Возьми искру

Тихон выглядит как машина — и целуется тоже как машина. Жестко с непривычки, потому что боязно от такого себя, резкого и стремительного, потому что хочется впиться пальцами в мягкие бока, уронить на холодный мокрый кафель, нависнуть сверху и давить, давить, давить. «Не убежишь теперь от меня», — мелькает в голове случайная мысль, а потом не остается и ее. Сергей тянется к нему первым, касается пальцами четко очерченного пресса, в глазах его смешливые искры — и огонь. Чертов огонь, такой тяжелый и горячий, такой податливый и свободный, такой искренний и честный… — Бля, — Тихон не уверен, сказал ли он это вслух или сумел удержать себя в руках, сохранил напоследок хотя бы толику разума. — Ага, — Сергей кивает. По нему и не скажешь, что быть зажатым на полу не очень-то удобно. Тихон смеется. Конечно, какой здесь к черту может быть разум, когда под ним лежит сам Сергей Горошко — вот он, во плоти, его сияющая космическая звезда, — а вокруг их разгоряченных тел расплывается лужа натекшей из сауны воды. Сергей тяжело и рвано дышит. Тихон, наверное, выглядит еще хуже: взлохмаченный, в одном полотенце, которое вот-вот свалится с бедер, с огнем в глазах и пальцами, что не могут остановиться и перестать касаться Сергея везде и всюду. Сергей улыбается ему. «Ну, боец, давай», — говорят его глаза. Тихон выглядит как машина — и как машина же сносит всё на своем пути. Сергей знает это, не раз и не два почувствовал на себе во время съемок, поэтому томительный миг ожидания перед развязкой кажется ему не неловкостью или смущением, а прелюдией перед длинным-длинным прыжком в один конец. Тихон улыбается и, наклонившись ниже, тянется к Сергею за поцелуем.