По-настоящему

Собираясь проводить генеральную уборку в своей однушке, Дима опирался на две вещи: завтра выходной и плитка на кухне уже превратилась в чернильницу. Но так как справедливость и правосудие никогда не дремлет, выходные Дубин игнорировал. А без первого не бывает второго, поэтому уборка часто откладывалась в далекий темный чулан. Но всему приходит конец, и вот, он один на один со всем своим бардаком. Хольт захаживал недавно... ну, как захаживал. Дима всегда думал, что тот пролетал мимо. Оттого после его визита всегда остается тонкий шлейф от роз, пионов и шуршащие лепестки на полу. Кажется, в местных цветочных магазинах к Августу уже обращаются на «ты» и кланяются, спрашивают, как поживает батюшка. А он кланяется аристократично в ответ, отвечает лаконично и забирает очередной букет. Вчера альстрёмерии, сегодня ромашки, завтра гладиолусы притаранит, всучит бедному лейтенанту и уползает в свои хоромы. А Диме стой, как дураку, и оправдывайся перед Громом за очередной "веник" на рабочем столе. И так происходило символически каждый день на протяжении почти полугода. Как только Хольт стал хоть немного ввязываться в дела полиции, он стал частым гостем Димы. По делу или просто, от балды, делать ему, видите ли, нечего. Первое время Дубин смеялся, закатывал глаза, а потом будто сам стал хотеть, чтобы Август подошел, поздоровался вычурно, может, возле балкона в отделении к плечу прижмется ненавязчиво, а после уйдет, оставив Диме призрачную надежду с легким дрожащим придыханием. В один день Хольт взял манеру таскать цветы. А произошло это из-за простой шутки. Кто-то из отдела шепнул: «Клеится к Димке, скоро букеты носить начнет». А Август не гнушался подобным. Он намотал на ус, которых у него в помине не было, и на следующий день ровно в восемь утра водрузил на стол лейтенанта шикарный букет, собранный из гортензии, гипсофила и роскошных роз. Тогда Дима, нервно поправляя очки, скромно спросил: — Во сколько? Август смутился, но вида не подал, а наоборот, изворачиваясь, выдал: — Давай в восемь заеду за тобой. — Да нет! — обрубил Дубин, Хольт мгновенно разочаровался, — Во сколько тебе букет встал? Тот произвел математические вычисления в своей голове и выдал приблизительно: — Где-то не больше семи... А что? Только не говори про взятку, я в курсе. — Чего принес тогда, раз в курсе? — с доброй улыбкой спросил Дима и оперся руками о стол. В отделении было еще пусто, тихо, и их голоса растворялись в стенах со старинной лепниной. Хольт приложил всю свою фантазию, чтобы вымолвить одно, и то нелепо: — Так это я не лейтенанту Дмитрию Дубину, а... Диме. Плюс у вас рабочий день с девяти. — Правосудие никогда не дремлет, ты же знаешь, тем более... — Дима дотянулся до ручки на другой стороне стола, которую Август невинно катал пальцами, — Лейтенант Дубин и Дима, как ты говоришь, это один и тот же человек. — А ты не умничай. — едко улыбнулся Хольт и пихнул букет к юноше, — За три тысячи и меньше какой-то шлак, я не могу позволить себе такое. — О как. — удивился Дима, придвинув цветы и вдохнув без зазрения совести сладкий аромат, потрогал нежные лепестки роз и положил букет на противоположную сторону от себя. — Да! — встрепенулся Август, — Я тебе не абы кто, чтобы дешевку покупать. Раз лучшее — так лучшее. — он посмотрел на ногти и хмыкнул, — Заехать за тобой? — Я допоздна, тем более, Игорь не оценит твоего присутствия возле меня. — будто с извинением приулыбнулся Дубин, качнув плечами. Хольт скрестил руки на груди и брякнул что-то вроде: — Гром-Гром! В гробу я его видал. Если захочу, вообще тебя из офиса украду... До встречи! — сказал он напоследок, поправил пиджак и грациозно удалился прочь. Дима остался в замешательстве. С одной стороны, упорство Августа приятно удивляло, с другой — пугало. Хотя, стоит ли бояться человеку, который спит в бронежилете? Ночью привычно спать, но Дубин был занят домашними делами. Канарейка в клетке снова капризно пищит, на волю смотрит сквозь окно, а Дима почти не слышит ее за шумом тарелок и плескания воды. Теплый май позволял держать окно нараспашку. Был слышен приятный ночной звон города и шелест изумрудно-синих листьев. Вдруг, боковым зрением лейтенант заметил шевеление возле кухонного окна. Дима предупредительно огляделся по небольшой квартире, выключил воду, обтер руки полотенцем и выглянул в окно. Первый этаж был не лучшей затеей, но так заметить опасность было легче, считал Дубин. Он же взял на всякий случай разделочную доску, вооружился ей и стал прислушиваться. Шелохнулось пару раз у рамы и затихло. На свой страх и риск, подобрав все возможные исходы в голове, Дима подобрался к окну, отодвинул занавеску и увидел... маленький, совсем тоненький букетик ромашек и записку. Долго выдохнув, лейтенант отбросил доску, отворил раму и высунулся, чтобы забрать презент, но вдруг заметил справа от себя фигуру в тени, выпрямился и перевел взгляд — возле дома, прислонясь вальяжно к стене, стоял Хольт и следил за Димой с флегматичной ухмылкой. — А кто говорил про статус? А сам под окнами лазает. — подколол Дубин, оперевшись на подоконник. — Так в этом и суть. Я хочу лажу, хочу не лажу. Сам себе хозяин. — ответил Хольт самодовольно и поправил очки. Дима в свою очередь тоже, кашлянул, но, не успел он и сформулировать ответ, как Август пошел к своей машине, ничего более не оставив лейтенанту. Дубин увидел, как он отъезжает от дома, сверкая фарами и скрипя колесами, но при этом ни одного намека на то, что он вообще здесь останавливался. Словно проезжал мимо. Удивительный человек. Наконец-то вглядевшись, Дима заметил на записке только одно: «25». Но ромашки и правда были, хоть и одинокие, перемотанные тонкой ленточкой, но красивые. Для них подошел высокий стакан, в котором они украсили чистый стол на кухне, устеленный клечатой скатертью. На следующий день Дима припоздал на работу — виной тому сломанный автобус и давка в метро. Неприятная ситуация. Начальство, конечно, вошло в положение, но для приличия отчитало. А вот Гром почему-то был в неудовольствии. Дубин с опаской приблизился к столу, поставил осторожно сумку и тут же получил чем-то прохладным в лицо. Перед ним на стол свалился один розово-бежевый пион. — Че этот напряженный разгуливает и цветы раскидывает? — проворчал Игорь и почесал ручкой за ухом. Вдохновленный Дима, осматривая аккуратный цветок, не сразу сообразил ответ, но сказал: — Так он работает, почему ему здесь не быть? — Клинья к тебе подбивает свои высоковольтные? — изогнув бровь, спросил подозрительно Гром и, откинувшись на спинку стула, засмеялся: — Высокохольтные. Лейтенант засмущался внезапно, одернул себя и, заикаясь, заговорил: — Почему сразу... подбивает? Просто... — Просто! — передразнил Гром через губу, — Ты смотри, такие сначала цветочки носят, а потом... — Игорь не успел закончить. За спиной у Димы послышался знакомый акцентный тон с некоторой перчинкой в голосе. — А потом на руках носят! В моем случае, все вполне так и получится. — сказал интригующе Хольт, глядя с явным интересом на лейтенанта, уже не знающего куда себя деть, и подал ему записку, — А ты, Игорь, не завидуй. Зависть плохо сказывается на здоровье сосудов. Август быстро ушел вперед. Дима то ли с восторгом, то ли с переживанием глядел ему вслед, пока сбоку не послышался тихий голос Грома: — Кто бы говорил! — а Дубин тем временем раскрыл записку и прочитал на ней число 50. И так каждый день. Уже через неделю на кухонном столе оставалось место только для одной тарелки. Через месяц, даже при том, что первые цветы высохли, были заставлены оба подоконника. Букеты становились больше в размерах, а цифра на записке каждый день увеличивалась на 25. «25 чего?» — спрашивал сам у себя Дима. К концу второго месяца ежедневного снабжения Хольтом цветочных магазинов выручкой, у Дубина на руках был букет «1500». — Что это значит, в конце концов? — спрашивал Дима, держа в руках очередной подарок Августа. Он только улыбался, будто присматривался к прелестной картине: «юноша и хризантемы». — Это еще не конец? — одновременно с разочарованием и возмущением воскликнул Дубин, — А если бы я был аллергиком? Что бы ты делал? — Дарил бы тебе только свое внимание. — пропел Август, обнажая белые зубы, чем зацепил Диму. Лейтенант цокнул и, улыбаясь, потряс букет. — Издеваешься! — сказал он, смеясь. — Не без этого. — словно лис, ответил Хольт, провел рукой по плечу Димы и снова отцепился, давая свободу его очаровательности без лишнего присутствия. Число увеличивалось. Как только Дима не получал эти несчастные букеты — через окно, на работе, один раз даже дрон принес. Каждый раз Хольт выдумывал новый способ удивить. В летнюю непогоду или в дни чрезмерной занятости предпочитал передавать через кого-то, в свободное время приносил сам. Внимание вызывало у Дубина двоякое чувство. Впрочем, как и всегда было с Августом. В один из последних вечеров одноименного месяца, Хольт постучался в окно. Канарейка недовольно взвизгнула, но быстро успокоилась, когда хозяин открыл окно и оперся на подоконник. Юноши долго смотрели друг на друга, пока Август с улыбкой на лице не вытащил из-за спины восхитительные акации со словами: «— Mon cher, прими букетик». Началась быстрая беседа. — Мне их ставить уже некуда! — возмущался неохотно Дима, тряся рукой. — Ну засунь куда-нибудь. — возмутился в ответ Хольт, тряся букетом. Очень живо у него это получилось. Редко можно было застать его таким настоящим. — Ты предлагаешь мне спать с ними? — продолжал Дубин, и зря, потому что Август не постеснялся выдать шуточное: — Нет, ну, можешь со мной. — не дослушав, Дима закатил глаза и демонстративно цокнул. — Давай сюда. — смирившись, согласился лейтенант, протянул руки и получил от Августа букет. На улице стояла приятная вечерняя погода, щебетали птицы, уже понемногу собирающиеся в стаи, на деревьях, лес недалеко томительно шумел и распространял запах цветущего шиповника. Дима положил букет на стол, вернулся к окну — Хольт все еще стоял, щурился на солнце, довольный до невозможности. Дубин нашелся что спросить: — Где же записка? — А все! — воскликнул Август и вытащил ее из кармана, — Последняя, три тысячи, а дальше уже взятка. — То есть, — усмехнулся житейски Дима, — ты каждый день повышал цену букета на двадцать пять рублей? И потратил на это четыре месяца жизни? — Поверь, я готов потратить на тебя не то что несколько месяцев... — Хольт подошел к окну поближе, зацепил пальцами чужую руку на подоконнике и шепотом закончил, — всю оставшуюся жизнь. Дима в смущении опустил глаза на сведенные руки, губы приоткрылись, точно выпуская что-то неслышное, а взгляд плавно уцепился к Августу, словно так и надо. Солнечный свет со всей пылью, пыльцой и сладостью своей ложился на очертания лиц и опоясывал тонкую волну между ними. — И зачем? Почему я? — с трепетом спросил Дима, перемещая дрожащий взгляд по каждому уголку лица напротив. Август же, сам не зная, дернул осторожно плечами, но оговорился таинственно, будто это самый большой секрет в его жизни: — Но одно я знаю точно: жизнь у меня короткая, я бы не решился тратить ее просто так, если бы не хотел чего-то по-настоящему. За окном давно зима. Дубин затеял уборку и нашел в шкафу шкатулку с каждой запиской. 120 номерков, выведенных аристократически ровным почерком. На последней он приподнялся и посмотрел в сторону. Августу, по его словам, было лень вызвать машину до дома, поэтому он остался спать при всем своем статусе в маленькой квартирке на окраине. И Дима знал, что он не стал бы делать этого, если бы не хотел по-настоящему.