуация не столько напрягала, сколько веселила:
— Да ничего. Я всё понимаю. Конечно, оставайся. Только, всё в пределах разумного. Не слишком ворочайся и не храпи. Выйдешь рано утром, пока все ещё будут спать.
— Спасибо, — прошептал Монки, — а, можно, я хотя бы голову из-под одеяла высуну, иначе я тут задохнусь?
— Окей.
Повернувшись друг к другу спинами, больше они ничего друг другу не говорили. Однако Луффи не мог избавиться от странного чувства, которое заставляло его сердце биться чаще и громче. В этот момент он лишь боялся, что Ророноа это услышит, и не так его поймёт. Хотя, впрочем, доля правды здесь была — он ему и правда нравился, только вот Монки не хотел, чтобы об этом знала хоть одна живая душа. Ему хватило издевательств в средней школе, когда он впервые кому-то рассказал, что у него «другие» взгляды на любовь. Ничего из сказанного парню его не задевало, но создавало лишние неприятности ему, либо его семье, поэтому Луффи предпочитал держать свои предпочтения в тайне ото всех.
Так, снедаемый тревожными мыслями о том, что Зоро может узнать, что не следует, Монки уснул только через некоторое время, занявшее около часа.
***
Когда за открытым окном запели птицы, Ророноа начал просыпаться. Несмотря на несильный холодок, исходящий от окна ввиду раннего времени, он словно был охвачен жаром. Вероятно, сказалось то, что парень уснул с натянутым по уши одеялом — он сам не помнил, почему так вышло. И только когда заныла левая рука, Зоро, и заметил, что он оказался в слегка щепетильном положении.
Прямо рядом с ним спал парень, с которым он вчера до последнего играл в карты — кажется, его звали Луффи. В крайний раз Ророноа поддался ему в игре, чтобы это, наконец, закончилось, но окружающим знать об этом было необязательно. Пусть радуются, что хоть кто-то смог его победить. Пусть даже такой болван, как этот Луффи. Нет, на самом деле, Зоро он не был неприятен. Увидев его впервые, Ророноа даже отметил для себя, что он был необычайно мил и обаятелен для парня. Но в карты он, и правда, был не лучший игрок, чего уж скрывать очевидное.
Однако в данный момент проблема обстояла следующим образом: паренёк крепко спал, и, слава всем богам, не видел и не знал, что в настоящий момент подушкой ему служила чужая рука, которая неслабо так затекла от такого положения. В это же время он прижимался к чужой груди, от чего Зоро чувствовал на коже чужое дыхание. И, что самое страшное, Ророноа не знал, как выйти из этого положения — они лежали, тесно прижавшись друг к другу, и его свободная рука по-собственнически расположилась на чужой спине.
Стоило парню только двинуть рукой, как Луффи бы проснулся — в этом он, почему-то, был уверен. Оставалось только убрать вторую руку и ждать, что ситуация прояснится как-нибудь без его участия. Быть может, когда парень проснется, он сам решит незаметно ускользнуть, полагая, что Зоро тоже спит. Тогда парень закрыл глаза и притворился спящим, ожидая, когда проснется его «сосед». Теперь, осознавая своё положение, заснуть он точно не мог, но пытался хотя бы успокоить участившийся пульс.
Тем временем Монки, ровно вздыхая и выдыхая, вёл в своей голове изнурительную борьбу с самим собой — он-то проснулся еще с полчаса назад, но ждал реакции Ророноа, как незаинтересованной стороны. Однако, явно почувствовав, что парень проснулся, но ничего не сделал, Луффи зашёл в тупик в своих рассуждениях — что ему теперь делать? Что сказать? Как вообще так получилось, что засыпали они спинами друг к другу, а проснулись в обнимку? И придумывать нужно было срочно — скоро должны были проснуться остальные.
Слегка отодвинувшись от чужой груди, Луффи решился открыть глаза. Стоило ему поднять взгляд чуть выше чужих ключиц, как он встретился глазами с Ророноа. Прошла как минимум минута, что они смотрели друг на друга, не шевелясь — каждый пытался придумать достойное оправдание, в которое бы поверил второй. В конце концов, Луффи сдался:
— Слушай, я понимаю, как это выглядит… но, прошу тебя, не рассказывай об этом никому, я и так натерпелся за всю среднюю школу. — прошептал парень, опуская глаза.
— Ты о чём? — послышалось в ответ, и в этот раз Монки вопросительно уставился на собеседника. Зоро продолжил. — Это я виноват, что так получилось. Не подумай ничего на свой счёт, просто, я не знаю, во сне я не мог это контролировать.
Даже в полутьме комнаты Луффи заметил, как шея парня покрывается красными пятнами, вызванными волнением.
— Хорошо, тогда, получается, мы оба не виноваты. — шепнул юноша и широко улыбнулся. — Я пойду?
В ответ он получил кивок, и, помахав рукой на прощание, вышел из комнаты.
Хотя Луффи и казалось, что произошедшее навсегда разорвёт их общение, но этого не случилось — наоборот, теперь казалось, что Зоро проявлял к нему интерес больший, чем до их «ночёвки». Связано это было с тем, что только в середине дня до него дошло, о чём именно Монки просил не рассказывать остальным.
***
Что же, до конца смены оставалось всего ничего, и Ророноа твёрдо решил, что друзьями он с этим парнем не останется — обязательно достанет его, и, чего бы это ни стоило, сделает его своим.
