Закон Хольта непреодолим

      Черные кошки у Дмитрия Дубина часто ассоциировались с загадочностью, интригой и таинственностью. Хозяева, отданные на волю судьбы и самим себе. Магическая грация и элегантная независимость… Он считал Хольта черным котом, притягательным с неповторимым шармом. Но знал бы лейтенант, что творилось в душе у его черного кота.       Проводя Дубина в столовую комнату, Август замер в апартаментах, чувствуя, как от волнения зашипел имплант. На лице — равнодушное спокойствие, а внутри всё будто раскурочено. Волнение. Тревога. В груди неспокойно. Страшно из-за… чужого мнения. Чужого решения. Он связан непосильным чувством. Как давно он не чувствовал это с момента…       Перед его глазами снова Амстердам. Ему шестнадцать. Он проснулся после наркоза, не чувствуя спины от боли, а рядом отец, хмуро кивающий лечащему врачу, и держащий руку на плече зареванной разбойницы-сестры.       Кадры воспоминаний менялись. Реабилитация в Голландии. Больница. Консультация врачей в закрытом доме. Тайна. Зеленая ферма. Реабилитация в Японии. Сестра бунтует и остается в Токио. Он вернулся в Амстердам с отцом. Домашнее обучение. Крики. Сорванный голос до боли. Восемнадцатая операция на позвоночник. Ему семнадцать. Имплант стал родным, причиняя боль с каждым вздохом. Но по-родному. Он привык. И казалось, одна есть радость — росту компании отца ничто не могло помешать, но группа людей засудили его за применение военной разработки на Августе. Финансовые потери убили отца.       Август ван дер Хольт убил отца.       Детство закончилось, горе превратилось в топливо, и действовать пришлось быстро. Решительно. Бессердечно. Он спрятал Мико так глубоко, как мог от бывших партнёров отца. Спрятал даже от самого себя любимую грубиянку, ради которой он восстановил Holt International до уровня лучших оружейных концернов мира. Судебные выплаты. Реорганизация производственных линий. Изменение ассортимента продукции. Инвестиции в искусственный интеллект. Банкротство дочерней компании. Еще одной. И ещё одной. Затем развитие экспорта, и взрыв спроса. Бизнес-феникс. Инвестированные значительные средства в разработку новых видов оружия принесли контракт на миллиард долларов за два с половиной года от трёх государств. Влиятельный бренд отца восстал.       Holt International вернул былую славу, но какой ценой она была потеряна.       Отец умер, забрав с собой слабость. В один день из эмоций остались только разрушительное равнодушие и холод расчета. Уставший ледяной и расчетливый взгляд. В его глазах больше нет искр того мальчишки. Есть только цель и средства ее достижения. Разговоры — равнодушные и короткие. По делу. Он оттолкнул все окружение. Друзья переквалифицировались в объекты выгоды. Бизнес-партнеры стали ближе семьи. Враги — еще ближе.       Жестокий. Рассудительный. Холодный, но смертоносный как оголенный провод.       Еще до встречи с Дмитрием Дубиным Август ван дер Хольт хотел изменить мир. Не один город. Не страну. Его планы — масштаб мира, пока узколобый Игорь Гром желал спасти один город любой ценой. Но в одном они похожи: им невозможно приготовить яичницу, не разбив яиц. Хольт готов убить весь курятник для званого ужина.       Пока Гром верил в справедливость и силу кулаков, достигая цели любой ценой, Хольт видел решение в технологиях, изменяющих мир к лучшему. В эпоху, когда инновации и прогресс стали неотъемлемой частью жизни, кому-то приходится идти на жертвы. В вопросе вагонетки Хольт всегда жертвует одним ради спасения пяти: это жестоко, но оправдано. Справедливый и равноправный мир, созданный и контролируемый лучшими умами, не мог спасти всех. Жестокий мир наказал отца, рискнувшего и спасшего Хольта, пожертвовав тщеславностью пяти учредителей.       И мир наказал его.       Значит, таковы правила игры. Путь победителя для Хольта был прост. Ему не нужны советы, он решал и вершил судьбу сам. Монополия в Санкт-Петербурге, за которым стояла вся Россия, — только первый шаг Августа Ван Дер Хольта в борьбе за спокойствие и мир. За мир, в котором его отец бы не умер. За мир, в котором спасение детей было достаточным основанием для нарушения патентов и спонсирования государств для свержения заплывшего жиром правительства. Да, Хольт готов согласиться, что он — человек-масштаб, который шел, идёт и будет идти по головам ради спасения мира. И это привело его семью и корпорацию в Асгард: целеустремлённые и решительные планы, ответственность, эгоцентричность и уверенность в собственном величии, холодный расчёт и рациональность, отсутствие сострадания, стремление к власти и контролю.       Он — абсолют принципов власти, и вот теперь он, великий и могущественный, ужасный и всесильный, стоял растерянным в собственном роскошном пентхаусе, окруженный внутренней тревогой и неопределённостью. Опять жизнь выбила стул из-под его ног.       И имя его палача — Дмитрий Дубин.       Впервые за долгое время оружейный аристократ обхаживал гостя с изысканной вежливостью и небывалым гостеприимством, дрожа от ненамеренно нанесённого удара. К удивлению слуг, он даже не сменил уличный костюм на белый именной халат, а попросил принести шелковый домашний костюм. Изредка он нервно улыбался, спрашивая, комфортно ли Дубину, и постоянно предлагал ему напитки или закуски, пока накрывали стол.       То невиданное уважение и тот забытый внутренний трепет к ближнему вызвали в нем бурю тревоги. Хотелось заслужить верность. Заслужить похвалу. Заслужить улыбку. Но снаружи — лёд. Снаружи — магия тайны. Снаружи только трещал имплант о чем-то ненужном и личном, пока Дубин зажат. Он постоянно проверял телефон и спрашивал, как подключиться к локальной сети или когда будет готов кабинет, в котором он мог бы поработать.       Затмение его солнца.       Он пропал.       Дубин проник так глубоко в душу Хольту, что ему снова больно от людских слов и действий. Его душа снова, как оголенный провод. Для прочих прохожих он жгучий. Фатальный. Смертоносный. Но для себя он уязвим. Открыт перед Дубиным. Незащищен. Человек-травма. Инвалид. Эмоциональный и физический. Только пусть Дубин прикоснется, и они оба сгорят.       Но ведь все так просто: империи возводят, империи умирают. И во время очередного апокалипсиса он просто хотел остаться вдвоем в тишине с ним. Рука в руке. Переплестись пальцами. Почувствовать себя живым. Любить и быть любимым.       Его душа так близко и так далеко. На расстоянии вытянутой руки Дубин превращал все потаённые мысли в сердечную боль, не обращая внимания на Августа. И он закрылся, стараясь спасти себя, тонущего в пучине слабости и жалости к себе.       В его душе действовало правило Ленца: этим вечером индукционный ток Хольта имел такое направление, что он ослаблял действие причины в лице Дубина, возбуждающего этот ток.

***

      Их легкий вечерний перекус прошел сносно. Хольт старался поднять настроение гостю через ломящийся от яств стол. Повар даже приготовил шаверму ресторанной подачи по личной просьбе Хольта. Хотя бы с этим магнат угадал: Дубин обрадовался этому больше всего. Турецкая шаверма с соусом из тахини из тонко нарезанной баранины, обжаренного на вертеле, подарила Дубину легкость. Свежие узбекские помидоры аппетитно благоухали и практически не размочили лаваш. Шаверма была насыщенной по вкусу, но не такой вкусной, как на петровском проезде у Коляна.       — Ди-митрий, — мягко обратился Хольт, удостоверившись, что его дорогой гость накормлен. — Как ты…       — Если ты ещё раз спросишь, комфортно ли мне или как я себя чувствую, то я буду кусаться, — устало улыбнулся Дубин, осознавая вину. — Прости. Моя голова — винтом. Мир сошел с ума, и мы в эпицентре событий. Я…       — Не объясняйся, mijn ziel.       И если бы не эта чёртова грустная улыбка Хольта, Дубин бы сменил тему. Но он не мог пройти мимо черного кота, в голове которого могло быть всё, что угодно.       — Я могу ранить, но защита гражданских… Мой долг — приоритетнее моей жизни. И я могу казаться самоубийцей, но я лягу костями во спасение. Тебе придется смириться с тем, что однажды я не приеду. Меня застрелят. Возможно твои же дроны, — он наклонил голову, проверяя реакцию. Но вместо подозрительного испуга или недоверия он увидел дичайшую скорбь.       — Ни за что, дроны созданы для защиты. Не убийства.       Дмитрий протянул руку к черному коту, видя, как поднялась его шёрстка и затрещал имплант. Он совсем плохо сдерживал с ним эмоции. Как это прекрасно. Пробуя на вкус обиду, Хольт взял руку Дубина в свою и переплел пальцы. Цепь замкнулась. Сердце заработало в правильном ритме.       — Мое чувство к Вам очень похоже… На… Закон Дирака… Боюсь, мне не хватает знаний в русском языке, чтобы…       — Чтобы описать законы квантов? — Дубин наклонил голову, поправляя очки. Он провел большим пальцем по руке мужчины, пытаясь отыскать причину его состояния. Кто сидел перед ним? Преступник? Заложник собственной судьбы? Август? Хоть где-то пригодилась его начитанность и любовь к видеороликам обо всем понемногу из интернета. — Материя, встречаясь с антиматерией…       — Annihilates, yes. В контексте чувств это… — Хольт затрещал, пропуская через пальцы микроимпульсы, щекоча Дубина. Нежный ток, удивительно! — Любовь, где чувства могут столкнуться и annihilate друг друга, создавая сильнейшую эмоциональную энергию. Взрыв. Это то, что я чувствую. Я вот-вот исчезну, если прикоснусь, но…       — Неисповедимо тянет, — тихо дополнил Дубин, закрывая глаза. Как ему повезло разделять это чувство вдвоем. Не чувствовать обман и ложь в чувствах к себе. Не выпрашивать любовь. И единственным препятствием в их череде солнца и гроз было общество. Тесное и шумное. Распростёртое и душное. Метающееся и тернистое.       Хольт по-джентельменски проводил его до кабинета, придерживая за талию.       «Август. Просто не отпускай мою руку, и я приведу тебя на свет. Только не отпускай».       Когда время перевалило за полночь, Дубин обработал все доступные материалы дела на выданных устройствах. После уговоров служанок «ваша одежда сильно электризуется и может навредить вам и хозяину» переоделся в поданную пижаму. Холодный материал приятно охлаждал кожу, делая ее чувствительной к любому дуновению и сквозняку.       Спальная комната Дмитрия располагалась ровно напротив спальни Хольта да так, что он мог увидеть убранство спальни хозяина. На ранний вопрос Дмитрия о странном решение дизайнера, Хольт объяснил: эти спальные комнаты служат ему убежищем. Северная спальня (чаще всего используемая) — отлично подходила в дождливые пасмурные дни Санкт-Петербурга: материал практически не поглощал электронные вспышки природы, фильтр воздуха чаще вступал в реакцию с озоном, а также сокращал влажность воздуха. Южная спальня, отданная в пользование Дубиным, оборудована для защиты хозяина от магнитных бурь и солнечных вспышек: в комнате использовался уникальный сплав стали для высокой магнитной проницаемости, в защитных экранах для поглощения электромагнитного излучения. Коридор между ними позволял грамотно объединить полярно противоположные территории, чтобы экранизировать электромагнитные поля и рассеять их.       Уже в постели он еще раз проверил телефон. Все целы и живы. Группы работали. Ночью уже вышло заявление Прокопенко об уходе с поста, которое Дубин боялся открыть. Мир тонул в собственной желчи, пока лучшие из людей жертвовали своей репутацией и жизнью.       Периодически Август мелькал в дверях и подглядывал через открытую дверь в поисках предлога войти к лейтенанту, но увы. Хольт, полностью проигнорированный занятым хмурым Дубиным, разочарованно ушел в ванную. Имплант слабо искрил, будто бы отчитывая хозяина за дурость и бесхребетность. Когда он вернулся, чтобы пожелать спокойной ночи, то заметил, что Дубин утомился и выключил свет.       Но дверь в спальню не закрыл. Свет от города и луны слабо проникал в комнату, освещая контуры профиля лейтенанта.       — Slaap lekker, mijn ziel, en laat niets je slaap verstoren.       Расстроившись из-за умиротворённой тишины в спальне Дубина, он прошел к себе в одном полотенце, которое снял за несколько шагов до спальни. В этом жесте читались страсть и господство. Но дверь в спальню не закрыл, предчувствуя удачу на охоте.       Ох, если бы он только знал, что из темноты за ним пристально следил Дубин, видя шрамы, рельеф спины и достоинство в полутьме.       Ему не спалось.       Прошло полчаса, а сна ни в одном глазу. Тревожности о теракте сменились на стыд из-за собственного тела.       И дело не в физической форме, ведь Дмитрий Дубин был прекрасно сложен: атлетическое телосложение; жилистые накаченные руки, всегда выигрышно подчеркивались рубашкой с кобурой; правильные черты лица с выразительными глазами; подтянутый живот с легкой полосой мышц; крепкие фактурные мышцы ног (его выносливость позволяла пробежать шесть километров без остановки). В нем было прекрасно всё, и Август ван дер Хольт не раз это подмечал.       И хоть тело достойно похвалы, Дубин стыдился собственной реакции на миллиардера, вышедшего из душа в одном полотенце. Как мальчишка в пубертате. В голове сплошной туман, дурман и обнаженный Хольт. Оголенный провод, до которого хотелось дотянуться, зная о летальном исходе. Он маялся, сжимая простынь и подушку в попытках утихомирить тонущее желание. Жар накапливался. Холод шелковой пижамы усиливал огонь на коже. Сверхчувствительность. Невозможность. Все тщетно.       «Прикоснись к себе», — шептал чей-то низкий бархатный голос с лёгким акцентом в его голове.       Не закрыв по привычке дверь для полного контроля зоны в случае засады, полицейский попался сам.       Дмитрий изогнулся в попытках совладать с собой, но пульс отбивал в висках ритм: «прикоснись и сними накопленный стресс». В голове только взгляд утонченного мужчины из спальни напротив. Окутанный вожделением и грешной мыслью о том, что за ним могли подсматривать, Дубин чуть скинул одеяло вбок, оставляя след сердечного волнения в электромагнитом поле. Сердце бешено колотилось, когда он нежно проскользил по прессу вниз, к паху. Как бы сделал это Хольт? Как во снах? Осталась бы дорожка молний? Почувствовал бы он, как сокращаются его мышцы от соприкосновения с подушечками пальцев Хольта? Дрожал бы он так же, как во снах? Утопил бы в стонах его имя?       Обаяние Хольта в воспоминаниях околдовало его, заставляя забыть обо всем, кроме этого момента, наполненного влечением и магией их взаимного притяжения. Каждый оставленный взгляд на его теле, каждое прикосновение его электроимпульсов — это строфа в балладе страсти, написанной магией его присутствия.       Сам Хольт не мог заснуть. Он не просто слышал чуть дрожащее дыхание Дубина, он улавливал его сбитый пульс в воздухе. Колебание его частиц в воздухе. Молнии прошлись по телу от шеи до паха, раздувая страстное желание прикоснуться.       «Dit kan niet waar zijn».       Его дорогой лейтенант, воплощение справедливости и доброты, в гостях ублажал себя бессовестно и провокационно с открытой дверью. Вообразимые контуры его фигуры, словно созданные для воплощения самых смелых желаний, проникли под сердце Хольта. Он приподнялся на локтях, чтобы подсмотреть, как увидел дрожащего мужчину, закрывавшего рукой рот.       Он накален.       Дубина не спасало лёгкое прикосновение к телу. Оно требовало радикальных действий. Лаская себя по бёдрам, он дотронулся до чувствительных сосков, раздраженных холодом шелка. Горячей ладонью он обхватил член, представляя, как бы сделал это его Август, пытаясь подчинить. Доказать. Доставить удовольствие.       Изредка открывая глаза, Дубин видел, что в спальне Хольта маленькие вспышки молнии, как бывает у грозовых туч, но не придавал значения. Он лишь желал почувствовать разряд. Снова. Сильнее. Чтобы ток проник под кожу. Лизнул шею электродами. Закоротил тело. Он хотел Хольта так бесстыдно, что выгнулся в спине, вспоминая правильные линии его мышц. Шрамы на спине. Мерцающий имплант. Изгибы тела. Вспомнил его руки на своей талии. Их танец. Их поцелуй.       Он повернул голову и увидел в отражении панорамных окон самую грязную версию себя. Просящую. Низменную. Страстную. Дубин чуть скинул одеяло, чтобы ускориться, и не заметил, как открыл Хольту самый сладкий вид. Он докоснулся до головки, проводя большим пальцем и размазывая смазку. Одно это движение вызвало разряд по всему телу. Сумасшедшее животное чувство взяло верх.       Движение.       Треск.              Быстрее.       Заряд.       Сильнее.       Учащенный пульс.       Скрип.       Синхронный ритм.       Они еле скрывали сдавленные стоны.       Синхронные движения.       Один ритм.       Молния прошлась от Хольта по стене.       Дубин зажал сильнее рот, уже кусая ладонь от подходившей к паху неги.       Магнат ускорялся, представляя раскаленного лейтенанта в своей постели.       Рядом.       Дубин дрожал, чувствуя, как мышцы его сокращались под чужой такт. Под такт Хольта.       Вдох на три.       Выдох на шесть.       Хольт не сдержал улыбку наслаждения, откровенно и слышно выдыхая. Он кончил первым, сдавленно дыша и выгибаясь. Непреднамеренно Хольт выпустил по стенам и потолку апартаментов электрический разряд, а Дубин дрожал, кончая от электростимуляции по всему телу. Чувственность увеличилась. Разряд пробил его шею, будто сам Хольт лизнул ключицы и спустился вниз. Дышать стало невозможно. Он тонул, и Хольт тянул его вниз на глубину, принося неземное удовольствие.       Липкая сперма стала доказательством испорченности, а по наивности он так и не осознал, что за волна удовольствия прокатилась по его телу. Дождавшись, когда тело прекратит дрожать, а мышцы сокращаться, он аккуратно встал с кровати, прокрадываясь в ванную комнату в конце коридора. Он не смел смотреть в спальню Хольта, чувствуя, как не осознал, работала ли гравитация и законы физики в ту ночь.       Проследив за силуэтом полицейского, Хольт смотрел на потолок и дрожа беззвучно выдыхал, осознавая, что ему мало. Он молился вселенной и богам о том, чтобы его теплое чувство в груди только питало и исцеляло. Не уничтожало. Не рушило. Не кромсало. Никого. Ничего. Он бы все отдал, чтобы эта энергия не была силой жадности и разрушения, и Август знал: ему придется пройти через тернии, чтобы доказать это. Страшнее, чем предать собственного бога, было предать любовь.       Но если Дмитрий Дубин пробудет здесь хотя бы ещё день, то Хольт нарушит обещание о его безопасности.       Он нападет на него сам.