***
для народа она ангел, воплощение нежности и невинности. напоминает детские зефирки, которые отдают противной приторностью на языке, отчего и блевать тянет.
тянет блевать и лицемерия — робин не терпела все эти нежности на публике. известность позволяет ей управлять человеческими эмоциями и восхвалять себя до той поры, пока ей не начнут поклоняться, чуть ли ступни не целуя и обнимая длинные и гладкие ноги.
разум — это всего бредни некого идиота, возомнившего себя за бога. она в таких не верит. не верит и в то, что все люди так чисты и невинны, как её наигранный перед публикой образ.
от неё постоянно пахло ванилью и дорогим парфюмом. на коже ни единого волоска, ни единого шрама и кровоподтёка. будто она в действительности ангел, плавно летящий над грязной землёй.
этот сценарий ей так противен. иначе и не скажешь.
— омилеть, котёнок.
грубоватый голос доходит до ушей. лицо лихорадочно краснеет и робин по привычке отводит взгляд, кокетливо прикрывая ладошкой рот. хихикает тихо. как маленькая леди.
по телу пробегает дрожь — колет так сильно, как лезвие самого острого ножа.
она покорно поднимает голову, ощущая нежные прикосновения на собственных ключицах. и снова кружится голова от столь противного и едкого запаха духов — так и хотелось содрать их с кожи.
острые зубы оставляют мелкие следы. робин ахает — тихо, нежно и протяжно, краснея ещё сильнее. ведь даже самые ярые фанаты её сопливых песен никогда не позволяли себе подобного поведения.
но он ведь — не фанат. и никогда им не был. единственное, что их связывало — любовь к алкоголю. горькому, обжигающему горло.
поэтому они и здесь. в дальней комнатушке, где никто не смеет им помешать. и даже её надоедливый братец.
— не хочешь пить?
— очень хочу.
робин всё ещё сдержанная. здесь нет её обожателей — но маску до конца снять не выходит. уебанская привычка — строить из себя ангелочка перед тем, кто прекрасно знает, какая она на самом деле.
выдёргивая пробку зубами, бутхилл плюётся и, усмехаясь попадению под нежный лифчик робин, пробует напиток на вкус. приятная горчинка. этого хватит им на двоих.
она смущается ещё сильнее, ёрзая на диване от долгожданного предвкушения. да так, что в животе скрутило.
— и как он?
— как всегда, птичка.
робин никогда не любила нежные прозвища, но когда они произноситься таким ласковым тоном, то вся брезгливость спускается с небес на землю, ощущаясь приятной боли внизу живота.
бутхилл протягивает ей бутыль — она принимает её, слегка сжимая горлышко длинными пальцами. глоток. ещё один. обжигающее чувство заиграло новыми красками.
ему всегда хватало несколько капель. максимум одного глотка. а вот ей этого мало.
бóльшая часть напитка покоится в её желудке, обжигая его стенки. и робин краснеет, но уже не от привычного смущения.
на нежном диване так мягко. она вновь заёрзала на своём месте, как злосчастная юла, которую маленькие дети запускают бесконечное количество раз.
горячее дыхание. она пьянеет быстро. и его это всегда забавляло. робин терпеть не могла игристое шампанское или полусладкое вино. крепкий коньяк — её фаворит из мира дешёвых удовольствий грешных тел.
она явно не ангел.
и никогда им не была.
живот начинает тихо урчать. и робин прикрывает его ладонью, краснея до предела. дыхание частое — она будто бежала босыми ногами через тяжёлую полосу препятствий и наконец - то достигнув финиша, пытается отдышаться.
на деле всё проще. намного проще. и бутхилл прекрасно всё понимает.
— робин, чёртова ты милашка.
иногда и забывается, что он не позволяет выражаться нецензурно выражаться. но ей это нравится — ведь нежности приятно слушать, когда он их шепчет.
— ты снова не ела?
хрупкая фигурка — ест она редко и мало. ведь нужно держаться стандарту всеобщей красоты, дабы воздержаться от негативных комментариев.
её это раздражает.
— да.
робин знает — ему такое не нравится. бутхилла это злит. и в глубине души она радуется, когда он носит с собой шоколад. её любимый — со вкусом черники.
— исправим.
приятная грубость. он приподнимает её подбородок и смотрит в глаза. и в животе будто бы бабочки взлетают, но не могут покинуть приделы живой плоти.
холодное железо заставляет вздрогнуть. но это привычные ощущения, даже не минусы. робин их не видит.
— открывай рот, милашка.
и она покорно открывает. на языке чувствовался любимый вкус — блаженство. и прикрыв глаза, маленький ангелок медленно, но верно поглощает каждый кусочек сладости, рассасывая его подобно леденцу со вкусом противной мяты.
бутхилл никогда не заставлял её есть быстрее. наоборот, растягивал удовольствие — робин ему за это благодарна.
она безумно любит сладости.
сочетание странное — зефиром нежным и шоколадом коньяк заедать. но ей это нравится. и этого скрывать не станет. ведь это так вкусно, так приторно.
— глотай, глотай.
робин покорна и мила. даже когда её нежное личико слегка испачкано в шоколаде, который моментально слизывается чужим языком. куколка никак не может перестать краснеть.
и вот, кусок ведь последний — его она рассасывает с ещё бóльшим удовольствием.
прекрасно понимала — голод этим не утолишь. а что ей ещё остаётся, как терпеть тихие жалобы собственного желудка и медленно поглаживать его длинными пальчиками, изредка постанывая.
и мимо не проходит это движение. механическая рука опускается по чужому животу, отчего робин ойкает. и тело задрожало с новой силой.
совсем ничего не соображает.
осторожный массаж. и внутри все органы сжимаются, прежде чем раствориться в неповторимом танце нежной любви.
она выдыхает, резко приподнимая голову — ведь острые клычки касаются её нежной кожи, оставляя глубокие укусы, заставляющие птенчика щебетать. робин, по крайней мере, пытается не выражаться.
ощущения незнакомы. но нет смысла отрицать, что они поистине прекрасны. и она это чувствует каждой клеточкой своего тела.
— пониже.
и её трясёт сильнее. она и никогда бы не подумала, что железо окажется таким приятным. бутхилл усмехнулся, словно бы прочёл её мысли.
— без проблем, милашка.
и мелкий ножик ловко режет тонкую ткань нежных трусиков. робин ахает, уже хотя прикрыться ладошкой, но грубые руки её остановили.
— расслабься.
по нежной коже стекают капельки горячего пота. птенчик в себе не до конца уверена — она хоть и самая лучшая, но явно не здесь.
железные пальцы осторожно берут её за бёдра и, слегка сжав, раздвигают их. робин прикусывает нижнюю губу, ощущая на языке противный привкус блеска для губ.
подол пышного платья рвут чужие клыки. резко. как будто хищник пытается разорвать тело своей жертвы, которую вот - вот поглотит.
бутхилл дёргает головой — шляпа падает на пол. короткая усмешка. нежные прикосновения. и писк милой робин.
они оба пьяны — как дикие дышат.
часто - часто.
алкоголь — жестокая жидкость. опасная, поедающая все частички человечности.
она дрожит. ладошки прикрывают краснеющее личико — влажные пальцы чувствуют, как к ним липнет навязчивая пудра.
и глазки горят — реснички хлоп - хлоп. тушь потекла.
бутхилл усмехнулся, крепко сжимая внутреннюю сторону нежного бедра и, резко дёрнув головой, ныряет языком прямо в промежность.
и что - то хлюпает, будто грязь.
робин вскрикивает, сильнее прижимая ладонь ко рту, в надежде заглушить звук. и новая волна непривычной дрожи накрывает с головой.
чужой язык нежно блуждает по стенкам влагалища. и кожа нежная на ощупь — даже внутри сладкая.
он не груб — максимально осторожен. движения медленные — бутхилл не видит смысла в спешке. ведь главное — наслаждение божественным вкусом.
железо его не имеет. а вот человеческая плоть — вполне. кончиком языка лишь ощущается инородных жидкостей. но даже они такие сладкие, подобно нежному зефиру, который бросают в горячий какао.
— ой! пожалуйста, осторожнее!
и эти мольбы так приятны слуху. желание принцессы — закон. он погружается всё глубже, каждой клеточкой своего механического тела ощущая эту тугость.
— бутхилл!
такая милая. она даже на сцене не брала таких высоких нот. выходит, что это помогает развить её голосовые связки.
по бёдрам стекают капельки горячего пота. робин пищит, как маленький птенчик перед хищником, готовым вот - вот поглотить невинную жертву.
âктuвнее.
āктuвнее.
áктuвнее.
напряжение растёт. душераздирающие стоны режут воздух, пропахший крепким коньяком и приторными духами.
чужие руки — такие холодные на ощупь, раздвигают человеческие бёдра ещё шире, шустро щекоча.
робин не терпит щекотку.
она извивается, часто дышит, охая и ахая от переполняющих грязную душу эмоций. вибрация во всём теле напоминает ей о мобильном телефоне, который, как обычно, завален всяким хламом — номерами продюсеров, гримёров и картинками о моде, классической музыкой и ублюдским расписанием дел на весь день.
от графика робин уже далеко ушла.
ёрзая на месте, профессионально протягивает ноту. тяжёлое дыхание. и давление внутри живота. мысли заглушаются.
—
блять!
напрягаясь, она выплёскивает из себя выделения, кричащие о возбуждении. бутхилл сглатывает. попало прямо в рот.
чавкая, он тщательно вылизывает остатки, словно голодный пёс, которому досталась миска с противной кашей. и робин кричит ещё громче.
щекотка прекращена. на её место встают пощипывания и порезы — не зря он носит с собой нож. свежие гематомы. капельки крови и ощущения холодного лезвия на коже.
такая сладость.
— ай!
обильные выделения вновь попали на язык. птенчик оказался далеко не ангелочком. она такая же, как и все — актриса, скрывающая грязь под тонной макияжа и сладостных речей.
уже и пахнет не так приятно — от духов ничего не остаётся. лишь липкий пот.
бутхилл кусает. робин истошно кричит, зовя его по имени и моля остановиться.
игра длилась недолго. усмехаясь, он наконец - то поднимает голову и, слизнув кончиком языка так называемый зефир, усмехается.
— а ты, птичка, оказалась громче.
с этими словами он коротко касается губами её губ, имитируя нежный поцелуй. она часто дышит, не в силах и слова сказать.
изорванная юбка и липкая влажность — она никогда не была такой. от неё воняло. но, кажется, её партнёра это не волнует.
внизу живота бурлит. ощущение не из привычных. в первый раз она думала о себе, как о чём - то грязном и позорном.
его руки поглаживают бёдра. робин ахает. напоминает профессиональный массаж после тяжёлого концерта.
— хорошая девочка.
бутхилл усмехается в очередной раз. а робин глубоко вздыхает — слишком устала для разговоров.
— не желаешь ещё немного выпить?
— желаю.
но ответила явно не робин.
она задерживает дыхание и, сглатывая ком, поднимает голову.
—
братик?
