Почти тридцать, девять с половиной

Сукуна падает спиной на матрас и тот пружинит, как в дешевом порно. Все, что видит Мегуми в полумраке, это черная вязь татуировок, чуть тронутую загаром кожу и капли воды после душа. Полотенце на чужих бедрах держится еле-еле. Пальцы неосознанно касаются кромки махровой преграды. Выводят невесомые узоры, собирая влагу. Литые мышцы перекатываются под прикосновениями. — Лично я думаю, что тебе иногда стоит вытаскивать язык из задницы и… — В целом или из твоей? — его стоп кран слетел еще днем, когда он убеждал Сатору по телефону, что вернется завтра утром и что с ним точно все в порядке, не стоит беспокоиться. Сердце сжимается от одной мысли, что этот исключительный ребёнок ждет его слишком долго. У него слетели тормоза еще на том чертовом заводе, когда проклятье вознамерилось откусить ему голову. Его предохранители отключились, когда Сукуна стянул с себя пропитанную слизью одежду и абсолютно нагой пошлепал в ванную на час. В голове что-то мерзко отключилось, вместе со светом в захудалой гостиннице, когда кусочек лунного света облизал обнаженные ягодицы, поцеловал горячую кожу увитую черной лозой тату… Вот бы провести по ним всем языком. У Мегуми Фушигуро нет стоп крана, слова и тормозов, он слишком далеко от дома, а Рёмен… Рёмен слишком соблазнительно лежит на кровати в чертовом мотеле. Окинава встретила их особым классом и сыростью, что лилась экроплазмой зашиворот. Хотелось домой, смотреть то аниме, которое понравилось Годжо (они на пятисотой серии и до обещенного тайм-скипа считанные эпизоды). Глупо вспоминать, но еще год назад, он с пеной у рта доказывал, что не будет смотреть что-то длиннее сорока восьми серий. — В целом, но ход твоих мыслей мне нравится, — осколок улыбки, чистый соблазн. — Что насчет других частей тела, что могут оказаться во мне? Алый вспыхивает кровавыми разводами, томной бурей и жаром внизу живота. Мегуми не удерживается, запечатляя на ключице Сукуны бутон засоса. Он прикусывает кожу и словно извиняясь, тут же зализывает. Тонкая нить слюны тянется от кожи ко рту шамана. — Могу заверить, что моим языком, — Фушигуро ложится на грудь реинкарнации самого опасного из живших когда-то магов. — Пальцами, рукой или членом ты сможешь воспользоваться и ни один раз. Хриплый выдох срывается с губ мужчины. — Кто ты и куда ты дел моего вечного зануду? — полотенце отправляется в эпичное путешествие на пол, а из них двоих Фушигуро чувствует себя неприлично одетым. Обычно, бывает наоборот. Обычно… Но одна мысль о Сукуне, что продолжит настолько послушно быть под ним, вышибает искры и пробки, в голове становится позорно пусто, а девяносто шесть процентов всех мозговых клеток стекают куда-то в район паха. Мегуми Фушигуро тридцать. Ну или вернее, почти тридцать, его бойфренд переродившийся в двадцать первом веке Двуликий, а на голову свалился сильнейший из ныне живущих магов, которому всего лишь девять. — Один умный человек, посоветовал мне немного расслабиться и съесть уже то самое ведро мороженого на ужин, — пальцы отбивают чечетку на выпирающей тазовой косточке Рёмена. — Я всего лишь, следую его совету. Сукуна мягко цокает языком. — То есть я, ведро мороженого? — Если я отыщу смазку со вкусом сливочного печенья и залью в тебя, не думаю, что почувствую разницу. Рёмен откровенно и громко смеется, откидываясь затылком на мягкие подушки и шире разводит ноги, открывая больше доступа к собственному телу. Вся его поза будто говорит: вперед, ну давай. И удержаться от такого приглашения просто невозможно.