Эльф Первого Дома

      К началу очередного приключения, грозившего стать самым грандиозным, они готовились очень тщательно. Маэглин подыскивал корабль, в трюме которого они смогли бы выбраться за пределы Гондолина, окружённого штормами со всех сторон: погодная аномалия, скрывшая остров от всех желающих его обнаружить. Идриль же тайком делала сухари, вялила рыбу и набирала в объёмные фляги воду. Как и все остальные жители Гондолина, они оба знали, как управлять кораблём и как вести себя во время долгого плаванья, и, в случае чего, могли бы заменить какого-нибудь матроса. И в это знание включался важный пункт: крыс в море выбрасывают за борт. Быть отправленными в одиночнное короткое плаванье до морского дна отчаянно не хотелось. Никто бы не посмотрел на то, что они ещё не совершеннолетние: не дети, а, значит, за всё отвечают наравне со взрослыми, хотя им всё ещё позволено гораздо меньше. Поганый возраст. Самый неприятный, если честно.       Ломион потёр лоб и уставился на корабли. Шхуна, бриг, фрегат… О, только что вернувшийся шлюп. Подходит. Неделя на разгрузку и погрузку, а дальше — до первого жне порта за штормовым кольцом. В худшем случае — они с Идриль просто поплавают. Ничего не должно случиться. Не должно.       Ему удалось напрроситься в грузчики, хотя какое там напроситься… Его сразу же взяли, как только он предложил свою кандидатуру — руки в порту никогда лишними не были. Пронести вещи в трюм оказалось до ужаса просто, как и устроить там же небольшой «домик» для них с Идриль: четыре одеяла, подушки, относитьельно большой запас воды и сухарей. К вероятно долгому плаванью они готовились очень тщательно.       Наконец, наступил тот самый день. Тургон и Аредель как обычно ушли строить дворец, и в это время, за пару часов до отплытия, Ломион провёл свою любимуюи единственную сестру в трюм «Чайки». Название шлюпа ему сильноо не нравилось, однако исправлять что-то было поздно: всё было решено и отступать назад… Проще уж броситься в море и попасть в легендарный Мандос, приют всех погибших эльфов. О нём им в тайне поведал дядя Глорфиндель, вместо сказок рассказывавший им о не не менее легендарном Валиноре, острове, который считается затонувшим Раем, откуда и пришли эльдар. Все знали, что туда теперь возможно попасть лишь умерев и очистив душу в Чертогах Смерти, а их названный дядя как-то обмолвился о том, что если пройти испытание Морского Бога, то есть шанс достичь Благословенного Края пешком. Теперь, повзрослев, они оба считали это всё сказкой, мифом, но на задворках сознания Ломион понимал: говорить так уверенно, будто видел всё собственными глазами… Это не легенда, как и три проклятых Камня. Это реальность. Страшная, жестокая реальностть, которую от них пытались скрыть.       Накануне отплытия ему пришла в голову безмная идея: забрать карту и письмо Златокователя. Вполне вероятно, что им двигал пресловутый Рок, то, чего опасались все жители острова, чего напрасно пытались избежать.       Так или иначе, теперь, когда он сидел, съёжившись за ящиками и обнимая Итарилле, у него в непромокаеммом мешочке, висящем на шее, лежала и карта, и письмо. Они практически жгли руки, внутри что-то шептало: «Ещё не поздно остановиться», однако желание нечто доказать всем перевешивало. Мысли, вившиеся в голове, были очень нерадостными. Сестра спокойно спала в его руках, а Ломион… Понимал, что уже слишком поздно. Колесо Судьбы начало своё неотвратимое вращение. И кто-то попадёт под него.       Интуиция кричала: этот «кто-то» — его семья. Мать. Та, что несколько десятилетий успешно избегала Рок. На глаза сами собой навернулись слёзы. Мысль о том, что мужчины не плачут быстро отлетела в сторону. Плачут. Ещё как. Дядя Турукано один раз в году позволял себе. И Глорфиндель — тоже. Ему казалось, что все нолдор Гондолина оплакивали кого-то раз в год. Не говорили кого, однако… Испытание Морского Бога.       Качка усыпляла, шум движения пел колыбельную, и он не выдержал. Уснул в не самой удобной позе.       Сон был кошмаром, воскресшим в памяти. Ему только-только исполнилось двенадцать лет, и отец, точнее — неясная фигура, соткаанная из клубящийся Тьмы, даровал ему имя. Маэглин. Острый Взгляд. Он тогда впервые убил, тоже кого-то тёмного, страшного, сотканного из чистой злобы… Материнское имя ему нравилось гораздо больше. Все воспоминания об отце были мрачными, полными сырости, затхлости, безнадёжности и чувства неотвартимости. Последнее Ломион ненавидел больше всего.       Чёрная кровь на остром некрасивом кинжале, недобрая ухмылка, алое на белых одеждах матери и удушье.       Потом воспоминания обрывались и начинались с солнечного жаркого Гондолина.       Но во сне был свой сюжет, свои правила. Мама бледнела и падала, её одежда окрашивалась в алый, стоял тошнотворый запах крови… Удушье становилось всё сильнее, ему слышался хруст…       Маэглин проснулся из-за того, что Идриль его укусила, оставив на руке отпечаток зубов       — Ты задыхался. И что-то случилось наверху. Что-то страшное, я чувствовала, как нас тряхнуло.       — Нужно проверить. Идём вместе, — разделяться — верх глупости. Особенно, если случилось нечто непонятное и наверняка опасное.       Подняться по лестнице. Вслушиваться в странный скрежет. И… Такой знакомый отвратительный запах ударил в ноздри. Перед ними упала капля с железным вкусом и масляно блестящая в тусклом свете. Кровь. Он машинально поднёс платок к носу сестры, прошептав ей: «Сиди здесь и не высовывайся», осторожно приподнял крышку люка и выглянул на палубу.       Трупы. Там были трупы. Команды «Чайки» и других эльфов, в смутно знакомых серых невзрачный одеждах… Среди всего этого возвышался единственный выживший — стоящий к нему спиной, черноволосый, сутулящийся, с саблей в правой руке… Воображение дорисовало ухмылку, вечно нахмуренные брови. Эол. Не узнать отца Ломион не мог — уж очень часто видел кошмары с его участием. А раз это он…       Додумать парень не успел. Перед его глазами мелькнула смазанная тень, и вот — Эол, оглушённый веслом, падает на доски. Черноволосый смуглый эльда посмотрел прямо Маэглину в глаза и бросил:       — Вылезай. Я не враг.       Пришлось послушаться почти приказа и выбраться на палубу. Выбор отсутствовал.       — Кто ты? — настороженно, сжимая за спиной рукоятку ножа дивной работы.       — Келебримбор, — ответил так, как будто это всё объясняло. — Представься и ты.       — Маэглин. Что ты здесь делаешь?       Глупо вот так общаться с возможным противником. Глупо, опасно и… важно.       — Меня похитил этот… Тёмный эльф, хотел передать своему хозяину. Ты?       — Плыл на этом корабле, который сейчас начинает тонуть.       — А ты и правда Острый Взгляд! Мне нужна помощь в том, чтобы добраться до нолдор.       — Зачем?       — Я должен сообщить, что Моринготто забрал одного из сыновей Феанаро…       Тут Ломион вспомнил, кем же был Келебримбор, и по его коже пробежали мурашки.       — Хорошо. Я покажу тебе путь до Гондолина, ближайшего поселения нолдор. И… Я тут не один. Идриль, вылезай!