Июль. До скорой встречи

      — Джиншик-хён, ты скоро?       — Я почти всё, Чонхун-а, сейчас!       — Так наряжаешься, будто мы не просто на улице идём сидеть, а на показ мод идём, где ты модель, — ворчит младший, кидая попрыгунчик об стену, Джиншик понимает по звуку.       — Конечно! Там же будет он, я должен произвести на него впечатление, — отвечает он и последний раз смотрит на себя в зеркало, чтобы потом открыть дверь и встать перед Чонхуном в позу, — ну что, как я тебе?       — Как и всегда — сногсшибательно, хён. Пошли уже. Я вообще сомневаюсь, что он выйдет сегодня.       Они двинулись по длинному коридору, периодически здороваясь со знакомыми и не очень лицами. Джиншик хмурится, когда слышит такие слова от друга и удивлённо хмыкает:       — Почему это?       — Потому что вчера эти два придурка сбежали в лес, их отлавливал весь состав вожатых. Скорее всего, они наказаны сегодня.       — Идиоты.       Джиншик только тяжело вздыхает и уже без особого энтузиазма идёт к выходу из дома. И зачем только красил губы новым вишнёвым блеском? Если оказалось не для кого… Чонхун ловко перекидывает попрыгунчик через них и оказывается на улице первый.       — Если хочешь, мы можем спросить у Минги-хёна, он вон там сидит, — Чонхун кивает в сторону их вожатого, — Минги-хён!       Старший тут же их замечает и машет рукой в ответ, коротко улыбаясь. Джиншик только мечтательно вздыхает. Он был главным фанатом их вожатого-хёна после старшего Юнхо, который с ним встречался. Джиншик мечтал стать таким же красивым, как Минги.       — Здравствуйте, Минги-хён, — кивает Чонхун, — сегодня ещё не виделись.       — Привет, ребята. Что-то конкретное хотели?       — Да, как у вас получается каждый день быть таким красивым?       Минги смущённо хихикает, пока Джиншик довольно улыбается, потому что у него снова получилось смутить самого красивого человека в их лагере. Чонхун только тихо цокает, но тоже посмеивается, а потом ойкает, когда его чуть не сносит… Юнхо. — Кто тут делает моему Ги комплименты?       — Это я, Юно-хён, — гордо заявляет Джиншик, — он слишком красивый!       — Согласен, я ему каждый день это говорю, — Юнхо прыгает вокруг них, точно щеночек, — а он смущается. Но ему нравится.       — Ю, всё, хватит, — Минги отмахивается и старается не смеяться в открытую, — так что у вас?       — Да, мы хотели спросить, что там с Сумином и Хёну, — Джиншик мило улыбается, — их сильно наказали?       Юнхо заливается смехом, пока Минги делает вид, что крестится. Чонхун только вздыхает и качает головой.       — Они промывают рис уже полдня. Потому что вчера возомнили себя Бэтмэнами и думали, что ночью их не заметят, — кивает Минги, — а вы…       — Да, хён, мы бы хотели их навестить, — уклончиво отвечает Джиншик, — можно? Пожалуйста!       Минги с Юнхо переглядываются и делают вид, что усердно думают. Но и Джиншик, и Чонхун прекрасно знают, что отказать старшие не могут. В уставе не прописано, что запрещено навещать друзей во время отработки.       — Если вы не пустите туда Джиншика, он сойдёт с ума, — вздыхает Чонхун, — я действительно больше не могу это слушать.       — Я даже губы накрасил новым блеском, ну!       — Я заметил, тебе очень идёт, — Минги подмигивает, на что Джиншик пищит, — ладно, идите. Только старайтесь не попасться на глаза другим вожатым, хорошо?       — Без проблем, Минги-хён, спасибо! Ты самый лучший!       — Бегите давайте, — поддерживает Юнхо и улыбается ещё шире.       Джиншик хватает Чонхуна за руку и ускоряет шаг.       Солнце палило нещадно, комфортные утренние плюс двадцать стремительно близились к жарким тридцать по Цельсию. Поэтому на Джиншике был надет короткий топ без рукавов и обычные шорты, потому что душно было до невозможности.       Этот год был последним для него в лагере. Джиншику исполнялось шестнадцать в этом месяце, поэтому родители отправили его в любимое место в качестве подарка. Джиншик и правда провёл здесь большую часть своей юности и так просто отказаться от лагеря не мог.       Он завёл здесь друзей, нашёл первую любовь и получил море поддержки. Будучи неуверенным в себе мальчишкой, сейчас Джиншик вырос в красивого, умного и харизматичного парня.       Возможно, на него так повлияло общение с Минги. Старший был примером для подражания, поэтому они довольно быстро подружились. Сначала Джиншик стеснялся, но потом понял, что Минги тоже неловко. Так и сдружились.       Джиншик знал Минги и Юнхо практически с самого детства. Он застал то время, когда они только-только приехали в лагерь, как вожатые, и рос вместе с ними. Было немного грустно осознавать, что больше они не увидятся. Но Минги пообещал писать как можно чаще и дал свой аккаунт в инстаграме.       Чонхун стал его другом практически сразу же. Сначала их посадили рядом в автобусе, а потом уложили на смежные друг с другом кровати. После этого Джиншик одолжил Чонхуну мазь от комаров, а младший поделился своей порцией рисовых пирожков. Больше для крепкой дружбы ничего и не нужно.       Но первая любовь у Джиншика была самая-самая яркая. Когда он в первый раз увидел Сумина, то понял, что попал и пропал. Парень был настолько в его вкусе, что с тринадцати лет Джиншик влюбленно по нему вздыхал и ждал поездки в лагерь каждое лето больше, чем свой день рождения.       Но Сумин был… Глуповат, скажем так, в этом плане. Он общался абсолютно со всеми, называл их своими «бро» и только перед Джиншиком робел, как школьник. Так оно и было, но не суть! Джиншик кокетничал, заигрывал и флиртовал. Красиво одевался и намекал всеми возможными способами. Однако стену по имени «Чхве Сумин» пробить было практически нереально.       Но Джиншик не опускал руки. Скидывая всё на то, что Сумин просто стесняется и не знает, как надо себя вести — он ждал. Девиз его жизни менялся с «породистых берут щенками» до «тише едешь — быстрее выйдешь замуж за краша». Чонхун был спасительной жилеткой и трезвой головой в таких ситуациях.       А ещё у Сумина был друг. Его звали Хёну, он был похож на лиса и мечтал стать журналистом. Джиншик иногда подкалывал Чонхуна, что он влюбился в совершенно полную свою противоположность, но ничего обидного не говорил. Вот так они и страдали вместе, потому что с кем поведёшься…       — Ну, как я выгляжу?       Джиншик взволнованно крутится перед Чонхуном, когда они подходят к зданию, где располагается цех столовой. Младший делает ему кучу комплиментов и активно подбадривает, когда они осторожно открывают дверь.       — А я говорил тебе, что идея плохая, — слышно, как бурчит Хёну, — но нет, попёрлись.       — Да ладно тебе! Зато в жару не на улице, а тут, — смех Сумина греет Джиншику душу, — прохладно, хорошо…       — Ага, а ещё мокрый рис.       — Ну не ты же, как когда Чонхуна видишь.       — Ты совсем охуел?!       Джиншик краснеет, пытаясь не засмеяться в голос, а вот обычно каменное лицо Чонхуна бледнеет. Он только фыркает и уже хочет уйти, как слышится грохот. Джиншик испуганно смотрит на младшего, и они бегут к парням.       — Блять, Хёну! Ну какого ху- Шик-и?       — Что у вас тут происходит? — Интересуется Джиншик и делает вид, что не поплыл от милого сокращения своего имени.       — Чтобы больше хуйню не говорил, — недовольно шипит Хёну, а потом виновато смотрит на Чонхуна, — привет, Хун-и и Шик-и. А как вы тут?..       Джиншик смотрит на мокрого с ног до головы Сумина и пытается сдержать смех. Он только качает головой, когда старший вдруг отмирает и поджимает губы. О да, Джиншик знал, что этот топ произведёт нужное впечатление.        — Ты нахуя меня облил-то, — снова недовольно выдыхает Сумин, — и что я теперь…       — Правильно сделал, — поддерживает Чонхун и кивает Хёну, — я слышал, между прочим…       Хёну только больше смущается, ахает и замахивается на Сумина. Тот отпрыгивает от друга подальше и прячется за Джиншиком, прикрывая голову.       — Цирк да и только, — вздыхает Джиншик, оборачиваясь к Сумину через плечо, — и куда вы ночью бегали хоть?       — О… Ну это, мы просто, короче, хотели, а там не получилось как-то и… Да забей, в общем.       Из этого непонятного набора слов разобрать что-то совершенно невозможно. Джиншик смотрит на Хёну, и тот расплывается в хищной улыбке, а в глазах загорается недобрый огонёк.       — Нет, Хёну, не смей, — умоляющим голосом тянет Сумин.       — А мы по вине этого придурка пошли цветы какие-то красивые искать, чтобы он их тебе подарил, — выпаливает на одном дыхании Хёну и щурится, — не нашли, правда.       Чонхун прыскает со смеха, утыкаясь лбом в плечо Хёну, который тут же подобрел от этих действий. А вот Джиншик удивлённо поворачивается всем телом к Сумину и ожидает дальнейших объяснений. Да, ему невероятно льстило это, но хотелось бы услышать подтверждение от самого виновника произошедшего.       Сумин стоял с опущенной головой вниз и красными ушами. С него капала вода, а под ногами образовалась лужа. Джиншику стало его жаль, поэтому он осторожно поправил чужие слипшиеся волосы ярко-зелёного цвета (да, Джиншик любил бунтарей).       — Шик-и, я… Блин, чего так неловко-то, — Сумин поднимает свой взгляд, — прости.       — Дурачок, — хихикает Джиншик и щёлкает языком, — как тебе это вообще в голову пришло?       — Просто хотел сделать тебе приятно, — пожимает плечами Сумин, — ты очень красивый… У тебя классный топ.       — Спасибо, я знаю, — Джиншик кивает и пытается не краснеть.       — Точно, сегодня же дискач. Ты же придёшь?       — А ты приглашаешь?       Сумин издаёт какой-то непонятный звук и несколько раз кивает. Белая майка без рукавов облепляет худое, но подтянутое тело, и Джиншик пытается смотреть парню в глаза.       — Тогда приду. Ну всё, удачи вам с рисом. Хун-а, пошли!       Хёну не успевает протестующе замычать, как Джиншик уже убегал вместе с ничего не понимающим Чонхуном. И не было ни секунды времени для объяснений! Ему срочно надо придумать самый модный образ для вечерней дискотеки.       Чонхун очевидно устаёт за первый час, и Джиншик позволяет ему поспать на тихом часе. Сам же даже не смыкает глаз — думает, какой макияж сделает и как вообще себя будет вести. На помощь приходит и Минги, который к такому делу относился со всей ответственностью.       — Ты, главное, много от него не жди, — говорил Минги, размешивая сахар в чае, — он мальчик хороший, но действовать активно не любит. Главное будь притягательным, подмигни ему пару раз и всё. Он от тебя глаз не оторвёт.       — Мне бы побольше медляков, — вздыхает Джиншик, укладывая волосу на плойку, — а то как я с ним пообнимаюсь?       — Будут тебе медляки, не волнуйся, — усмехается Минги, — я сегодня за диджея.       Джиншик пытается громко не пищать, чтобы к ним в вожатскую не заглянули с проверкой. Подпрыгивая, он обнимает Минги за шею и шепчет:       — Ты самый-самый лучший хён в мире!       — Тише, разбудишь всех, — смеётся Минги и обнимает его за талию.       После таких тщательных и долгих сборов Джиншик появляется вечером на дискотеке во всей красе. Под белой сеткой был чёрный короткий топ, а на ногах шорты в цвет и белые гетры. Волосы уложены и залиты лаком, некоторые пряди причудливо заплетены в косички. Губы сияют блеском, как и щёки из-за хайлайтера.       Сумин перед ним почти падает на колени, и Джиншик даже не преувеличивает. Оставив Чонхуна на попечение Хёну (и сделав вид, что он не заметил их скромного поцелуя в щёку), он крутится вокруг Сумина.       — Что, высох уже?       — А? Да… Да, жарко же, да и одежда другая есть. Ну, то есть…       Джиншик смеётся и притягивает смущённого Сумина к себе за руку, чтобы начать танцевать под начавшуюся песню. На парне была надета такая же безрукавка, но уже чёрного цвета и чуть более обтягивающая, чем белая. Джиншик явно без ума от такой одежды Сумина…       Они переговариваются о чём-то совершенно разном, но таком интересном, что Джиншику кажется, будто они здесь одни. Сумин рассказывает о своём желании пойти на худграф, обещает показать рисунки и их приключениях с Хёну.       Когда включается обещанный медляк от Минги, Джиншик вдруг превращается в настоящую грациозную кошку. Он укладывает руки на плечи Сумина, ждёт, пока тот обхватит его талию, и начинает плавно двигаться, прижимаясь поближе.       — Это мой последний год, — начинает тихо, когда они более-менее привыкают к новой позе, — а у тебя?       — У меня тоже. Хёну сказал, что без меня больше не поедет.       — Чонхун тоже не хочет, — поддакивает Джиншик и тихо смеётся, смотря в сторону, — они такие милые, когда пытаются скрытно поцеловаться.       — И правда, — Сумин кивает и улыбается, а потом вдруг серьёзно смотрит на Джиншика, — а ты хочешь?       — Что?       Им приходится остановиться, но Джиншик от какой-то неловкости всё равно вынуждает продолжить танцевать. А потом удивлённо вздыхает, когда Сумин касается его губ своими.       И этот поцелуй выходит таким простым, но до боли чувственным и нежным, что Джиншик хочет расплакаться. Он глупо хлопает глазами, когда Сумин отстраняется от него, и не может ничего сказать.       — Ты мне нравишься, Джиншик-и, — произносит шёпотом, но уже без смущения, — и я понимаю, что дальше нам будет трудно. Но я бы хотел попробовать. Ты дашь нам шанс?       Джиншик не дышит. Его сердце так громко стучит, что заглушает музыку и громкие разговоры на фоне. Перед ним сейчас есть только Сумин, а ещё огромные чувства к нему. Его всего переполняет, заполняет — это выплёскивается и взрывается. Джиншик прижимается к Сумину ближе и часто-часто кивает.       — Я готов дать тебе, что угодно, Сумин-и.       Они продолжать танцевать медляки и целоваться вдали от любопытных глаз. А потом проведут самую замечательную смену вместе. Будут плакать при расставании и созваниваться каждый день.       Пока в один прекрасный момент не напишут друг другу, что оба поступили в Сеульский.