Закон Хольта непреодолим

      В Санкт-Петербурге паника смешалась с недоверием к соседу. Процедура активного поиска Олега Волкова, разыскиваемого террориста, началась со сбора данных по всем базам: опубликованы особые приметы, одежда, возможные места нахождения, изучение материалов уголовного дела. В отдел принималась любая информация от осведомленных лиц о местонахождении разыскиваемого. Группы быстрого реагирования вышли на дополнительную смену, работая шестые сутки без выходных, для определения и проверок мест, где мог находиться разыскиваемый Волков. Даже были попытки составить и разработать маршруты его возможных передвижений. Но тщетно. Психиатрическую больницу с Сергеем Разумовским взяли под дополнительную стражу, пока психиатр Рубинштейн, из окон кабинета снисходительно смотрел на их попытки обезопасить клинику. Они безуспешно пытались обезопасить разгневанный улей.       Под суету Мария Архипова дала добро на вольное плавание Дубина в расследовании этого дела: пока большая часть сотрудников в форме оформляла протоколы и рапорты в офисе по бюрократической системе, другая — проводила бесполезные задержания подозрительных лиц. Лучшим умам отдела развязали руки.              И на пике паники в городе Август ван дер Хольт всеми силами удерживал Дубина в резиденции, подальше от внешнего мира: после добытых данных на стол Дубину пришли взломанные базы данных видеокамер годовой давности из стран ближнего востока. Искусственный интеллект, пилотно разработанный экспертами Хольта, распознал Волкова на нескольких кадрах около Петергофа перед взрывом.       — Этот пес действительно выжил, — бубнил Дубин, раскручивая спираль расследования по добытым данным Хольта. — Все сходится… Сначала Разумовский думал, что Волков умер. Судя по медицинским экспертизам Олег Волков предстал галлюцинацией перед ним, но… Пару месяцев назад кто-то проник в клинику. Прямиком к нему в клетку. Это Волков. Это мог быть только он.       Дубин практически подорвался на выезд к Разумовскому, как на телефон пришло уведомление.       [К-21. Рабочий чат]       Пса нашли. Докладываю       Группа скорого реагирования выехала       Позвали саперов       Гром во главе       Не думая о последствиях, он в спешке собрал рюкзак и вылетел из предоставленного кабинета, накидывая сверху рубашку и проверяя полицейский значок, но на выходе из этажа в холле его задержала охрана, оставленная Хольтом «на всякий случай».       — Приказано, не выпускать без разрешения.       — Я на службе. Статья девятнадцать, пункт три. Неповиновение законному распоряжению сотрудника полиции, — четко отчеканил Дубин, не боясь разницы в массе с охраной. И не таких обезвреживал.       — Приказано. Не выпускать без разрешения, — повторял болванчик, напрягая мышцы. Он готовился к сопротивлению.       И только решившись на конфликт, Дубин размял шею и сделал шаг вперед для выпада, как на этаж приехал лифт, из которого спокойно вышел Хольт, общаясь с помощницей о загрузке производства и докладе о проведенных качественных исследований. Аномалия. Дроны выполняли работу исправно, но в программном обеспечении нашли странный баг, который было необходимо подправить. Никто из штатных разработчиков не мог понять, какой сценарий запускался искусственным интеллектом под странным кодом. Не удалить. Не перекрыть. И как назло, ведущий программист на аутсорсе, продавший код, увы, недоступен.       — Мистер Хольт, прошу разрешение на выход, — уверенно и громко произнес Дубин. — Благодарю за гостеприимство, но у меня вызов. Я оставил все вещи на…       — Ты обещал работать из резиденции, — в голосе Хольта коротнул предохранитель. Тревога в голосе заискрила. «Ik zal niet loslaten». — Послушай, я не хочу, чтобы ты уезжал. Это слишком опасно.       — Я — полицейский, это моя работа.       — Обойдутся без тебя, — наступал Хольт, жестом приказывая всем покинуть помещение.       — Не в этот раз, — раздражался Дубин. У него не было времени. — Волкова нашли.       — Если его нашли, значит, ты уже не пригодишься. Твоя безопасность…       — Я на службе, Август, — раздраженно повысил голос Дубин и сам испугался. На его лице злость сменилась стыдом и болью. — Я не должен быть здесь, как на цепи. Я не твоя сторожевая или декоративная псина.       — Тогда я поехать с тобой, — слова слетали с губ Хольта рвано и с ошибками. Но полиглоту было все равно.       — Нет, ты останешься здесь. Ты будешь меня ждать здесь.       Они смотрели друг на друга, глаза в глаза, оба полны решимости. Никто не уступит в этой шахматной партии.       — Останься со мной, — мягко прошептал Хольт. — Я сделаю тебя главой юридического отдела… Или привлеченным экспертом для разработки проектов по защите гражданских. Я…       Дубин оскорблялся с каждой выданной им фразой, и Хольт проиграл этим глазам. Он даже не мог озвучить умершее на губах «люблю», ведь иначе он оскорбит это слово. Полицейский обошёл его, и под тихое «подожди» прошел к лифту.       — Умоляю, — Хольт встал в дверях лифтах. Но воздух трещал, в кабине замигал свет, и Август отскочил, как ошпаренный, боясь навредить. — Возвращайся, если передумаешь. Я буду ждать. Здесь.       Стыдливо Дмитрий опустил взгляд, что-то обещав себе под нос, но Август так и не услышал.       В холле резиденции Хольт остался один, беспомощный и злой от беспомощности одновременно. В его теле электричество накапливалось в геометрической прогрессии, вредя хозяину. За окнами уже ревели сирены. Город окрасился в синий и красный. Хольт не успел даже прийти в себя, как уже стоял в тренировочном зале, пока имплант кричал о превышении лимита. Чувствуя себя опустошённым и разбитым, он выплескивал всю ярость и боль. До изнеможения.       Удар.       «Ik begrijp niet hoe ik zonder jou kan zijn».       Хольт, обладавший стальной выносливостью и неукротимой страстью, вступил в бой с внутренним демоном. Он встал на ринг тренировочного зала, сгорая изнутри огнем и злостно искрясь. В перерывах между ударами он горестно молотил по груди, в попытке выбить из себя всю ту захватившую его боль и страх.       Удар.       «Ik kan je niet beschermen».       Каждый удар сопровождался злобным ревом мешающего покою страха. Каждый выдох — молитвой о спасении от этой бури, опустошающей его. Убивающей его. Но он не останавливался: не покинет ринг до тех пор, пока не изгонит прочь всю тьму.       Удар.       «Ik ben hulpeloos».       Тело болело. Мышцы надорваны. Имплант жег кожу. Но с каждым ударом его сознание притуплялось, и боль вместе с мыслями начала утихать. Кровь хлестала из носа от перенапряжения, и он размазывал ее по щеке перебинтованной рукой. Это его ритуал. Его психотерапия.       Удар.       И в конце концов, кровавый и изможденный, он сложил руки на груди. В нем не осталось ничего светлого. Его сердце стучало в единстве с искрящимся имплантом, и он знал — его победила собственная слабость. Он перевернет весь мир в поиске Дубина. К черту законы. Он убьет любого, кто сомневался в его способности быть оплотом защиты для лейтенанта. Его солнца.       Будучи на краю жизни и смерти, стоя перед трудным выбором, Хольт знал, чьи нежные тонкие руки будут держать свечу и чья крепкая рука занесет топор над его головой. Все его недостатки и ошибки, все тайны и тяготы жизни сгустившись в одном мгновении, напоминали о собственном бессилии и уязвимости перед его солнцем.       Удар.       «Geef mij op. Ik zal zeuren als een zwerfhond voor je deur, maar ik zal je huis bewaken, mijn ziel. Ik zal vergeten waar ik heen ging en waarom. Maar ik zal volgen. Ik zal een eeuwige schaduw zijn. Tot de laatste adem».       Последний удар.       «Anata wo aishiteimasu».       Партнер по спаррингу отлетел в дальний угол тренировочного зала, выплевывая кровь на пол. К нему подбежала бригада, а Хольт нервно и истерично улыбался, приводя дыхание в порядок. Да, он — монстр. Да, он ничем не мог помочь Дубину. Все напрасно. Ради чего…       — Neem contact op met het schaduwteam. Zet toezicht op Dmitry Dubin, — отдал приказ Хольт, разматывая тренировочные бинты с кулаков. — Zorg voor volledige veiligheid. De beste vechters voor versterkingen. Rapporteer elke bewegingsverandering.       — Wordt gedaan, — поклонился подчиненный, внутренне молясь о том, чтобы бесящий русский поскорее вернулся. Весь состав проглотил и мерзко смирился с присутствием русской гончей в резиденции, но с ним было спокойно.       Без него всё — звенящая пустота подобная смерти. Дмитрий Дубин — предохранитель спокойствия Августа Ван Дер Хольта.

***

      — Сынок, — Прокопенко устало прошелся к единственному работающему в отделении полицейскому в три часа ночи. Сам он задержался по понятным причинам, а молодняк почему? Он заметил, как Дубин что-то подчеркивал в копиях допроса. Мужичок улыбнулся и нагрудно засмеялся, узнавая в нем себя: — Уважаю твою страсть к нашему общему делу. Эт, да… Благородное стремление защищать свой город — достойно уважения. Но спать… иногда тоже полезно. Не переусердствуй, молодой ещё.       — Спасибо, Федор Иванович, но это я… По дурости. Мне дело важное поручили, а я все на одном месте кручусь. Никак не могу объяснить, как и, главное, зачем этот мужичок фуру с бисквитным печеньем угнал… Но ваша поддержка для меня… очень много значит, — Дубин расплылся в улыбке, чувствуя, как слипались его глаза. — Я вообще рад, что под вашим руководством учусь. Когда-нибудь я буду хорошим полицейским.       — Эх, не могу не поддерживать тебя, сынок, — его большая шершавая рука на плече была такой… по-отечески теплой. Дубин расслабился, — Я еще сразу заметил, какой ты… Твоя решимость и чуйка, как у ведущего следака — это что-то… Но я горжусь тобой, несмотря на то, что ты — мой подчиненный.       — Ой, ну, спасибо, Федор Иванович, за ваши слова, — Дубин расплылся, почесывая голову, а Прокопенко наслаждался горящими глазами молодого полицейского. — Я обещаю, что буду достойным вашей поддержки и доверия.       — Я верю в тебя, Димка. Ты-ток помни, что независимо от того, что произойдет, я всегда буду рядом, чтобы поддержать тебя. Тебя и Игорька. Вы с этой занозой в моей аппетитной заднице — все же моя вторая семья, — Прокопенко растрепал волосы Дубина и выдохнул, расплываясь в улыбке. — Какие у меня замечательные сыновья. Моя гордость…       Гул в ушах. Белый шум. Пыль не успела лечь на пол после взрыва. Лейтенант стоял на месте, смотря на обезображенное раскуроченное тело начальника. Его большие отцовские ладони теперь мертвецки холодные и разодранные. Кто-то из задней линии обороны кричал, что вызвал скорую помощь.              — Поздно, — хрипло ответил Дубин, дрожа протянул руку к Федору Ивановичу и пошатнулся, упав на колени перед ним. Не смог дотронуться. От мужчины не осталось ничего живого. Тело после взрыва разрушилось. Искромсалось. Участки тела покрыты ожогами, переломами, рваными ранами и разорванным мягкими тканями. Где-то — уголь вместо кожи. Осколки, деревяшки и одежда начальника смешались в одно месиво.       Гром отполз к стене, бормоча о чем-то. Саперы, закончив работу, первым делом пытались привезти в чувства Грома, затем Дубина. Их сердца разорвались вместе с Прокопенко. Их отцом. От разрастающихся боли и ужаса, он чувствовал, как внутри тикала бомба. Если сознание вот-вот не отключится в защите, Дубин — не жилец.       В воздухе замерли неозвученные мысли всего отдела.       «Федор Иванович… Это не может быть правдой!».       «Несправедливо, за что?».       «Почему лучшие из нас…».       «Как же наш батька… Светило».       «Это ебучий кошмар».       «Только не он».       «Почему не я».       «Только не он, это какая-то ошибка!»       «Только не с ним…»       «А кто жёнушке... Елене скажет… Да как ей…»       Кто-то истошно закричал.       Кажется, это Гром.       Поддаваясь собачьему скулежу, Дубин шептал:       — Я мог… быть на его месте. Я должен… быть на его месте, — хрипел Дубин, вспоминая утреннее сообщение жены Федора Ивановича. — Это я…       Его хриплый голос все тише и тише звучал в комнате. Картинка стала черно-белой. Все рябило. Он видел еле-еле метр перед собой. Все заплыло. По сердцу ножом крутились мысли: он мог бы предотвратить эту трагедию, он мог бы сделать больше, чтобы спасти его, он мог бы оторвать свою задницу из безопасного места и помочь ему… Но он бессилен. Он спрятался. Он…       — Я убью его, — кричал Гром, пытаясь встать с колен, но пошатнулся, поскользнулся и упал на пол.       — Да уведите его, блядь, не видите что ли, он не в себе? — кричали коллеги, подхватывая его под руки. На них не было лиц. Все старались не смотреть на место взрыва. Кого-то из новеньких стошнило.       — Этого тоже, — донеслось через толщу воды. — Дубин, подъем, брат. Д-давай подышим…       — Я…              Его коллега поднял за грудки и всучил в руки крепкому сменщику, который буквально вынес Дубина из дома.       А дальше сознание заблокировало воспоминания. Никаких звуков, кроме голосов вокруг, не было. Кадры сменялись друг за другом. Дубин в полицейском участке. Дубин получил ордер на допрос Сергея Разумовского. Дубин следил, с какой яростью Гром влетел в психиатрическую лечебницу. Дубин держал дверь и видел, как Гром наносит смертельные раны больному ублюдку. Дубин обезвредил собственного напарника, в глазах которого больше не видел героя. Дубин ждал полтора часа у кабинета Рубинштейна, слушая, как истошно орал его напарник. Дубин боялся посмотреть в глаза зареванному напарнику, вылетевшему из кабинета:       — Выбирай, на чьей ты стороне, — дрожа выплюнул Гром. Его руки все еще были в крови. Резкий металлический запах чуть не вызвал рвотный позыв Дубина.       — На той стороне, что защищает город, Гром. Сейчас ты опасен. Ты его в мясо уничтожил, — тихо ответил Дубин, не узнавая в чудовище напротив напарника.       — А от тебя воняет голландской сукой, лей-те-нант, — криво улыбнулся Гром, проходя на выход.       — На что намекаете, товарищ майор?       — Не намекаю. Констатирую то, что эта мразь электрическая спонсировала террориста, а ты перед ним на цыпочках танцуешь, — выплюнул ядовитые слова через плечо Гром, поправляя кепарь. — Хольтовская сука в нашей стае не нужна. Выбери уже сторону, потом приходи.       И за несколько шагов до двери в его скулу со всего размаха кулаком влетел Дубин. Рука хрустнула, а Гром даже не обернулся — ничего не почувствовал. Монстр.       — Разберусь с ним сам, — сказал Дубин, разминая кулак. — А это тебе за суку.       Гром вылетел из клиники, а Дубин остался позади. Как же все повернулось таким образом? Ему казалось, что стая будет вечно смелой и безрассудной, молодой и готовой к любым опасностям. Но это роскошь молодости. Наивности. Сейчас они грызли глотки друг друга. Это неправильно. Губительно! Какой он бесполезный. Из-за него погиб Федор Иванович. Из-за его слабости. За окном мимо него проносились низкие грозовые облака, словно невидимые стрелы, зовущие его в объятия тьмы. И в этот момент он понял, что его время подошло. Он почувствовал холод за спиной, но боялся обернуться.       — Товарищ лейтенант, здравия желаю, — добродушно поприветствовал Рубинштейн, вытирая руку о платок. — Не хотите ли Вы со мной пообщаться. Вашему напарнику пошло на пользу принятия собственных демонов.       — Спасибо, откажусь.       Перед тем как выйти из клиники следом за Громом, Дубин услышал:       — Выпустите уже свою тьму, товарищ Дубин. Она так пытается вас защитить.       Сбегая по лестнице и переступая через две и три ступеньки, Дубин прокручивал слова Рубинштейна. Мысли роем атаковали его, вскрывая худшее в нем. Хольтовская сука? Тьма? Выпустить её?       «Без проблем, товарищ психиатр».