Падение Гондолина

      Немая сцена. Идриль смотрит на Келебримбора, отвечающего ей тем же. Палуба непривычно качается, лёгкий ветерок гонит два сцеплённых корабля примерно в сторону Гондолина.       Первой срывается девушка. Она влетает в нолдо и сжимает его в объятиях. Но Ломиону это не совсем интересно. Его взгляд притягивает неподвижное тело отца. Хотя отцом Эол уже не воспринимается. Просто почти чужой эльф, с которым любые попытки сблизиться были обречены на провал. Он приложил пальцы к его шее. Жив. К несчастью. И что с ним теперь делать? У Маэглина рука не поднимется на другого эльфа, особенно пока он без сознания, да и убивать родную кровь… Нельзя.       — Что будем делать с Эолом?       — Оставим здесь. Не убивать же его! — на самом деле, ему показалось, что Келебримбор мог бы и убить. На руках всех членов Первого Дома была кровь эльфов, и им было уже без разницы больше её или меньше, он прекрасно помнил обмолвки дяди и Глорфинделя.       Погода начинала портиться. На небо наползли тучи, ветер стал сильнее и резче. Оба парня перетаскивали трупы на «Чайку», пока Итариллэ готовила каравеллу пердусмотрительно связанного Эола к дальнейшему пути. До Гондолина было не так далеко, но им предстояло пересечь штормовой пояс, а втроём делать это очень рискованно. Почти невозможно. К тому же, пусть для управления каравеллой требовалось меньше матросов, чем для шлюпа, однако трёх несовершеннолетних эльдар, одна из которых — девушка, слишком мало.       Вот только иного выхода у них нет, как и выбора. Вернее он есть, но один из исходов их не устраивает. Либо бездействие, которое приведёт к смерти, либо отчаянная попытка вернуться, где вероятность выживания очень низкая. Зато она есть.       К тому моменту, когда они закончили подготовку, стемнело, на небе зажглись звёзды. Расцепить корабли, предварительно заблокировав штурвал и развязав Эола, отплыть на довольно большое расстояние и… Первым стрелу с огнём запустил Келебримбор, а вторую — Ломион. Формально — убийство они так и не совершили, даже дали Тёмному Эльфу шанс. Мизерный. Эол наверняка воспользуется им. Выживет. И начнёт охоту на собственного сына, чтобы убить его со всей возможной жестокостью.       Первый час им удавалось справляться с управлением, направить каравеллу по нужному курсу, несмотря на всё больше ухудшающуюся погоду. А потом они вошли в зону штормов. Маэглин знал, что есть своеобразные тайные тропы, течения, которые могли пронести их до самого острова за считанные часы, однако найти их им не удалось.       Огромные волны, чёрные, страшные, стремящиеся утянуть на глубину, шквалистый ветер, вынудивший их убрать паруса, и свинзовые тучи, закрышие звёздное небо. Они оказались почти в кромешной тьме. Единственный источник света — тусклый фонарь, пришлось погасить, чтобы избежать возможного пожара.       Первые капли упали на палубу тяжело, так, как будто забивали крышку гроба. Ломион ещё подумал, что всё, возможно, не так плохо.       Дальше думать было некогда. Итариллэ чуть не смыло обрушившейся на палубу волной, а в его глазах мир превратился в смесь белых вспышек, грохота, стоящего в ушах, соли на языке, боли во всём теле и насквозь промокшей одежды. Ориентироваться было невозможно, уследить за всем — тоже. Поэтому они слишком поздно заметили нависшую над ними волну невероятных размеров. Побелевший Келебримбор успел прошептать что-то вроде «О Улмо…», прежде чем их закружило, тряхнуло… Он краем глаза заметил фигуру, поднимающуюся из волн… Мир померк.       Маэглин очнулся на белоснежном песке, который был абсолютно везде. Даже во рту и штанах. Голова была странно тяжёлой, мир покачивался и двоился. Корабли, находящиеся неподалёку от берега, он посчитал миражом. Море было до омерзения светлое и спокойное. Эльф встал, покачиваясь, и сделал несколько шагов к воде, до того как споткнулся о нечто золотого цвета, присыпанное песком. При внимательном рассмотрении (что было очень трудно — сфокусировать взгляд оказалось практически невыполнимой задачей) это нечто превратилось в Итариллэ.       — Маэглин? Ты уже очнулся? Я не смог найти дочь Турукано… — Келебримбор неслышно подошёл со спины. — А, вот она…       — Что произошло?       — Сам не знаю. Смутно помню великана, состоящего из воды.       — И ты тоже? — прохрипел Ломион. Горло саднило, однако сейчас стоило узнать всё возможное.       — Значит, не галлюцинация и не безумие. С ума поодиночке сходят, — пояснил нолдо. — Хотя к моим дядям это не относится, но они — исключение, ведомое Клятвой.       — Что за клятва?       Келебримбор нахмурился.       — Не лезь в это дело. Целее будешь. Кем мог быть тот великан?       — Морской Бог, — подала голос Идриль, садясь и вытряхивая песок из волос. — Удачно ты его вспомнил, Тьелпэ. Он благоволит нашему народу, он показал отцу пути до Гондолина… И закрыл его от всего мира. Меня сейчас интересует другое: где мы находимся?       Нолдо назвал координаты, услышав которые, Маэглин и обрадовался, и насторожился. Они чудом попали на Гондолин, в самую его защищённую часть — тайную гавань. И это было бы неплохо, если бы ему удалось увидеть в небе дым. Однако небо было девственно чистым. И сам остров как будто замер в одном мгновении, затих и умер. Ни пения птиц, ни стрекотания насекомых — ничего.       Он повернулся к морю. Корабли были странными, полностью снаряженными и готовыми к отплытию. Такие, словно нолдор готовились покинуть остров, но не успели.       — Где-то здесь должны быть тайные ходы, ведущие в город.       Они разделились, и удача вскоре улыбнулась им: Итариллэ обнаружила один из ходов.       Первым шёл Ломион, под землёй чувствовавший себя как дома, за ним — сестра, цепочку замыкал напряжённый Келебримбор. Шаги в темноте. А из головы не шла картина шторма, чуть их не погубившего. Или, наоборот, спасшего? Ответ неизвестен. Самое неприятное — интуиция кричала, что это было спасением от чего-то, более опасного, чем шторм.       В ноздри ударил знакомый сладкий запах разложения. Маэглин выбрался на поверхность и рухнул там же, где стоял. Недостроенный дворец был разрушен и превратился в кладбище, как и весь город. Трупы были настолько обезображены, что ему не удалось отличить мужчину от женщины. Оторванные руки, ноги, головы, некоторые — обуглены. И мертвецкая тишина.       Смех был надрывным, неживым, сразу же превратился в отчаянный вой. Мертвы! Все мертвы! Его дом разрушен!       Он уже ни на что не обращал внимание, отдаваясь своему горю, погружаясь в безумие. Ах, если бы это был просто очередной кошмар!.. Мир корёжился, ломался и рассыпался на кусочки. Несущие стены сознания рухнули с оглушающим грохотом.       Острое лезвие приятно холодило шею, Ломион приготовился надавить и закончить кошмар…       План нарушил эльф с золотыми косами, выдернувший нож у него из рук и профессионально замотавший в синий плащ. Он пытался вырваться, кричал, срывая голос… Удар по затылку принёс долгожданное спокойствие.       Келебримбор мрачно смотрел на двух потрепанных эльдар, с трудом успокоивших Маэглина и Итариллэ. С последней всё было несколько проще, она просто застыла и не двигалась, а вот полусинда… Его передёрнуло от не самых приятных воспоминаний. Дядя Тьелькормо вёл себя точно так же, узнав, что Майтимо попал в плен. Тьелпэ тогда был ещё ребёнком, но именно сцена, в которой четверо дядей и отец не могли усмирить своего брата, оставила неизгладимый след в детском сознании.       — Турукано и Ириссе нет среди мертвецов. Возможно, они живы, но в плену. Как тебя звать? — обратился к нему темноволосый эльда.       — Тьелперинквар Куруфинвион.       В груди разгорается ненависть и желание во чтобы то ни стало отомстить тому, кто приказал его похитить и вырезать Гондолин. Ему прекрасно известно имя.       — Моринготто, — цедит Келебримбор сквозь зубы и на мгновение задумывается о Морском Боге. Улмо. Почему же он не защитил этот остров? Почему?..