Притча о лягушках, сыре и любви к себе

      Артёму четырнадцать, когда его мать собирает чемоданы и уезжает из дома с громким криком: «Развод! А сына можешь оставить себе, он мне не нужен! Всё равно не в меня пошёл, сволота!».       Артёму четырнадцать, и он с горьким смехом провожает её взглядом из окна. Её забирают на чёрном «Мерседесе», и он даже знает, что принадлежит тот Малине — давнему конкуренту и, как ни парадоксально — другу отца.       Мать столько раз твердила сыну: «Повзрослей уже!», и он действительно это сделал — аккурат в тот момент, когда та запрыгнула в чужой автомобиль и умчалась в новую жизнь — туда, где нет места семье.       Что ж, она свой выбор сделала.       «Не буду переживать», — фыркнул в мыслях Артём. Хах, себе бы не врал.       «Ты слишком привязан к мамке, малец. Ты как вообще собрался вопросики решать бандитские, а?» — твердил ему Захар, пытаясь вырастить из него твёрдого, холодного, рассудительного и решительного человека, в то время как сам Артём изучал бабочек, играл в футбол с соседскими мальчишками и ходил на болота, где главный местный алкоголик Игорь Катамаранов учил его, как правильно добывать подболотники. Правда, сам не разрешал за ними лезть, утверждал: «Мелкий ты ещё».       Смешно. Для матери и Захара мелким он перестал быть, едва научился ходить, и те требовали от него каких-то серьёзных взрослых решений. Спасибо отцу — единственному оплоту разума, как казалось Артёму. Тот старался скрасить будни и выходные сына, соглашался послушать познавательные (на деле — не очень) лекции о бабочках, иногда втихомолку выходил с сыном на задний двор дома и стоял на воротах, пока мальчик тренировался забивать голы. За оценки не ругал, но неизменно устраивал «проверочные уроки», когда садился вместе с сыном и проверял, что тот не понял по предметам, и старался объяснять, если знал. Ежели не был в курсе — вызывал запуганного отчего-то Инженера.       Матери же всегда было плевать, что там в дневнике у сына.       Всё детство Артёма, кроме этого, ознаменовалось постоянными скандалами родителей. И если отец пытался сдерживать всплески агрессии матери, переводить разговор в другое русло при присутствии сына, то Нателла останавливаться вовсе не желала и, казалось, только больше заводилась. А уж когда крики и недовольство матери всем, чем угодно происходили ночью, то становилось вдвойне страшно. Да, Гриша далеко не ангел, то даже будучи ребенком Артём понимал, что угрожать отцу за взятый под крыло ОПГ «не тот», по мнению матери, участок — это уже слишком.       Несмотря на всё это, уход матери оказался для Артёма болезненным, и признавать этот факт было… непросто. Его всю жизнь многие воспитывали сильным, но в итоге получилось совсем наоборот: сейчас он чувствовал себя слабым и… это его раздражало. В голове так и звучало постоянное мамино: «Хватит ныть, развёл здесь нюни!». По этой причине у него так и не получалось ни пережить процесс разрушения семьи, ни с лёгким сердцем отнестись к этому факту. В итоге только больше корил себя за свои же тяжёлые чувства, сидя на бетонных трибунах старого стадиона Катамарановска и закуривая очередную сигарету.       — Парниш, ты скоро станешь похож на паровоз, если так дымить будешь, — раздался чей-то баритон прямо над головой.       От неожиданности сделавший было очередную затяжку Артём подавился дымом и закашлялся. Прогорклый мерзкий дым, и без того оседавший неприятным осадком на языке, проник в носоглотку и словно обжёг её огнем, а раздражённые таким всплеском глаза предательски заслезились.       — Ну эй, осторожнее ж надо быть. Все лёгкие так себе испортишь, — обладатель голоса сел рядом с ним и чуть похлопал по спине. — Давай, откашливайся уже.       Прошла пара минут, прежде чем Артём смог вздохнуть полной грудью и не чувствовать от этого боли и столь сильного горького привкуса сигарет. Он повернулся к неожиданному гостю. Закатное майское солнце падало аккурат на него, позволяя рассмотреть во всей красе. Тёмные как смоль волосы, карие глаза, которые из-за падающих лучей отдавали янтарём, загорелая кожа с множеством мелких родинок и сбитые костяшки — ага, кажется, паренёк-то с гонором, себя в обиду не даст. На лицо он был Артёму знаком — кажется, учился на несколько лет старше и в этом году выпускался из школы.       — Ну привет, — произнёс он и чуть улыбнулся, пристально глядя на Артёма. — Ты чего это тут в одиночку смолишь?       — А с каких пор это запрещено? — хмыкнул парень и протянул тому пачку с затрапезной «Примой».       — Несовершеннолетним так-то нельзя, — беззлобно усмехнулся собеседник и вытащил одну сигарету. — Ну и дрянь же ты куришь, — и, вопреки своим словам, сунул сигарету в рот.       «Что было у Водилы в кармане — то и стащил», — подумал Артём, но вслух, естественно, ничего не сказал и молча достал пачку спичек из кармана и поджёг. Поднявшийся ветер быстро потушил только появившийся огонёк, и теперь парень укрыл своими руками зону у рук Артёма, давая тому возможность зажечь спичку ещё раз. Чувствовать у своих кистей чужие тёплые прикосновения было как-то… необычно, но Артём решил не зацикливать на этом своё внимание и всё же ловким движением зажёг новую спичку и осторожно поднёс к сигарете в губах парня. Пару секунд — и сигарета подожглась, и собеседник сделал вдох.       — Спасибо, — поблагодарил тот и протянул руку. — Ваня, будем знакомы.       — Артём, — он ответил на рукопожатие, чувствуя чуть запотевшую тёплую руку с небольшими мозолями на пальцах. Ага, кажется, музыкант.       Следом за ним Артём поджег теперь уже свою новую сигарету и, затянувшись и выдохнув очередную порцию дыма, спросил:       — На чём играешь?       Теперь, кажется, настала пора давиться дымом Ване: тот слишком глубоко вдохнул и закашлялся.       — Ловко… Это ты как догадался?       — У тебя мозоли на пальцах. На подушечках. Те, кто занимаются спортом, имеют мозоли чуть ниже на кисти, — он показал на своей кисти зону холмиков под пальцами. — А у тебя — типичные пальцы того, кто играет на гитаре.       Ваня хмыкнул.       — Вообще не только на ней, но и на фортепиано. Но да, ты прав. Спорт я как-то не очень… Нет, бегаю, конечно, отжимаюсь… Но не до идолопоклонничества. А вот играть люблю. Хоть пацаны и говорят, что не мужское это дело. Но с другой стороны, чем это игра на музыкальных инструментах лишает меня «мужского»? — Ваня внимательно посмотрел на Артёма.       Словно что-то знал, салага. Хотя явно не так — он же не экстрасенс, как этот Бобровский из телеканала.       — Не думаю, что что-то лишит, — задумчиво произнес Артём. Эх, самому бы поверить в такое же, и что его характер и нежелание быть жестоким и холодным, как хотела мать, не делает его «не таким».       — Вот и молодец, — улыбнулся Ваня. — А сам в это веришь?       Артём нахмурился. Точно ли не экстрасенс?       — Ты это к чему спрашиваешь?       — Да просто интересно, — Ваня пожал плечами. — Не злись. Чего сидишь тут, с чего грузишься?       — А что, запрещено?       — Я тебе вообще ничего не запрещаю. Просто вид у тебя такой, будто тебя в кадку с молоком, как лягушку, кинули. Знаешь эту притчу?       Недоумённый взгляд был ответом, и поэтому Ваня продолжил:       — Были две лягушки, попали в кадки с молоком. Одна решила, что спасаться бесполезно, ничего не делала, смирилась с участью и утонула. А другая так била лапками, что взбила сыр и в итоге вылезла по нему и спаслась.       На какое-то время Артём подзавис, пытаясь сопоставить все факты, а потом прыснул со смеха.       — Разве сыр таким образом делается? Там вроде как варить молоко надо, сцеживать…       — Блин, ты слишком умный, — усмехнулся Ваня. — Может, там и не сыр был, а творог…       — Та же самая схема, — улыбка всё ещё осталась на лице Артёма. — Там сыворотка получается при подогревании… Короче, бессмысленны старания той второй лягушки. Даже если бы получился сыр — та вторая лягушка сварилась бы.       — А если на медленном огне?       — Варилась бы медленно бедная лягуха, что поделать.       Теперь захохотал Ваня, и Артём не мог не последовать за ним и тоже хихикнул. Да, ещё пять минут назад переживал за семью, а теперь сидел и с серьёзным видом рассуждал о том, сварилась бы лягушка в молочной сыворотке, пока из молока готовили бы сыр.       — А вообще это притча о том, что если ничего не делать, то ничего и не получится. Просто у тебя реально был вид грустной лягухи, — объяснил Ваня.       — С чего мне веселиться? Я в молоке весь, в кадке, а молоко я не люблю. Еще и сыр лягушачий из меня варят, ужас просто! — заявил на серьёзных щах Артём и вызвал очередной смешок Вани.       — Лягушачий сыр… На французский манер. Наверняка питательно.       — Предпочту никогда в жизни не узнать вкус лягушачьего сыра, — фыркнул Артём.       — Ну а если серьёзно, то что у тебя случилось? — в голосе Вани появилась обеспокоенность. — Я за тобой с полчаса наблюдаю. Сидишь и грузишься. Дома проблемы?       — А чего сразу дома-то? — вскинулся Артём, но тут же понял, что сам себя же и спалил. Однако Ваня ничего ему на эту выходку не сказал.       — Да чаще всего так и бывает. И хрен кому расскажешь без осуждения. Да ты не парься, я молчать буду, если надо. У меня у самого ситуация не очень, — Ваня поджал ноги к животу, усаживаясь на бетонную трибуну поудобнее. — Так что ты такой не один.       Беззаботный вид с лица Вани пропал, и теперь впервые за всё время разговора Артём заметил в его взгляде что-то вроде тревоги. Это почему-то заставило беспокоиться.       — У тебя что произошло? Давай баш на баш, — Артём затянулся. — Если будешь молчать, конечно. А то устрою тёмную. Я умею.       — Угу, я в курсе, что отец у тебя бандит, — хмыкнул Ваня и усмехнулся. — А я как бы всё ещё планирую жить, так что сдавать твои тайны не буду. Кто первый?       Путём «камень-ножницы-бумага» проиграл Ваня.       — Да что ж ты будешь делать… — вздохнул он. — Ладно. Родители опять пьянку устроили. Точнее, мать и отчим. Отец умер много лет назад, тогда всё в семье и пошло под откос… Так вот мать с отчимом… Приводят вечно каких-то забулдыг, которые драки устраивают и учиться мне не дают. Я в техникум поступить хотел, так они во время очередной пьянки пролили какую-то дрянь на мой рюкзак. Пришлось подрабатывать, дабы оплатить библиотечные учебники. Как ни странно, люди любят хорошую игру на гитаре в переходе и платят за это. И чёрт с ней, с учёбой этой. Не особо-то и хотелось: я просто надеялся, что таким образом от них вырвусь. Но у меня там сестрёнка маленькая. Ей всего-то четыре месяца. Воспитывают они её? Ага, как же… Мать, если трезвая, кормит, конечно… Но ребёнку внимание-то нужно. Я почти всё время был с ней, а ночами подрабатывал, как мог… пару раз даже у твоего отца: разноски всякие делал, — заметил он. — Но долго так продолжаться не могло. Аринку жалко ж… В итоге я нашей местной опеке-то и настучал. Не сразу, но забрали Аринку в дом ребёнка, там о ней позаботятся. Родителям дали полгода на исправление ситуации. Исправятся ли они — вопрос. Отдадут ли опеку мне, когда я стану совершеннолетним — не факт. Но надо стараться. Вот как той самой лягушке… Не знаю, получится или нет, но сыр-то надо делать, пусть и лягушачий, — фыркнул Ваня. — Ради сестры. Она всей этой жести не заслужила.       Артём внимательно слушал рассказ парня и невольно удивлялся: сколько ж в нём силы духа справляться со всем этим? Его родители не выпивали, но без скандалов дома не обходился ни один день… Да, хрен редьки не слаще. Но у Артёма ответственность только за себя, а Ваня ещё и за сестру отвечал.       — Ты крутой, — заметил Артём. — Твоей сестре очень повезло с братом.       Ваня усмехнулся.       — Не уверен, но спасибо.       — Серьёзно, если бы у меня был старший брат и был готов на такое пойти ради меня — я бы им восторгался, — высказал Артём. — За меня же перед матерью только отец и вступается. Но у него своих дел и забот много. А мать же… — и замолчал.       Ну вот, перетянул одеяло на себя. Молодец, что уж скажешь.       — Что «мать»? Я своё рассказал, давай и ты своё, выслушаю, — Ваня затушил бычок сигареты. — Я в курсе, что она — женщина своеобразная, наслышан. Один раз, когда к твоему отцу приходил, слышал её выступления. Испугался тогда жуть.       — Да не нужен я ей оказался, — вздохнул Артём. — И вроде ничего такого, и при их разводе я в любом случае попросился бы остаться с отцом, потому что с ней у меня отношения не очень… Но когда она меня сволотой назвала и унизила, что я не в неё пошёл… Было неприятно. Вроде ничего такого, но…       — «Ничего такого»? — протянул Ваня. — Артём, это ж… жесть полная. Ни один родитель не имеет права так относиться и такое говорить своему ребёнку. Ты ж, блин, его на свет произвела… Это ж часть тебя, в любом случае. Разве не так?.. Не понимаю я её. В любом случае, она не права. Детей надо любыми принимать. Родители за них в ответе, ведь это они решили их родить. Слушай, даже моя мать — выпивоха так по отношению ко мне не поступала, такого не говорила. У нас другие заморочки.       Артём вздохнул. Сравнивать проблемы в его планы не входило. Да и обоим им досталось, просто по-своему.       — Просто я для неё всегда плохой. Как бы ни поступал, что бы ни делал… Я пытался соответствовать её пожеланиям… Всё равно всё не так.       — Ты и не обязан этого делать. Это её проблемы, если она не хочет тебя как сына принимать, — вздохнул Ваня. — И, я так понимаю, она всю жизнь такая? — парень кивнул. — Ну вот. Ты бы ничего не изменил, даже если бы всё делал идеально. Но идеальности на самом деле не существует, это выдумка же. От слова «идея». А «идея» — это то, что только в мыслях и чего нет вообще. Так что… не пытайся заслужить её любовь. Видимо, она на неё не способна.       Признавать этот факт… больно. Неприятно. Тяжело. До рвущегося на части чего-то в душе тяжело. Но Ване он об этом сообщать, конечно же, не собирался. Хотя понимал, что он во всём прав.       — Спасибо, — тихо проговорил Артём. На душе особо легче не стало, но рассказать хоть кому-то о том, что беспокоило, было явно необходимо. Да и с новым человеком познакомился, что тоже плюс. — Только вот одну вещь не пойму.       Ваня взглянул на него с интересом.       — Вот притча про то, что если ничего не делать, то ничего и не получится… А мне тогда что делать, чтобы у меня что-то получилось и я так не зацикливался на семье? — задумался Артём.       Его легонько похлопали по плечу.       — Вопрос хороший. Но не знаю, что ответить. Может, эта притча вообще не про тебя. Хотя… знаешь… Делай всё возможное, чтобы жить лучшую версию своей жизни — и жить именно так, как хочешь ты. Без оглядки на то, что подумает твоя мать.       «Резонно», — подумал Артём, а вслух сказал:       — А если я пока не знаю, что для меня эта так называемая «лучшая жизнь»?       — У тебя есть куча времени, чтобы над этим подумать. У тебя всё впереди, — улыбнулся Ваня.       Артём улыбнулся ему в ответ.       — Спасибо, Вань. ***       Спустя три года, когда Артём официально станет Телефонистом ОПГ «Железные рукава», он вспомнит об этом разговоре и поймёт, что их с Ваней жизни зашли куда-то не туда. Даже несмотря на то, что Ване нравилось быть в банде: он занимался любимым делом — играл на синтезаторе, получал деньги и финансово помогал в обеспечении маленькой сестренки. Однако забрать её к себе так и не вышло, за что себя корил. Артём же чувствовал себя и вовсе на обочине жизни из-за того, что повсюду следовал за отцом и в итоге работал на него же. Хотя нередко ему даже нравилось решать различные вопросы по телефону, но он не был уверен, что это действительно его.       Спустя ещё год Артём наконец поймёт, что внимательность его четырнадцатилетней версии к тёплым рукам Вани, хитрому прищуру и красивым глазам были первой подсказкой того, что не так-то он и гетеросексуален и первой его симпатией оказался вовсе не Васька и уж тем более не Юлька, а тот самый старшеклассник с придирками из-за «Примы» и рассказами про лягушек. К слову, тот самый старшеклассник (уже к этому времени закончивший школу и возмужавший) выпал в осадок, когда Артём ему об этом рассказал — как уже о забытой симпатии из прошлого.       Спустя ещё пять лет Артём перескажет тот самый разговор про лягушек своему Васе и поймёт, что всё-таки что-то у него да получилось, когда на смену бандитским разборкам отца пришло президентское кресло, а сам Артём перешёл в другую нишу и стал заниматься бизнесом. По иронии судьбы, организовав свой музыкальный магазин, главным покупателем которого являлся Ваня.       Спустя ещё два года именно сюда счастливый Ваня приведёт свою сестру Арину выбирать инструмент для обучения. И Арина «по секрету» поделится с Артёмом, что теперь она наконец-то постоянно будет жить у Вани.       Спустя ещё год у Артёма появится свой личный компьютер и доступ в Интернет, и первым запросом будет: «Существует ли лягушачий сыр».        И узнает, что Ваня вообще-то запорол всю притчу и сыр вовсе ни при чëм.