Только с ним спокойно.

Август сам не заметил, как оказался в руках матушки-влюблённости. Хольт только со второго раза смог выговорить имя, а уже хотел знать, что Дима любит и чем увлекается. Дубин зацепил и не ясно, чем именно. Может, своей остроумностью, может, находчивостью. А может, своей простой душой. При призентации дрона, Дима смотрел на него, почти не отрываясь, пока его коллеги подшучивали. "Влюбился что-ли, Димка наш, в павлина-то.". А Дима лишь вздохнул и пробубнил что-то вроде. "С чего влюбился-то сразу.". И этим же вечером заявился к нему в отель, с просьбой быть его моделью. Для рисунка. Хольт почти накрутил себе, что все русские настолько прямолинейные, пока Отто не сказал, что Дима один из сотни таких. И Август разрешил. Не пожалел об этом ни разу. Удивительно, но они смогли найти темы для разговоров, пока Дима создавал настоящий шедевр. Его рисунок до сих пор висит в комнате на стене в рамке. Для Хольта самой любимой стала тема исскуства. Дима с радостью отзывался на любые вопросы о музеях в их стране, памятниках. Что не спроси, так выдаёт слаженный, чётко сказанный текст. И его приятно слушать. Не то, что читать какую-нибудь википедию. Дима скажет понятно, объяснит по другому, если нужно. Всё же, русский у него не настолько хороший, чтобы понимать концепцию некоторых выражений. А Дима помогал понимать. Хольт моргнуть не успел, как уже передал один букет цветов через слугу. Подвёз до дома раз, потом два, затем уже сам стал забирать. Стал водить по дорогим ресторанам, дарил дорогие подарки. Весь отдел видел новые часы Димы от дорогущей фирмы. Но было ещё приятнее, когда Дима стал откликаться на его ухаживания. Проявлял инициативу, водил в свои любимые забегаловки, стал приходить к Хольту сам и звать к себе. Показал ему даже прекрасное место на крыше. Кажется, вот он Август ван дер Хольт, владелец большой компании, а теперь он влюбившийся Хольт, с радостью пришедший на какую-то дряхлую крышу, в тихом районе, если не мёртвом. Но улыбающийся и целующий того, кого полюбил своим холодным сердца, что сейчас растаяло. Он и правда научился жить днём, но это не значит, что интересно и так, как ему бы было по настоящему приятно. Да, он может купить всё, что угодно, даже не смотря на ценник. Но всё время чего-то не хватало. Что-то пустовало в сердце и сейчас Август понял, чего не хватало ему, чтобы по настоящему жить днём. Не хватало этого лучика, русского лейтенанта, под именем Дубин Дмитрий. Искал так долго и уже сдался, а тут Дима сам оказался рядом с ним, смотря своими добрыми глазами. И это ему не кажется, не снится. Всё наяву и от этого сердце бьётся быстрее. И сейчас, то тоже бьётся прямо в ушах. Но слегка от гнева, уходящего на последний план. Сейчас он лежит на коленях Димы, уже опустив маску для дыхания. Она не нужна, когда рядом Дима. Особенно, когда Хольт лежит на коленях Дубина и его медленно гладят по голове, приглаживая чуть вставшие от тока, волосы. Сейчас, он не думает о проблемах. Рядом Дима, а значит спокойно, значит, проблемы сами выплывут из головы до того момента, пока Август на трезвую голову не возьмётся за них. А сейчас, разгромив их, собственную спальню, он не может думать о проблемах. Только не сейчас, когда Дима сначала массирует его голову, а потом плечи, покалывающе-приятно проводя рядом с протезом, получая ели чувствуемый укол тока. В извинения, руку Димы берут и нежно целуют. Дыхание от такого смущяющего, для Димы, действия сбивается. Щёки алеют сильнее, на что Дубин получает приятный для слуха смех. Хольт отпускает исцелованную руку и, даже будучи на коленях, и бережно берёт ладонями лицо Димы, что смущённо отводит взгляд, на что получает порцию нового смеха. Август целует его по всему лицу, чуть приподнимясь, чтобы не тянуть лицо возлюбленного и не заставлять нагибаться сильнее. — Ik hou van je. — Шепчат Диме почти в губы, чувствуя своими дыхание Августа. — Я тоже, даже не представляешь как, Август. — И сам, растянув губы в улыбке, целует Хольта, зажмуриваясь от удовольствия. Они оба научились жить настоящим днём.