***
— Смотришь? — ласковые, стеклянные от чужого горя глазки впиваются в серые. Дэмонтаниэль сидит у ног Кёнига, осторожно прикладывая к чужим коленкам ватку. — Да, смотрю, — глаза щурятся от шипения на коже, когда Келлерман льёт ещё больше перекиси и старается всем видом показать, что своей кожей чужую не трогает. — Мне жаль, что это всё, что я могу для тебя сделать. Не хочу намекать, что ты какой-то не такой и, мол, плохо, что ты не восприимчив к тактильности, потому что ты — это ты. И я буду только рад поддерживать твой комфорт, — голос парня дрожит. Он в действительности настолько сильно переживает. Настолько хочется обнять Тэнэ и поддержать его не только словами, которые подбирать всё сложнее и сложнее. — Просто, мне кажется, что я мог бы сделать больше для тебя. Но ты отказываешься даже от того, чтобы пойти к моим родителям… Они бы правда тебя поняли, я думаю, ты знаешь, — рот в потоке сознания совсем не затыкается, к глазам приливает всё больше слёз, руки потрясывает от волнения, когда парень открывает один из пластырей, чтобы заклеить чужие ранки. — Дэм. Ты же знаешь, что я всё понимаю? Ты делаешь правда… многое для меня. Я очень благодарен, — руки мешаются, на коленку приклеен первый пластырь, в то время как на руках и на лице был собран максимальный цветастый набор. Неровное дыхание. Кёниг прикрывает глаза. — Ты видел тот деревянный домик на дереве? Я строил с отцом… Там внутри красиво очень, да и удобно, — парень открывает ещё один пластырь, — Я скажу маме, что сегодня буду спать там. Она точно даст мне много еды и что-нибудь теплое на более холодную ночь, и тогда мы вместе проведем время там. — Если ты хотел сказать, что мне необязательно спать на улице или идти домой, то я понял, — парень ухмыляется. — Хорошо, что школа уже закончилась. было бы куда тяжелее оставлять тебя одного, знаешь?***
Сердце неустанно быстро стучит, когда Дэм собирает целую сумку всяких вещей, которые могли бы понравиться его доброму бедному другу. — Мам! Мне ещё салфетки нужны, — парень бежит на второй этаж, вспоминая, что следует принести Тэнэ другую одежду для большего комфорта парня. Хватая самую красивую, но на вид не обременяющую одежду, он складывает её к рюкзак. Мама Келлермана от радости того, что сын вновь будет проводить время с хорошим другом, о котором вечно рассказывает за ужином, кладет в пакет свой приготовленный пирог. — Сына! Гляди какой вкусный сделала, отнеси и его обязательно, если что-то будет не так — приходите обязательно! — энергично прикрикивает женщина, когда с лёгкой улыбкой включает посудомоечную машину, следом заваривая себе и мужу чай. Парень с большим усердием берет всё нужное, не забывая о дополнительных пластырях и бинтах, которые могли бы пригодиться темноволосому, к которому хотелось бы скорее прибежать. Все, что волновало Дэма последние два месяца — он. Его состояние, его семейное положение, всё, что с ним вообще связано. Клеить на чужое тело пластыри, угощать едой, отдавать какую-то одежду, а иногда и катать парня на велосипеде было такой радостью, словно именно этого человека проклятый и ждал всю свою жизнь, если не больше. Быть может, это и вовсе было судьбой? Учащённое сердцебиение, горящие глаза и неловкость, из-за которой хотелось убежать. Каждое обдуманное действие, слово и постоянные мысли о том, что могло бы улучшить жизнь Тэнэ, что могло бы помочь этому парню и обрадовать его, страдающего от своей же семьи. Келлерман искренне хотел бы поделиться всем. Семьёй, любовью, всем, что только было в руках и более. Бежащий обратно парень с большим волнением, с прилившей к щекам кровью, с самой яркой улыбкой, уже думал о том, как классно было бы поглядеть на закат вместе, пока он совсем не закончился.***
Кёниг покачивает ногами, когда Дэм раскладывает рядом вещи в самом удобном виде на сделанные отцом полочки. — Я тебе ещё и вещи принес, чтобы ты мог переодеться. Взял самое удобное, что могло бы тебе понравиться, — парень убирает сумку в уголок домика и садится поближе к темноволосому. Вид не особо открывается в закатные пейзажи, но что-то, да видно. Приятное, совсем мягкое на цветовую гамму зрелище. — Спасибо, — совсем неловко выдаёт парень, — помнишь мы играли в игры всякие? Ну по типу той где…две правды и одна ложь что-ли? — О, да, она тоже была. Хочешь сыграть? — спрашивает Келлерман, моргая своими глазками. — Да. Не хочешь? — он осторожно поглядывает на Дэма, поглаживая свои пластыри на коленях. Один из них с динозавром. Может, Тэнэ хотел бы себе таких несколько? — Нет, я только за! — Дэм отвечает совсем энергично, — давай я первый, — он хмыкает и, получая кивок друга, с улыбкой начинает, — я ем брокколи! Люблю мамины пироги. Не особо люблю читать книги. — Да легко, ты явно не ешь брокколи. кто их ест вообще? — совсем не злая усмешка. — Да, ты прав, остальное получается правда, раз ты отгадал неправду, — парень посмеивается, обнимая свои коленки, глядя то на Кёнига, то на небо и вдаль. Тэнэ задумчиво смотрит туда же. — Я люблю проводить время вне дома. Я люблю, когда. отец ведёт себя спокойно. У меня проблемы с учёбой, — сказанные три предложения вызывают у Келлермана ступор. Минуты три висит тишина, разбавляемая порывами слабого ветра и сердцебиением Тэнэ. — Ну, — сомнительно начинает парень, — мне кажется, что ты слишком похож на отличника. Не думаю, что учеба даётся тебе тяжело, но. насчёт второго тоже не уверен, — последнее воспроизводит куда тише, взглядом метаясь туда сюда. — Да, у меня нет проблем с учебой. Отец тщательно занимался со мной и… сам знаешь, — неловкая улыбка замирает на лице на несколько секунд, после чего Тэнэ осознает, что ставит друга в тупик своими словами, напоминая раз за разом о своей ситуации. Пальцы начинают больше сжимать края ткани грязной одежды. Дэмонтаниэль замечает чужую реакцию. Тянется рукой к маминому пирогу, рукой скорейшим образом стягивает с него сделанную мамой упаковку. Самый большой и красивый кусочек передается в чужую ладошку. — Знаешь, Тэнэ, мне нравится видеть твои новые ушибы. Я боюсь темноты, а ещё. мне дорог ты. Пересечение взглядов, Кёниг скорее жуёт кусочек вкусного пирога, желая скорее избавиться от него и освободить свои ладони. Сердце трепетно выдает четкий, ускоренный ритм биения, когда в пальцы рук приливает кровь, а ветер лохмочет пряди волос в стороны, когда последние лучи солнца уходят за горизонт, оставляя за собой красивые мазки и градиенты из разных оттенков почти похожих цветов. Рвано вдыхая в грудь много свежего воздуха, парень пихает в рот остатки своего кусочка, стараясь скорее их разжевать, чутка сминая одной ладонью ткань своих штанов. Совсем искренняя улыбка накрывает лицо, когда Тэнэ уводит взгляд куда-то в другую сторону, чтобы не показывать Дэму своего лица. Он смущён. Его руки подрагивают, но, когда за спиной чужое дыхание становится ещё более тихим, словно светловолосый прислушивался к самому смущенному, тело аллегрика машинально поворачивается, руки сцепляются за чужой спиной. Самая неудобная поза, но самый лучший момент. У Келлермана как дыхание спёрло. От неожиданности парень охнул, но через пару считанных секунд с самой большой осторожностью сомкнул свои ладони за чужой спиной. Вот он какой. Тёплый, совсем живой и желающий быть счастливым Тэнэ. — Могу я… погладить? — шёпот, с коим парень пытается понять достаточно ли комфортно другому. — Да, Дэм. Ты можешь.