От соленой воды

      Отец часто повторял дочерям, что они — дочери Моаны. Он родился и вырос на берегу, с молоком матери впитав соленую воду и хрустящий песок. И пусть мать девочек родом из сердца джунглей — вместе с кровью отца в них бежит сами воды Моаны, и они никогда не должны забывать об этом.       Джера внимала словам отца, но никогда не ощущала в себе трепета и любви к праматери людей — океану. Ее племя жило в уютной долине, и ей было привычно взбираться по стволам деревьев, раскачиваться на лианах, сбегать по отвесному склону. Выходить на границу острова, к воде, она не любила — все там было слишком открыто, слишком ярко. Джера плохо плавала, не умела управлять лодкой и имела очень смутные представления о том, какие земли лежали по ту сторону горизонта.       Она не стыдилась этого, понимая, что ее мир принадлежит джунглям, округе Семи Утесов и немного царству Джуджу.       Но за последние несколько дней Джера уже во второй раз пришла на берег. В одной руке она держала три крупных цветка гибискуса, в другой несла банджо. Рядом с ней неслышно, как дух, ступал Так. В его руках были деревянные бусы, выкрашенные в красный, и три незажженных факела.       Солнце заканчивало свой путь, чтобы утонуть в водах Моаны, а завтрашним утром вынырнуть вновь. Здесь, на берегу свободно гулял ветер, развевая плащ Така за его спиной. Волны друг за другом набрасывались на берег, разбивались в белоснежную пену и медленно отползали назад.       Джера и Так одновременно остановились, немного не дойдя до воды. Солнечные лучи еще ярко били по глазам, слепили блики на воде, и подростки непривычно щурились, всматриваясь за горизонт. От соленого воздуха свербело в носу и слегка щипало глаза.       Моана смотрела на своих детей, но шумела и окатывала их брызгами. Она знала, что они пришли не к ней.       Джера наблюдала за тем, как Так втыкает в сырой песок факелы, чтобы они стояли недалеко друг от друга, и чтобы их не уронило волнами. После этого он помешкал, прочистил горло и с нарочитой радостью объявил:       — А у меня уже получается зажигать их от рук. Вот, смотри!       Он занес ладонь над первым факелом, поводил из стороны в сторону, затем сделал плавный круг, и вдруг на тапе, обмотанной на конце факела, заиграл маленький, розоватый огонек. Он быстро превратился в настоящий огонь, разгорелся ярче, и от факела повалил дым. Так с торжествующим видом повернулся к Джере, и она выдавила из себя улыбку. Она знала, как шаману было важно научиться управлять своей волшебной силой, сколько он тренировался, чтобы призывать магию не только с помощью жезла, но и своими руками. Она знала это, гордилась им, но сейчас просто не было настроения, чтобы улыбаться.       Так с успехом повторил фокус на двух оставшихся факелах, а после этого повернулся к воде. Солнце уже зацепило одним краешком Моану. У них осталось мало времени, чтобы вернуться домой не в полной темноте.       — Нам пора, Джера, — прошептал Так.       Он не смотрел на нее, но она услышала и подошла к нему, а затем, чуть помедлив, пошла дальше. Принцесса слегка вздрогнула, когда прохладная вода лизнула ей ноги, волны разбились и окатили ее юбку брызгами. Она по колено зашла в воду, глубоко вдохнула соленый воздух, который больно заколол в носу и мелкими слезинками выступил в уголках глаз. После этого она наклонилась и осторожно опустила в воду цветы. Рукой она подтолкнула их вперед, чтобы не сразу вынесло на берег, а они успели поплавать в воде, и Моана заметит их. Выпрямившись, она перехватила банджо, положила на струны вторую руку, но глянула на инструмент и замерла.       Дерево было обработано на славу. Струны из высушенных кишок свиньи были идеально подтянуты. Только на инструменте не был выведен традиционный рисунок племени, которым они украшали все: от горшков для еды, до стен домов. Магическую спираль, похожую на раковину, но с острыми углами, Пупунуну видели вокруг себя всю жизнь — знакомый рисунок успокаивал и давал понять, что ты дома. Что люди с такой татуировкой — твоя семья.       Кико прожил всю жизнь у Пупунуну, но полностью стать родным так и не смог. У него была татуировка с узнаваемым загибом на скуле, из-за которой брошенного ребенка подобрали Пупунуну, но он обращал больше внимания на две других татуировки, сделанных на его левой руке и левом боку, под ребрами. То были рисунки плавных, круглых спиралей, с тонкими линиями. И они указывали на то, что этот человек не принадлежал Пупунуну по крови.       Шестнадцать лет его беспокоили мысли и догадки о судьбе его настоящей семьи. На чье племя указывали знаки, что он носил на коже, Кико не успел узнать.       Тринадцать дней назад Моана забрала его обратно к себе.       Джера, возможно, так и не притронулась бы к струнам банджо, оцепенев от нахлынувшей боли, но к ней подошел Так и положил ладонь на ее плечо. Он ничего не сказал, но его близость придала сил. Совсем немного успокоила. Джера прикрыла глаза, чувствуя, как сильно их щиплет от соленых брызг, и несмело провела пальцами по струнам. Звук вышел неуверенный и грубоватый, и она, быстро взяв себя в руки, крепче прижала пальцы правой руки, а левой легонько и мягко заиграла незатейливую мелодию. Кико научил ее играть прошлым летом. Смеялся, что теперь они будут выступать в разных племенах. Даже в тех, что лежали за океаном.       Пока она играла, Так опустил в воду деревянные бусы. Они легко поплыли по волнам прочь, и Моана приняла подношение.       Солнце залезло в воду уже наполовину. Оранжевые волны плескались вокруг Джеры и Така. Небо быстро темнело. День переходил в ночь, и грань между светом и тьмой стала так тонка и хрупка, что даже призраки могли сейчас показаться на глаза.       Джера затаила дыхание и почти перестала играть, когда заметила его. Так немного крепче сжал ее плечо и выдохнул в шею.       В двадцати или чуть более шагах от них в воде медленно шел человек. Он был невысок, ростом с Джеру, его черные отросшие волосы трепал ветер. На шее висела нить с красными, деревянными бусинами, а непривычно белая кожа словно светилась в полумраке.       Парень заметил в воде цветок гибискуса, остановился и дотянулся до него рукой. После этого он повернул голову и посмотрел на пару, которая стояла недалеко от берега. Его глаза не были видны, но можно было разглядеть, что он улыбнулся.       У Джеры сдавило горло. Хотелось крикнуть ему, хотелось броситься в Моану к нему. Добежать, схватить, вытащить на берег. Обнять крепкое теплое тело, почувствовать сердцебиение...       Кико медленно пошел дальше, попал в яркую полосу света от солнца и исчез.       Джера бессильно уронила руки, но вовремя перехватила банджо повыше, чтобы не намочить. Так хрипло вздохнул за ее спиной, затем положил ей на плечо вторую ладонь и прижался лбом к ее волосам.       За их спинами трещали факелы. Волны как ни в чем не бывало плескались вокруг ног. И от их соленых брызг так сильно болели глаза, что слезы текли по щекам, не переставая.