Take Me to Church

В воздухе чувствовался запах воска, сгоревших свечей и эфирного масла сандалы. В церкви в будние дни мало посетителей и туристов, но тех трёх человек, которые разбежались по углам, достаточно. Бакуго Кацуки прошёл в исповедальню и стал ждать прихожанина, что сейчас на распутье и терзаем сомнениями. Он был готов выслушать любого, кто окажется по ту сторону, готов поддержать словом и присутствием. Долго ждать не пришлось: по ту сторону сетчатой перегородки тихо закрылась деревянная дверь и скрипнул стул под чужим весом. Человек всегда найдёт кому и где выговориться. Разговоры по душам с незнакомцем в баре за стаканом чего-либо. Беседы с таксистом, которого хотелось бы видеть в последний раз в жизни. “Эффект попутчика”. Плата проституткам и стриптизершам не столько за близость или желание увидеть голое женское тело, сколько желание, чтобы его выслушали. И этот список можно продолжать. И церковь списывается как нельзя лучше. Но сюда не приходят просто выговориться, сюда приходят за ответами, за прощением, за благословением. — Я вас слушаю, — вместо приветствия начал Кацуки. Его голос звучал спокойно и размеренно. — Благословите меня, отче, ибо я согрешила, — по ту сторону послышался нерешительный женский голос. — Я давно не исповедовалась. Даже очень давно. Моя семья не набожная совсем, а вот я каким-то образом верую. Хоть и не всегда. Но сейчас мне это необходимо. Она затихла и сделала вдох, собираясь то ли с духом, то ли с мыслями. Бакуго слышал много исповедей от самых разных людей. Он научился терпению и снисходительству за часы будучи собеседником. А иногда всего лишь слушателем. Отныне он знал, как передавать это ощущение через перегородку. — Бабушка со стороны матери была истинной католичкой, — после молчания продолжила девушка. — И наверное я вспомнила свои корни. Однажды я приехала к ней на летние каникулы… ну точнее меня отправили к ней. И я подслушала её разговор с подругой. Она рассказала, что во всех Тодороки живут бесы. — Её голос надломился и сорвался. Она сглотнула. — Тогда, в детстве, я не слишком смышленой была и не придала этому значения. На многие годы всё как-то забылось. В один день я стала замечать, что бабушка всё-таки была права. — Тяжёлый выдох через рот. — В самый разгар боя в глазах моего отца будто плескались черти. Как бы не был силён противник, как бы сильно его не били, как бы смертельно не ранили, он продолжал стоять на ногах с гордо поднятой головой. С преступником он остановился совсем другим человеком, словно становился дьяволом во плоти. Будучи подростком я не понимала, что у него на уме или на душе… чёрт его знает как правильно… я просто слепо боялась его силы. — Вы и сейчас его боитесь? — спросил Бакуго. Ответа не последовало, только скрип деревянной половицы под тяжёлой обувью. — Возможно вам станет легче, если вы признаетесь в содеянном. — Я не ищу наказания за содеянное, — ответила девушка. И голос был уверенным. Совсем не таким, каким был в начале исповеди. — Я прошу прощения за то, что ещё сделаю. — Но так нельзя. Что вы намерены совершить? Но девушка не слышала его вопроса, так как уже встала и поспешно вышла из исповедальни. Кацуки заметил только рыже-белый конский хвост, что качался из стороны в сторону, пока девушка выходила из дома Божьего. *** Шото сидела на лавочке у входа в церковь, нервно отбивая ногой чечетку. Кожа невыносимо чесалась то ли от третьей чашки за утро, то ли от нервов. Ведь Тодороки не ходит по церквям и соборам в поисках ответов. Она предпочитает разбираться сама, или с помощью пары бокалов красного или белого вина. Она никак не могла пересилить себя, чтобы войти в дом к Богу. Смотрела на дом напротив, сжимая в руке уже пустой стаканчик кофе. Дом такой кирпичный, такой жилой, такой… — Вы ведь дочь героя номер один – Старателя – Тодороки Энджи? Тодороки повернулась к голосу и увидела молодого мужчину в чёрной одежде. Его светлые волосы чуть ли не светились на солнце. Светились, как нимб. Символично. Он был слишком симпатичным для священника в церкви. Острые черты лица, рубиновые глаза, пухлые губы, чистая кожа – его лицо обязано быть на обложках журналов или мелькать на больших экранах. Это с ним она говорила неделю назад в исповедальне? У Тодороки перехватило дыхание, и она в шоке приоткрыла рот. И много ли в семинариях обучаются столь красивые мужчины? А все они соблюдают Целибат? Или некоторым их них Бог даёт послабление? До неё дошёл смысл сказанных мужчиной слов и она замотала головой и дёрнулась, чтобы уйти. — Всё в порядке, тайна исповеди, — мужчина опустился на лавку рядом с Шото. — Всё сказанное останется между нами. Хоть сотню человек убейте, от меня ни одна живая душа не узнает. “Я ещё ни одного не убила”, — пронеслось в голове Шото. — Как считаете это честно по отношению к другим? — вместо этого спросила Шото, опустив взгляд на свои туфли. Ногти яростно чесали, раздирали кожу предплечья. — Да уж как есть. Между двумя молодыми людьми повисло молчание. У каждого из них было своё на уме. Тодороки боялась сказать лишнее мужчине в лицо, поэтому она решила не рисковать. — Что ж мне пора на работу, — она встала с лавки и сделала пару шагов прочь, но её остановил голос. — Раз уж вы пришли, не хотите выпить кофе? — с надеждой в голосе спросил священник её в спину. Шото не торопилась поворачиваться. — Нашей церкви пожертвовали новую кофе-машину для встреч и собраний. Я приготовлю отличный капучино, если угодно. — Спасибо, но я уже выпила свой утренний кофе, — Тодороки еле заметно сжалась, но нашла силы обернуться и выдавить из себя вежливую улыбку, — так что как-нибудь в другой раз. — Во время нашей беседы вас терзало множество мыслей, — мужчина всё старался удержать Шото и оттягивал её уход, что начинало бесить. — Может согласитесь выпить со мной кофе? — Вы всем так настойчиво предлагаете кофе и свою компанию? Или только тем, кто замышляет грех? — Всем, кто грани потерять свою душу, — философски ответил он. Шото хмыкнула, повернула голову к мужчине: — Хорошего дня, отче, — улыбнулась она, выбросила пустой стаканчик в мусор и наконец ушла. *** Бакуго медленным шагом направлялся на работу. Стояла слишком хорошая летняя погода, чтобы провести день в душном помещении. Хотя он любил своё дело, и ему правда нравилось по-своему помогать людям словом божьим. В детстве он мечтал стать героем и спасать жизни своей причудой. Один своим существованием приводить в ужас преступников. А жизнь распорядилась иначе. Кацуки родился без причуды и без семьи. Двойной удар по жизни одного человека. Спустя двадцать семь лет он смирился с собой. Подойдя ближе, он приметил девушку с теми же самыми цветными волосами, которую видел и с которой говорил до этого. Она вновь сидела на лавке и задумчиво смотрела на дом перед собой и накручивала алую прядь на палец. Она была одета в ту же самую одежду. Бакуго вдруг стало интересно: осуществила ли она задуманное или всё ещё крутила мысли в голове. Раз уж она здесь значит ещё в сомнениях и её душа не потеряна. — Вас не было видно месяц, — начал он, остановившись у девушки. Она вздрогнула от неожиданности и подняла на него взгляд. — Уже и не надеялся встретить снова. Кацуки приметил на её лице ссадины, расчёсы, синяки и свежие следы ожогов на левой руке. Она Про-герой всё-таки. И да, Кацуки погуглил её. Имя Тодороки Шото буквально въелось ему в сознание, как и история её семьи. Весь месяц он высматривал её среди прихожан, надеялся заметить на воскресной службе. — Эм, да у меня…было много работы, — запинаясь через слово ответила она. — Захотите поговорить, то я в церкви, — он направился ко входу. — Отче, ваше предложение выпить с вами кофе всё ещё в силе? Кофе-машину установили в комнате для собраний анонимных алкоголиков, выздоравливающих наркоманов, людей объединенными общей болью. Это помещение было наполнено атмосферой скорби, потери и отчаяния, но в то же время надежды, спасения и не такого туманного будущего. Бакуго поставил две чашки кофе на стол, а девушка даже не шелохнулась. Всё продолжала смотреть перед собой. Всё так же задумчиво, в какой-то степени печально и удручённо. — Что же у вас на уме, Тодороки? — он встретился с её удивлённым взглядом. — Да, я знаю кто вы. Не сложно догадаться, когда лицо вашего отца буквально не сходит с заголовков газет, а история вашей семьи читается между строк. Шото опустила голову и съёжилась на стуле, желая спрятаться как можно глубже в себя. Кацуки продолжил: — Помните о тайне исповеди. Она действует и на наш кофе, если вас это беспокоит. — Вы верите в дьявола? — наконец спросила она, помешивая кофе чайной ложечкой. — Не, как в идею, как в реальность? Верите, что он способен приобретать человеческий облик и жить среди нас? Бакуго хмыкнул задумчиво и не спешил отвечать, собирая мысли вместе. — Ответить как в Библии или своим мнением? — Ответьте как ваша душа считает. — Когда я ещё учился в семинарии, я больше придерживался научной концепции, чем божественного писания. Всё сказанное пропускал через призму критика, изначально ко всему относился скептично, пока не проверю сам и не составлю мнение. В то время я не считал дьявола чем-то или кем-то важным. Он есть и ладно. Ведь само слово “Сатана” переводится как “Противник”, — Кацуки встретился с ней взглядом. — А это значит, если есть Бог, то есть и Дьявол, добро и зло, хорошее и плохое, за и против. Даже у света есть тьма. У всего есть обратная сторона. — Он замолк на мгновение, чтобы перевести дыхание, а Шото не отводила от него глаза. Она старалась запомнить каждое его слово. Пенка капучино осела. — После того как люди просчитали “Божественную комедию” Данте, они толпами побежали в церкви замаливать свои грехи, дабы не повторить участь тех несчастных. Это я к тому, что иногда сама идея Дьявола из Ада путает карты и не даёт увидеть полной картины. — И как тогда быть? — дрожащими губами спросила Тодороки, так и притронувшись к кофе, который уже успел остыть. — Я слишком молод, чтобы знать ответ. — Как и я, — просто проговорила она. — Одно я могу сказать точно: человек, который творит зло ради зла, безо всякой на то причины, и есть Дьявол во плоти.