***
После полуночи народу в клубе убавляется — субботние пары никто в этом мире не уважает, но хотя бы в первую неделю сентября студенты притворяются, что уж в этом семестре они не пропустят ни одной. Вадим выходит в курилку, проверить, никто ли больше не решил, что снимать тупые видосы с поджиганием какой-нибудь херни под песню «сентябрь горит» нужно именно в этом клубе и именно в смену Вадима, и замечает стоящего поодаль от всех дружка Рыжули. Вспоминает, что рыжего он уже пару часов как не видел, кажется, после того, как в дверях курилки с ним столкнулся, а этот вот всё ещё здесь. Стоит, дым пускает, грустный весь какой-то. Уже вообще не Ваше Золотейшество, уже просто — как там его, Алтан? — Так у тебя день рождения? И чё смурной такой? Мальчишка вздрагивает и смотрит на Вадима. Всё ещё пьяный, хотя как вообще можно напиться местными разбавленными коктейлями, Вадим не представлял. Там же трезвеешь быстрее, чем с этой очередью в бар тебе новый сделают. Алтан выдыхает дым и кивает. Говорит, что у него. День рождения. А дед заебал своими нотациями. И Юма вроде как будто поздравила, а как будто и поиздевалась. И сосед хуйню подарил, а сейчас вообще пропал куда-то. А сам Алтан напиться хотел, и вот. — И вот, — лыбится Вадик. — Напился, что дальше? — Страдаю, — многозначительно говорит Алтан. — В одиночестве. Как будто люди ещё как-то по-другому день рождения отмечают. Одиночество в толпе. И страдания. Точно, думает Вадим. Одиночество и страдания. Всю жизнь так, не только в день рождения. Но вот так одному надираться в клубе, когда тебе лет двадцать, или сколько там ему — это вообще не дело. Для этого вся жизнь ещё есть, а дни рождения всё-таки должны быть повеселее. — Мда, всё пятничное настроение убил своей кислой миной, — хмыкает Вадим. — Повеселее как-то надо в клуб приходить, ну. В день рождения тем более. Иди вон, подцепи себе какую-нибудь девчонку красивую, танцуй, развлекайся. Или парнишку. Ты в какой команде вообще? Алтан хмурится и присасывается к своей электронке. Потом как-то невпопад отвечает: — В школе в волейбол играл. А сейчас ни в какой. Вадим смотрит на него и понять не может — это его продинамили так с ответом, или что? Или если сразу прямо не сказал «я по девушкам», значит, он по парням всё-таки? По лицу Алтана вообще не понятно, пошутил он так или серьёзно. А красивое вообще-то лицо у него. Вполне в его, Вадима, вкусе. Интересно даже, как быстро его уломать получилось бы. Точно так сразу не согласится, как дружок его рыжий, но поиграть с ним будет даже забавно. Смотрит на время — до конца его смены больше двух часов. К тому времени пацан либо протрезвеет и уйдёт, либо упьётся так, что плохо будет всем, и больше Вадим его здесь не увидит. Либо кто-нибудь воспользуется его состоянием — раньше Вадима. В голову приходит идея, и Вадим хищно скалится. Кажется, настало время кое-кому возвращать долг. — Покататься хочешь? — спрашивает Вадим. Про себя шутит — на члене моём, но вслух не говорит, какой уж там. К этому золотцу явно другой подход нужен. — Можно, наверное, — с сомнением говорит Алтан. Думает. — А куда поедем? Вадим отмахивается от едва не вылетающего «к мамке твоей, знакомиться», спрашивает: — А куда хочешь? Алтан задумывается, кивает сам себе и говорит: — Туда, где тихо и никого нет, — важный такой весь и пиздец какой забавный. И снова Вадим не понимает, то ли парень настолько наивный, то ли это уже он Вадима так клеит, то ли что вообще. Как его понимать вообще. Проглатывает все моментально пришедшие на ум сомнительные шуточки, говорит: — Понял тебя, Ваше Золотейшество, тогда я сейчас схожу кое-куда, вернусь, и поедем кататься, хорошо? Жди здесь. Подождёшь? — Опять уходишь. Все вы вечно уходите, — тихо говорит Алтан. Непонятно, это да или нет. Вообще пока ничего с ним не понятно. Быстро, пока не передумал, Вадим летит обратно в клуб, около бара ловит Шурика — после полуночи на фейсконтроле он уже не стоит, следит за порядком вместе с остальными. Вадим, перекрикивая музыку, орёт ему на ухо: — Мне надо уехать по делам! Сейчас! Заменишь? Шурик кивает и орёт в ответ: — Без проблем! Я передам ребятам, что ты уехал! Что-то случилось? Вадим машет рукой — мол, неважно, ничего такого. Заглядывает в каморку для стаффа, забирает вещи — куртку, перчатки и мотошлем — и возвращается в курилку. В курилке — только группка очень шумных студентов с какими-то ужасно вонючими сигаретами. Алтана нет. — Да ты угораешь, — раздосадованно ворчит Вадим. Ну и похуй, думает. Съебал, да и хуй с ним. Пойду сам покатаюсь тогда, идите вы все нахуй. Через клуб идёт ко входу, толкает дверь наружу и на ступеньках видит Алтана. Тот поднимает голову; скучающий взгляд немного проясняется. Встаёт с видом ну сколько можно тебя ждать, отряхивается. На ногах держится крепко, даже не шатается — то ли трезвеет уже, то ли не так уж и много выпил всё-таки. — Я же сказал в курилке меня ждать, золотко. Чего бегаешь-то? — ворчит Вадим. Потом догадывается: — Воняло там, да? Алтан кивает. Говорит: — Поехали, — и Вадим снова лыбится. Жуть как любит покомандовать это золотко. Это Золотейшество. — Поехали, — повторяет за ним Вадим и протягивает Алтану мотошлем. Алтан берёт шлем в руки, рассматривает своё отражение в отполированном защитном стекле, хмурится. Медленно переводит взгляд на единственный припаркованный у входа в клуб огромный мотоцикл блядушно-красного цвета. Смотрит на Вадима с ужасом. — Испугался, цветочек? — скалится Вадим, надевая куртку. — Шлем один? — вместо ответа спрашивает Алтан и спускается к мотоциклу. — Один. Благородно уступаю его Вашему Золотейшеству. Да ты не волнуйся, если мы врежемся на такой скорости, на которой поедем, от шлема толку мало будет. Ну только чтоб опознали быстрее. — Вадим ржёт, глядя на недовольное лицо Алтана. Тот протягивает шлем и негромко говорит: — Не знаю, как его надевать. — Я помогу, — хмыкает Вадим. И помогает. О, с удовольствием помогает. Подходит ближе, убирает за спину собранные в мелкие косички волосы Алтана, намеренно проводя по шее кончиками пальцев; накрывает руки, держащие шлем, своими. Совсем маленькие ручки, по сравнению с лапами Вадима. Алтан отводит взгляд и отпускает шлем. Вадим веселится. Берёт шлем за застёжки, раздвигает их; аккуратно, слегка проворачивая, надевает шлем на Алтана. Проверяет, что шлем сидит плотно; осторожно застёгивает, оставляя между застёжкой и подбородком расстояние, чтоб шлем не душил — и снова проводит по шее Алтана. Как будто случайно. Как будто и нет. Ухмыляется, говорит: — Готово, Ваше Золотейшество. Золотейшество в шлеме кивает. Вадим перекидывает ногу через мотоцикл, заводит двигатель; машет Алтану на место позади себя, и тот неловко взбирается, стараясь к Вадиму даже не прикасаться. Вадим поворачивается, заводит руку за спину Алтана, толкает, плотно прижимая к себе сзади; недовольно ворчит: — Если не будешь за меня держаться, слетишь на дорогу, — убирает ногой подпорку мотоцикла и газует; Алтан позади вцепляется в Вадима намертво и, кажется, пищит — через шум мотора и ветер не особо понятно. Вадим смеётся, выезжает на дорогу и набирает скорость.***
К Олегу доезжают на такси; стараются друг на друга в машине даже не смотреть — ловят мимолётные улыбки, отводят взгляд; приехав, из такси почти вылетают, а потом долго целуются, пока ждут лифт, пока едут наверх, пока Олег ключи ищет и в замочную скважину попасть вслепую пытается. Скидывают обувь и верхнюю одежду, не включая свет, не прекращая целоваться, дыша через раз, смеясь и шепча какие-то глупости; падают на раскладной диван, снимают друг с друга одежду, трогают, гладят и целуются-целуются-целуются бесконечно. — Как хочешь? — шёпотом спрашивает Олег. — А ты? Я и так, и так могу, — отвечает Серёжа. — Я тоже, — хмыкает Олег, и оба смеются. — Тогда давай меня, — говорит Сергей. И так нежно, как с Олегом, у Серёжи, кажется, не было ни с кем и никогда. Чувствуя себя залюбленным с ног до головы, он растекается по груди Олега; оба рвано дышат, пытаясь привести в порядок сбитое дыхание. «Ещё минутку, — говорит себе Сергей. — Ещё минутку так полежу, потом в душ и домой. В душ… и домой…» И незаметно для себя засыпает, всё так же обнимая Олега.