Див и его граф

— Гермес Аркадьевич, а вы знаете, что такое любовь? — ничто не предвещало подобных вопросов, Кузя весь день пропадал где-то, то ли у себя за тетрадками и книгами, то ли на кухне, а сейчас они сидели за столом и ужинали. Маргарита, пожелав им хорошего вечера, уже ушла, а им после трапезы предстоял легкий променад до отделения полиции, где их ждал Виктор Смирнов, участковый пристав, и очередное запутанное дело. С божьим чудом или магией его дива травмы от последнего расследования зажили на нем, как на собаке, быстрее обычного, и вот граф Аверин уже был полон сил и желания продолжать свою деятельность после ужасного трехнедельного ничегонеделания. А уж если о помощи просит сам Виктор, то никак нельзя было подвести старого друга. — С чего такой интерес, Кузя? — опустив вилку, Аверин с интересом посмотрел на мальчишку. Он не был уверен, что сможет дать диву точный ответ на такой вопрос, ведь у каждого свое понятие любви. — Белка говорила про любовь, но я не очень понял, что она имела ввиду, ведь Хмельницкий был уже мертв. Кого она могла любить, если его уже нет в живых? — Понимаешь, Кузьма, можно говорить себе, что ты любишь память о человеке, который был тебе дорог или ты по какой-то причине таковым его считал. Самого себя можно убеждать очень во многом. Но любовь — это очень обширное понятие, его сложно объяснить словами, это совокупность факторов: ощущение родства, общее дело, разделенный интерес не только от этого дела, но и от других аспектов жизни, привязанность, забота, поддержка в конце концов. — То есть у нас с вами любовь? — восторженно заявил Кузя, всем собой подаваясь вперед. — Любовь еще подразумевает брак и любовные утехи, — добавил Аверин, понимая, куда клонит див. Это был не тот разговор, что он хотел вести сейчас. — Так есть же те, кто живет вне брака, — уверенно заявил Кузя. — А ты откуда знаешь? — Аверин подозревал, что Кузьма очень наблюдательный. А еще надо будет обязательно просмотреть все книги, что попадают ему руки, отметил про себя он. И запретить смотреть сериалы вместе с Маргаритой. — Так вы ж сами. Вон и с Анастасией, и с прежней вашей… барышней, — последнее слово он выплюнул как-то особенно ядовито. — Это не совсем то, что подразумевает любовь. И вне брака тоже бывает любовь. Но в приличном обществе брак ценен и дает привилегии обеим сторонам. Давай на сегодня закончим этот разговор. Нас ждет Виктор, — Аверин поднялся из-за стола. — Последний вопрос и я постараюсь некоторое время его не поднимать. Гермес Аркадьевич, а кто учит любовным утехам? Вы научите меня? — Кузя тоже поднялся и во все глаза следил за реакцией Аверина. — Я подумаю над твоим вопросом, — все, что ответил граф. И они отправились в участок. * Несколько дней спустя, когда Аверину надо было отлучиться по делам, на противоположной стороне улицы он заметил, как Кузя разговаривал с какой-то разносчицей по его же просьбе, добывая информацию. На первый взгляд в этом не было ничего подозрительного или нежелательного: молодые люди непринужденно болтали, но что-то Аверину не понравилось. То, как див смотрел на нее, как улыбался ей, какими движениями отвечала ему она. То ли слишком близко они стояли, то ли слишком довольными выглядели — что-то занозой впилось в Аверина, но считая себя передовым человеком, он попытался отмахнуться от непонятных мыслей. За то короткое время, что он видел их, никто не смог бы сказать ничего предосудительного, уверил он себя. Но что-то определенно было не так. Вечером, после ужина, сидя у себя в кабинете, Аверин, отвлекшись от накопленных за время его болезни бумаг, попробовал проанализировать произошедшее утром. Кузя не делал ничего из того, за что стоило бы его ругать, и надо бы забыть утреннее недоразумение. Но он не мог. Прокручивая в памяти этот момент, Аверин четко осознал, что див ведет себя все более человечно и не находит в этом ничего зазорного. На краю сознания билась одна весьма неприятная мысль, но он не давал ей ходу. * — Вы будете меня любить? — Кузя… — Аверин попытался держать себя в руках, хоть и растерялся, стараясь подобрать слова. Солнце давно село, дом погрузился в полумрак, ужин был съеден и после тяжелого дня они расположились в гостиной: Кузя на толстом ковре перед камином то и дело потягиваясь и меняя позу, а Аверин в любимом кресле. Отставив чашку с чаем на столик рядом, он продолжил: — Любовь, как чувство, это сложно. К тому же есть несколько разновидностей любви. — Но вы же сам сказали, что это совокупность факторов, поддержки, заботы, общего дела и всего прочего! И любовных утех! — взвился он, подскакивая на ноги с пола. — Почему любить тебя должен именно я? У нас с тобой несколько другие отношения. — Я чувствую, что это даст мне еще больше сил. Я никогда не был настолько могуществен, но наша с вами связь творит со мной что-то невероятное. Да, я хочу вас сожрать, как и любой див своего хозяина, но уже доказал, что могу совладать со своими инстинктами. И если на эмоциональном уровне у нас с вами будет полная идиллия, то что может быть на физическом — не могу себе представить. Можно я вас поцелую? Просто проверить, — он уже стоял со всем рядом с креслом и смотрел совершенно непотребным просительным взглядом, который одновременно и бесил, и лишал каких-либо сил к сопротивлению. Аверин смог только кивнуть. Если он сам влиял так необычно на дива, то и див влиял на него совершенно невероятным образом. Кузя стремительно наклонился: сухие горячие губы ткнулись в его, чуть приоткрываясь, обдавая дыханием. И поцелуй вышел быстрым и неумелым, но очень волнительным. — Интересно, — отстранился Кузя и длинным языком облизал губы, прислушиваясь к ощущениям, не сводя глаз с графа. На секунду зажмурившись — волна жара прокатилась по телу, сердце предательски бухало в ушах, — Аверин внутренне ощутил, что пропал. Это все было чертовски сложно! Опасно, нелепо, глупо, наивно и еще сто раз опасно. Он мог поплатиться жизнью за сиюминутный порыв и не только он, но весь организм просил — требовал — еще. — У меня получается? — Кузя смотрел хитро, явно намереваясь повторить. — Почти. Следует приоткрыть губы, — и потянув за рубашку к себе, Аверин поцеловал в ответ. В этот раз поцелуй вышел куда дольше и страстнее: чуть прикусил его губу, но тут же отпустил, мягко ведя по ней языком, а потом углубил поцелуй, языком проникая внутрь. Кузя мягко выдохнул: схватывал он все на лету, то ли благодаря их связи, то ли по наитию понимая, что от него хотят. Когда перестало хватать воздуха в легких, пришлось прерваться. — Гермес Аркадьевич, кажется, я вас люблю, — прошептал Кузя в открытые губы, опустившись рядом на один уровень, и снова поцеловал. Не на шутку увлекшись процессом, Аверин не сразу почувствовал, как рука дива оказалась у него на колене. Его собственные ладони непривычно покалывало, хотелось прикосновений к теплому, живому, пышущему жаром и молодостью телу. В третий раз Аверин уже не был уверен, что сможет остановиться на одних поцелуях. В то время, как в брюках уже стало тесно, а в голове проклятым комаром жужжал вопрос о жутких последствиях, давая шанс остановиться хотя бы на время, он поспешно отстранился. — Давай на сегодня закончим, — когда удалось сфокусировать взгляд, и хоть немного взять себя в руки, глухо проговорил Аверин. И не без труда поднялся с кресла, ему нужен был душ. Холодный! Срочно! — Но мы же продолжим? — Кузя остался стоять на коленях возле кресла, смотря на графа полу-обиженно. — Посмотрим, — и Аверин, внутренне сгорая от одного вида порозовевших щек, красных губ и расширенных зрачков, как мог, сохраняя подобие спокойствия и осознанности, неторопливо покинул комнату.