After Hours

Не стоит доверять Годжо. Он не такой уж святой, каким его выставляют. По правде говоря, Утахиме следовало бы знать это с того момента, как учитель ухмыльнулся, возвышаясь над ее партой, будто какой-то король, которому принадлежит это место, но все же она была из другого мира, нежели ее одноклассники. Несмотря на то, что они учились всего лишь на третьем курсе, Хакари уже был одним из сильнейших магов, которых она когда-либо встречала, а Кирара переживал свои изменения, становясь более собой, чем когда-либо прежде. Из-за этого Утахиме чувствовала себя отстающей, ее проклятая энергия была в лучшем случае выше среднего, а техника не годилась для боя. Она старалась поучиться у своих одноклассников - принимать их креативные и уникальные подходы к своим техникам на вооружение - но это была постоянная борьба, когда было более чем очевидно, что они - пара. У Хакари и Кирары были свои дела, и хотя она считала их своими друзьями, они все-таки не были близки. Правильная, маленькая Утахиме, выросшая в очень консервативной семье. Для ее семьи было шоком, что она вообще подала заявление в Магический техникум, отступив от традиций. Они даже не подозревали, что у нее достаточно проклятой энергии, чтобы стать колдуном. Но ей хотелось большего - она хотела стать кем-то большим, - и поэтому, когда ее приняли, она собрала чемодан и сказала себе, что не вернется, пока не добьется чего-то стоящего. Спустя три года оказалось, что это гораздо легче сказать, чем сделать, и она была вынуждена обратиться за помощью к своему учителю. Конечно, Годжо окажет вам помощь - за определенную плату. Ей следовало бы больше верить Хакари, но она поборола все свои нервы, задержавшись в классе, чтобы напрямую попросить Годжо о помощи. Возможно, ей стоило отказаться от этой затеи и поспешно покинуть класс, когда Годжо облокотился на парту, засунув руки в карманы, и ухмыльнулся, похожий скорее на волка, чем на человека. — На тебя это не похоже - просить о помощи, Иори, — поддразнил он. — Ты, видать, в отчаянии. По ее мнению, учитель не должен дразнить своих учеников, но Годжо, похоже, это нравится, особенно в случае с ней. Так было с самого первого дня - Годжо придирался к ней, влезал в ее личное пространство, дразнил, переходящее в насмешку, бросал ее на растерзанием к волкам, Выражение «бросить кого-то на растерзание волкам» означает подставить человека под угрозу или пренебречь его положением, которое, как ожидается, он не сможет выдержать. Или сможет полностью преодолеть их. хотя она была к этому не готова. Именно так он заставлял своих учеников развиваться: выводил их за рамки до тех пор, пока у них не оставалось иного выбора, кроме как совершенствоваться. С Хакари, Кирарой и второкурсниками это сработало, но... Утахиме боролась. Она не хотела сдаваться, но начинала понимать, что сама не справится. Самое большее, на что она могла надеяться, - это достичь вершин своих способностей, даже если для этого придется сломать себя. Она чувствовала себя именно так, когда выскользнула из машины и, отмахнувшись от беспокойства Иджичи, практически хромая, вернулась в кампус. Миссия была тяжелой. По правде говоря, ей, наверное, не стоило идти одной - ее техника могла стать неустойчивой, если она была слишком напряжена, - но она хотела доказать свою пригодность. В конце концов, ей удалось избавиться от проклятия, так что она считала это победой, хотя Годжо, несомненно, указал бы ей, где она могла бы сделать лучше. После успешных миссий он обычно угощал ее чем-нибудь сладким, хотя она и не очень любила сладкое, но уже привыкла быть благодарной, когда он награждал ее за хорошо выполненную работу. Это было... приятно. Ее семья не могла позволить себе тратить деньги на подобные лакомства, поэтому, повзрослев, она никогда их не пробовала, отсюда и отсутствие тяги к сладкому. Выходец из одного из трех больших кланов, Годжо был избалован больше других. Даже сейчас он получал все, что хотел. — Йо, Иори, ты выглядишь дерьмово, — окликнул ее Хакари. Утахиме отмахнулась от него, но он только рассмеялся. Как бы она ни старалась вести себя прилично, у нее бывали моменты, когда она срывалась, ее нрав был несколько вспыльчивым и резким, но в таком состоянии она нравилась им больше всего. Им потребовалось время, чтобы пробить ее стены: все трое переживали свои собственные изменения, пока учились в техникуме, но вместо того, чтобы стать такой же, как они, она чувствовала, что начинает раскалываться. Кирара был не так груб и потянулся, чтобы коснуться поцарапанного подбородка Утахиме. — У тебя кровь, детка. — Наверное, это было какое-то проклятие, — добавил Хакари. Утахиме смахнула большим пальцем кровь, капающую из носа. В отчете говорилось, что проклятие было оценено вторым рангом, но оказалось, что это опечатка. Вместо этого было два проклятия, одно из которых граничило с первым рангом. Застряв на предпервом ранге, она чуть было не лишилась жизни, и это было унизительно. Хакари смог бы одолеть их, едва успев глазом моргнуть. — Иди и приведи себя в порядок, — сказал ей Кирара. — После этого можешь присоединиться к нам и посмотреть фильм. Нацепив на лицо усталую улыбку, Утахиме ответила: — Да, конечно, — направилась в ванную. Она не хотела соглашаться с ними на просмотр фильма. Они были слишком откровенны, что заставляло ее чувствовать себя неловко и краснеть. Утахиме не была полной дурой - она знала, что между ними что-то есть, больше, чем друзья, - но она не подозревала, что их отношения настолько продвинулись, пока случайно не заглянула к ним несколько месяцев назад. Хакари лишь расхохотался, а Кирара рассказал ей об этом позже за обедом. Уши Утахиме горели, а кончики покраснели, хотя она не могла отрицать, что ей любопытно. Однажды она уже целовалась с мальчиком, когда училась в обычной средней школе, и ужасно раскраснелась. А еще она, по правде говоря, поцеловала Кирару, будучи навеселе от алкоголя, бурлящего в ее жилах. Она нравилась им именно такой - шумной, неуклюжей, дерзкой. Лучше всего она ладила с ними, когда они выпивали: Хакари тайком проносил спиртное, и они втроем потягивали прямо из бутылки. Кирара спросил, можно ли ее поцеловать, и она, покраснев и чувствуя себя слишком горячей, согласилась, позволив однокласснику прижать ее к полу, прильнуть губами к ее губам и просунуть язык в нее. Это смущало ее и сейчас, особенно когда она вспоминала, как проснулась и услышала, что Кирара и Хакари занимаются сексом в соседней комнате. Она была такой невинной, такой неопытной во всем. Приняв горячий душ и выбросив из головы мрачные мысли, Утахиме вернулась в свою комнату и вытерла волосы полотенцем. Когда мышцы успокоились, а мысли прояснились, она обдумала предложение Кирары. Может быть, все будет не так уж плохо. Она могла бы просто улизнуть, пока все не накалилось до предела, и оправдаться тем, что устала. Но когда она дошла до комнаты Кирары и услышала знакомые скрипы кровати и стонущие звуки, она замерла, держась за ручку двери. О. Неважно. Они были очень заняты. Осознав, что она просто стоит и слушает, как трахаются ее одноклассники, Утахиме покраснела и, развернувшись на пятках, быстро зашагала прочь. Комендантский час уже миновал, но она не могла оставаться в комнате, будучи уверенной, что услышит их даже через стены. Даже если бы она не слышала, она бы представила себе это, а с этим она тоже не могла смириться, поэтому она поспешила в единственное место, о котором могла подумать, чтобы отвлечься. К счастью или, может быть, к сожалению, Годжо открыл дверь, когда она постучалась к нему, волосы были растрепаны, а солнцезащитные очки надеты, несмотря на поздний час. Она надеялась, что он отправится на задание. — Иори, тебе не кажется, что неуместно приходить в комнату учителя в такой час? Утахиме еще больше покраснела от такого вопроса. — Я… Годжо улыбнулся. — Не волнуйся. Ты такая невинная. Она попыталась нахмуриться, но вышло, скорее, похоже на надувание щёк. — Я не... — Конечно, нет. — Улыбка на лице Годжо не избавила Утахиме от неуверенности. От этого ей стало еще хуже: внутри нее что-то свернулось так сильно, что захотелось закричать или сломать что-нибудь. — Тебе что-то понадобилось? Конечно, ты не просто так пришла навестить меня. Разве ты не должна проводить время с Хикари и Кирарой? — Эм, они... — Утахиме неловко дернулась. — Заняты. — А, понятно. — Судя по его веселому виду, Годжо прекрасно знал, чем они заняты. — Я не хочу их беспокоить, так что... — Значит, ты пришла сюда, чтобы увидеть меня. Я тронут. Это была ошибка. Ей не следовало приходить сюда. Она и сама не знала, зачем пришла, кроме того, что не хотела находиться там и слушать их сквозь стены. Они оба любили поддразнивать ее за излишнюю наивность, несмотря на то, что Кирара не был грубым. Возможно, так оно и было, ведь у нее никогда не было парня и тем более не было отношений. Несколько раз она прикасалась к себе, обычно когда была на взводе и не могла уснуть, но мысли всякий раз путались. И, конечно, она думала о Годжо, потому что он был сильным и красивым, хотя и раздражающим. Каждый раз она смущалась, думая таким образом о своем учителе. Это было неправильно, но... Кирара сказала, что он флиртует с ней. Просто порой она была слишком невинна, чтобы понять это, или полагала, что он просто издевается над ней. Странный шум из комнаты привлек внимание Утахиме, и она огляделась по сторонам, заметив отблеск телевизора. Выражение лица Годжо стало виноватым. — Боюсь, что ты застала меня тоже в самое неподходящее время. — Что...? — Это был снова тот звук, но на этот раз она узнала его, так как слышала его из комнаты Кирары. Утахиме снова покраснела. — О, эм, вы... Годжо рассмеялся. — Ты действительно такая невинная, а? Это не так уж необычно - смотреть порно. Это помогает мне расслабиться после миссии. — Он с любопытством наклонил голову, наблюдая за тем, как она пытается что-нибудь ответить. Подслушать, как ее одноклассники занимаются сексом, - это одно, но застать учителя за просмотром порно было еще более стыдно. — Ты ведь никогда не смотрела порно, правда? Ведь ты же безупречная хорошая девочка. Почему-то тот факт, что она не смотрела порно раньше, смущал ее, заставлял чувствовать себя маленькой девочкой. — Я... я смотрела. Годжо убрал руки в карманы и оглядел ее так, что ей стало казаться, что она недостаточно одета. — Неа, могу поспорить, что вместо этого ты читаешь эти дрянные любовные романчики. Она действительно любила, поздно ночью, когда не могла уснуть, укрывшись одеялом и имея только фонарик, чтобы читать, боясь, что кто-нибудь из остальных узнает и начнет ее дразнить. — Они милые... Годжо поднес руку к лицу, как будто хотел скрыть свои эмоции, сдерживая смех. — Остановись, ты такая милая. Утахиме обожгло это слово, в ней вспыхнул гнев. Она терпеть не могла, когда ее так называли - а ведь они называли ее так часто. Это был комплимент от Кирары и оскорбление от Хикари. Она не знала, что означает это от Годжо, но он уже не в первый раз называл ее милой. Каждый раз она не могла подобрать ответ, краснела и смущенно уходила, как ребенок, закатывающий истерику. Ему не подобало так говорить с ней, но он редко задумывался о приличиях. Он был достаточно силен, чтобы никто не мог его в этом упрекнуть. К сожалению, гнев на него обычно брал верх - она была вспыльчива - и именно из-за злости она не сбежала, как обычно, а просто упрямо стояла на месте. Положив руки на бедра, Утахиме заявила: — Я смотрела порно. Это не так уж и важно. — Да? А какое именно? Были разные виды? Она даже не задумывалась об этом. — А вы бы хотели знать? — Утахиме сморщила нос. — Держу пари, вы любите странные вещи. — Хочешь узнать? — Годжо указал большим пальцем себе за спину. Мозг Утахиме на мгновение затормозил. — Что? Годжо фыркнул. — Прости, это было неуместно с моей стороны. Ты слишком невинна - тебя почти легко надуть. — Нет, я... — Ей действительно стоит вернуться в свою комнату в общежитии и пережить эту ночь. Пройдись по кампусу. Скрыться в библиотеке или спортзале. Позвонить домой и узнать, как дела у ее семьи. Она должна была делать что угодно, только не находиться здесь, с Годжо, при таких неуместных обстоятельствах. — Я не настолько невинна. Двигайтесь. — Конечно, — усмехнулся Годжо и отошел в сторону, чтобы она могла войти в его комнату. Это была ужасная идея. Особенно когда ее взгляд остановился на телевизоре и двух полуголых женщинах, целующихся на ковре. Что-то пронзило ее до глубины души, а живот скрутило от этого пикантного зрелища. Она, конечно, знала, как выглядит обнаженное женское тело, но видеть чье-то тело, кроме своего, было странно. И это он смотрел? То, как другие девушки занимаются сексом друг с другом? Может, ему не нравится смотреть на чужие члены? Но... это было не так уж плохо - видеть грудь другой женщины. — Увидела что-то, что тебе нравится? — поддразнил Годжо, его голос был совсем близко. Утахиме вздрогнула и повернулась к нему лицом. Увлекшись просмотром порно, она даже не заметила, как он закрыл дверь, погрузив их в темноту, и единственным источником света стал телевизор. — Это... — Утахиме сглотнула. — Все нормально. — Не твоя темка? — Годжо плюхнулся на кровать и наклонился, чтобы взять пульт. — Давай посмотрим, что еще у них есть... — Он пролистал ряд фильмов, и на экране замелькали кусочки других порнушек. Сиськи, попки, члены, безликие, безымянные, стоны, крики и оборванные слова звенели в ушах. Их было так много. — О, вот это идеально. Сначала Утахиме ничего не поняла. Это не было похоже на другие порнофильмы, обстановка не была похожа на спальню или ванную. На самом деле это было что-то знакомое: классная комната. Она узнала ряды парт, застегнутого на все пуговицы учителя за столом, проверяющего письменные работы. Он был нормального вида, даже немного красивый, выглядел более солидно, чем когда-либо Годжо. Это было порно? Он дразнил ее? Неужели Годжо шутит, что она такая зануда, что это могло бы ее взволновать? А потом угол обзора камеры изменился, показав девочку в школьной форме, стоящую на коленях под его столом и сосущую член учителя. Она почувствовала прилив жара, наблюдая за экраном, и осознала, что видит. Девушка была, вероятно, на несколько лет старше, чем прикидывалась, но хвостики и форма делали ее юной. Милая. Невинная. Неосознанно рука Утахиме потянулась к собственным хвостикам и схватила одну из них, когда учитель потянулся вниз, чтобы дернуть за хвостик девушки. Он ругал ее за то, что она испачкала его брюки, говорил, что ей нужно больше работать, проявить себя, и тогда, возможно, она получит хорошую оценку. Сразу же после этого Утахиме стало не по себе, и она почувствовала, как начинает мокнуть. — Ну-ка, сядь, — сказал ей Годжо, взяв за руку. — Устраивайтесь поудобнее. Ты не должна стоять. Колени Утахиме подкосились, и она позволила Годжо утянуть себя на кровать. Он усадил ее между своих ног, прижав ее спиной к своей груди, и ей оставалось только смотреть. Смотрел ли он часто такое? Фантазия о симпатичной ученице, которая позволяет учителю трахать ее за хорошую оценку? Ее живот скрутило от этой мысли: он думал об этом, когда находился в классе с ними, с ней. Он представлял, что это они - что это он сидит, а она стоит на коленях между его ног под столом. — Тебе ведь это нравится, правда? — Годжо сказал низким голосом, его дыхание приятно обжигало ее ухо. — Представляешь, что это ты и я? — Нет, это... это неправильно. — Не нужно лгать. Я все время об этом думаю. Он пососал ее ухо, и она застонала, почувствовав, как по позвоночнику пробежала дрожь удовольствия. Это было не так, как когда она прикасалась к себе, тем не менее это было приятно. Его руки легли на ее широкие бедра. Она тут же мысленно пожалела, что надела шорты вместо брюк, но не стала этого делать: его ладони были теплыми и ласковыми. Неприкосновенный, защищенный своей Бесконечностью. Но теперь она была опущена. Она действительно чувствовала его. Он ощущался массивным и сильным. — Черт, кажется, я никогда раньше не видел твоих ног. Ты постоянно их прячешь. Годжо продолжал водить по ней руками, скользя ими по внутренней стороне ее бедер и раздвигая ноги еще шире. Он держал одну руку в опасной близости к интимному месту, а другой рукой провел по ее животу, по небольшому выпирающему, который она так и не смогла убрать, сколько бы ни тренировалась, а затем остановился на ее груди, сжимая маленькую грудь через футболку. Она жалобно застонала, с трудом дыша через рот, пока он ласкал ее. — Милашка, — усмехнулся Годжо, поглаживая ее по шее. Она стеснялась своей груди, зная, что она не очень большая, но Годжо, похоже, не возражал, просовывая руку под футболку. Это было совсем не так, как прикосновения к себе: его пальцы сжимали и пощипывали ее соски через спортивный лифчик. Она старалась не шевелиться, но не могла перестать извиваться, и рука Годжо, лежащая на ее бедре, не давала ей сползти с кровати. Это было слишком хорошо, удовольствие пульсировало внутри нее, и она испуганно отвернулась. — Сэнсэй. — Продолжай смотреть, — сказал ей Годжо, отпустив ее бедро, чтобы взять за подбородок и повернуть обратно к телевизору. К этому времени учитель выволок ученицу из-под стола, и все притязания на то, что это не порно, исчезли, когда он перегнул ее через парту. Она могла только терпеть, когда он задирал ее юбку и шлепал по голой заднице, трусы валялись у ее лодыжек, а его твердый член все еще был на виду, ударяясь о ее заднюю часть ног при каждом ударе. Утахиме чувствовала себя такой же беспомощной, как и девушка на экране, ее внутренности скручивались, а разум метался, пока Годжо ощупывал ее, его пальцы приближались к ее глубине, что приводило ее в полное смятение. Когда они наконец скользнули под ее шорты и коснулись нижнего белья, она застонала, цепляясь за его ноги, чтобы не дернуться слишком сильно. Она не могла остановить движения своих бедер, когда он массировал ее, медленно заставляя расслабиться. — Ты такая мокрая, — изумился Годжо. — Должно быть, тебе это очень нравится. — Он сосал ее шею, стараясь не оставить следов. — Собираешься кончить для меня вот так, малышка? — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — лепетала Утахиме, слова лились из нее сами собой, она не понимала, о чем просит. Не успела она опомниться, как оказалась во власти этого желания, дойдя до стремительного оргазма от его прикосновений к ней через одежду. Она застонала, гораздо громче, чем девушка в порно, не в силах сравниться с низкими и похотливыми стонами, когда учитель растирал ее клитор. Утахиме не была такой сексуальной девушкой, у нее не была такая большая грудь, что ее униформа была расстегнута и открывала кружевной лифчик, но это не мешало Годжо играть с ней, пока ее нижнее белье не прилипло к ее складочкам. Однако когда он резко ввел в нее палец, она вздрогнула, и ему пришлось прижать ее к себе. — Такая тугая. Ты когда-нибудь трогала себя? Утахиме дрожаще кивнула. — М-м-м... — О чем ты думаешь, когда делаешь это? — спросил Годжо. Он поцеловал ее в щеку, успокаивая, пока его палец скользил по ней, собирая всю ее смазку. — Ты думала об этом? О том, что я трахну тебя в классе после того, как остальные уйдут? Она покачала головой, но это было не совсем правдой. Она действительно думала о нем, но это никогда не было чем-то конкретным. Если честно, это было более романтично, как в книгах. Это было не совсем так. Но она не могла сказать ему об этом. Она скорее унесет это с собой в могилу, чем признается, что представляла, как он занимается с ней любовью. Он только посмеется, снова назовет ее милой, сделает что-нибудь, чтобы вывести ее из себя. Ему нравилось это делать, возможно, он получал от этого удовольствие, раз уж она об этом задумалась. Она не могла отрицать, что это тоже возбуждает - представление о том, как он возбуждается от одной мысли о ней. После оргазма ее пронзила волна удовольствия, оставшаяся после предыдущего, и она застонала и задрожала, ее стенки сжали его палец. — Черт, — простонал Годжо, впиваясь зубами в ее плечо. — Я должен войти в тебя. Он повозился с ней еще немного, вводя в нее второй палец, но и тогда возникло сопротивление. Утахиме почувствовала, как что-то твердое упирается ей в спину, и задрожала, когда он приподнял ее на колени, чтобы прижаться к ее заднице. В голове Утахиме мелькнул страх. Он ощущался большим. Мысль о том, что это может быть внутри нее, не имела никакого здравого смысла. Он не смог бы уместиться. — Приподними задницу, — приказал ей Годжо, и она сделала это, затаив дыхание, когда он стянул с нее шорты и нижнее белье, спустив их вниз по ногам и лодыжкам. Она еще никогда не была так обнажена перед другим человеком. Воздух был холодным, особенно когда она была такая мокрая, под открытым воздухом. К этому моменту пара на экране занималась сексом: девушка сидела на краю парты, широко расставив ноги, а мужчина то и дело вгонял в нее свой член. Утахиме казалось, что это больно, но она стонала от удовольствия, умоляя о большем, ее грудь подпрыгивала при каждом сильном толчке. Она была почти благодарна, когда Годжо развернул ее лицом к себе, раскрасневшись при виде крупным планом мужского члена, входящего и выходящего из чисто выбритого лона. Пытаясь отвлечься, она стала целовать Годжо, не зная, что еще можно сделать, и не зная, что делать с руками. — Ты моя любимица, знаешь ли, — пробормотал Годжо ей в губы. — Моя девочка. Ее сознание превратилось в сплошной ком, кровь стучала в ушах, так как он впивался в нее. Он усадил их прямо, стянул через голову свою футболку и отбросил ее в сторону, после чего сделал то же самое с ее. Когда он потянул за лифчик, она попыталась остановить его, сцепив руки на груди. — Годжо. — Давай, детка, я хочу посмотреть на твои маленькие сиськи, — поддразнил Годжо. Он отвел ее руки в сторону, стянул через голову спортивный бюстгальтер и бросил его куда-то в темную комнату. Утахиме в этот момент была ярко-красной, не в силах даже успокоиться из-за слабого освещения. Глаза Годжо были слишком пристальными, слишком яркими, когда он разглядывал ее. Очки были сняты, когда он сидел позади нее. Теперь он видел каждый ее миллиметр, держа запястья над головой одной рукой, чтобы она не могла прикрыться. Это заставило ее вспомнить о кусках мяса, висящих в магазинах, выставленных на всеобщее обозрение, чтобы покупатели могли пустить слюну и купить их. — Не могу поверить, что это все мое, — сказал Годжо, скорее для себя. — Нетронутая территория. И я первый. Он двинулся, чтобы стянуть трусы и вытащить член - и Утахиме тут же запаниковала. Это никак не могло войти в нее. — Я... я не думаю... — Боишься? — Годжо поцеловал ее в щеку, погладил по подбородку и позволил ей снова поцеловать себя, чтобы успокоиться. — Ты сильная девушка. Я знаю, что ты сможешь это выдержать. Утахиме уже дрожала, когда Годжо начал тереться головкой члена о ее складки, размазывая по ним ее выделения. Она подумала, не сказать ли ему, чтобы он воспользовался презервативом, но не смогла вымолвить ни слова. В это время позади нее раздавались звуки грубого секса, девушка громко плакала, а учитель отчитывал ее за непослушание. Утахиме впилась ногтями в плечи Годжо, когда он начал входить в нее, его член растягивал ее дырочку гораздо сильнее, чем его пальцы. Слезы жгли ей глаза, затуманивая зрение, и она едва не разрыдалась, когда он вошел в нее еще глубже, чувствуя, как ему приходится раздвигать ее внутренности, чтобы освободить место для своего члена. — Черт. Ты чертовски маленькая. — Годжо грубо прижался губами к ее губам, проводя по ним языком, пока она не открыла рот, и он не смог проникнуть внутрь. Он глубоко застонал, и его грудь гулкая вибрация отдалась в ее груди. Утахиме была слишком возбуждена, чтобы сделать хоть что-то, кроме как позволить ему заполнить ее, но ее тело сопротивлялось ему. — Прекратите, сэнсэй, пожалуйста... Годжо толкнулся в нее еще немного, заставив ее вскрикнуть. — Продолжай говорить в том же духе, и я быстро кончу. — Ты слишком большой, — ныла Утахиме. — Не, детка, ты просто должна привыкнуть принимать меня, — сказал Годжо и снова поцеловал ее. Ему пришлось вытащить из нее и снова войти обратно, от этого ощущения у нее перехватило дыхание. С каждым разом он входил в нее все глубже и глубже, пока наконец не оказался полностью в ней, заставив ее почувствовать себя невероятно заполненной. Ее бедра болели от того, что она так широко раздвинула ноги, а разум не мог надолго зацепиться за какую-то мысль, и она вздохнула, когда он полностью вышел из нее. Это облегчение длилось недолго, когда он начал как следует трахать ее. Из Утахиме вырвался вздох. — О, Боже, Годжо. — Черт, я сейчас увязну внутри, — засмеялся Годжо, в голосе которого слышалась легкая игривость. — Твоя киска не хочет, чтобы я выходил. Утахиме закрыла глаза, не в силах больше смотреть на него. Она не могла говорить, у нее отняли все слова, и она отчаянно цеплялась за него, пока он входил в нее, буквально подпрыгивая на его члене. Она даже не делала никакой работы, его руки на ее бедрах поднимали ее вверх и вниз, как будто он обращался с ней как со своей личной секс-игрушкой. Обхватив его за шею, она уткнулась ему в плечо, пряча лицо и заглушая крики. Она не могла смириться с тем, что он видит ее красное лицо, приоткрытый рот и остекленевшие глаза. — Ты будешь нужна мне каждую неделю, чтобы я тебя тренировал, — пробормотал Годжо, словно размышляя вслух сам с собой. — Ты будешь моей хорошей девочкой, правда? Моя лучшая ученица. Ты любишь заставлять меня гордиться тобой - любишь, когда тебя хвалят. Утахиме хотелось плакать, слыша, как он говорит ей постыдные истины. — Да-да. — Ты так хорошо меня принимаешь, так хорошо справляешься, — пробормотал Годжо. — Позволь мне наполнить тебя так сильно, как я хочу. — Нет, ты... ты не должен... — Надо, чтобы ты помнила, что ты моя, — безжалостно отрезал Годжо. — Может быть, я трахну тебя до начала занятий на следующей неделе - заставлю сидеть в классе, наполненной моей спермой. — Я смою с себя, — настаивала Утахиме. — Тогда мне придется тебя наказать, — отметил Годжо, забавляясь ее упрямством, особенно когда ее тело отреагировало иначе, чем предполагали ее слова: ее стенки сомкнулись вокруг его члена. Его слова явно подействовали на нее, как и образ. Мысль о том, что ее заставят сидеть за партой между Хакари и Кирарой с осознанием того, что их учитель трахнул ее, наполнил спермой и, возможно, сделает это снова позже, унизила ее. Утахиме приподняла голову с его плеча. — Как...? Как бы ты меня наказал? Годжо улыбнулся. — Ты скоро узнаешь, я уверен, но должно пройти некоторое время, прежде чем я смогу трахать тебя всю ночь. Тебе понадобится немного практики. Практика, тренировка - как будто это было просто очередное занятие в классе. Это будет не просто одноразовое удовольствие. Это было легко представить: Годжо, загоняющий ее в душевую в женской раздевалке после задания, берущий ее под струи горячей воды, он, удерживающий ее после занятий, ставящий ее на колени, чтобы трахнуть ее рот. Когда бы он ни захотел, как бы ни захотел, он будет иметь ее. Учить ее делать все, что ему нравится, учить всему, что доставляет ему удовольствие. Она слышала усмешку в его голосе, когда он говорил, но не могла найти в себе силы разозлиться. Места не оставалось, член Годжо занимал слишком много места в ее теле и сознании. — Я хочу, чтобы ты снова кончила, — сказал ей Годжо. Утахиме покачала головой. — Я не могу. Он еще сильнее насадил ее на свой член, заставив ее вскрикнуть. — Ты послушная девочка. Ты сделаешь то, что тебе скажут. Она была уверена, что не может, как бы ей этого ни хотелось, член Годжо занимал все больше места внутри нее, но тут его пальцы снова оказались на ее клиторе, и ей стало трудно дышать. Прошло совсем немного времени, и она почувствовала то же самое, что и раньше, когда он ласкал ее поверх одежды, - медленное и странное нарастание, когда она была так сильно заполнена. — Годжо, — выдохнула она, отчаянно пытаясь дойти до конца, ее стенки сжимали его с каждым всплеском удовольствия. — Ты так хороша, как будто твоя киска создана для моего члена. — Он приник к ее груди, посасывая соски по очереди. В ее глазах вспыхнули искры, а потом она снова кончила, все ее тело задрожало. Утахиме потеряла контроль над своим ртом, из него вырывались крики, хныканье и его имя, когда он почти яростно трахал ее, доводя до оргазма. Она была для него не более чем безвольной куклой, когда он начал трахать ее, обессилевшую от наслаждения. Он толкнул ее на спину и вошел в нее с такой силой, что ее голова откинулась на край кровати. — Мне больно, — вскрикнула Утахиме, ее хвостики свесились с кровати. — Еще немного, детка, ты выдержишь, — сказал Годжо в ответ. Утахиме задыхалась, чувствуя, как внутри нее выплескивается что-то теплое и влажное, и он застонал, едва не рухнув на нее сверху, когда кончил. Его рот снова оказался на ее груди, он терзал ее соски, заставляя ее стенки непроизвольно сжимать его. — Блядь, блядь, ты меня сейчас иссушишь... Когда он наконец остановился, Утахиме не могла дышать, кровь прилила к голове. Годжо все еще был погружен в нее, как будто не хотел выходить, но, несмотря на то что он стал мягче, она все еще чувствовала себя ужасно заполненной. Она застонала, когда он потянул ее обратно на кровать, но он все еще не выходил из нее, держа себя внутри, как будто хотел заткнуть ее и не дать своему семени вытечь из нее. Он медленно осыпал поцелуями ее грудь, потом шею, челюсть, пока наконец не добрался до губ, позволяя поцеловать её в губы. — Ты дрожишь, — пробормотал Годжо, обхватив ее лицо руками и глядя на нее сверху вниз. Утахиме не могла смириться с тем, что он так смотрит на нее, чувствуя в ней слабость. Она не могла позволить ему узнать, как сильно она устала, как болит все ее тело. Хуже того, она не хотела, чтобы он смотрел на нее и видел слезы в ее глазах, смущение, смешанное с наслаждением. Она не могла допустить, чтобы он увидел ее слабость. Когда он вышел из нее, она не смогла сдержать стон, и от ощущения вытекающей из нее спермы у нее свело ноги. — Я знаю, детка, знаю, — вздохнул Годжо, поглаживая ее по волосам. — Это было слишком для твоего первого раза, но ты так хорошо справилась. — Он зачерпнул немного своей спермы с внутренней стороны ее бедер, а затем снова ввел в нее два пальца, и она застонала от избытка возбуждения. — Ты можешь двигаться?— Прикусив губу, она покачала головой, и он игриво хмыкнул. — Я не думал так. Я немного переборщил с энтузиазмом. Не волнуйся, я тебя вытру. Облегчение охватило Утахиме, когда Годжо поднял себя с нее, но тут же она почувствовала волну отчаяния и неуверенности. Она лежала совершенно голая на кровати своего учителя, залитая его спермой, и чувствовала себя хуже, чем после тяжелого задания. Весь этот день выбил ее из колеи, и она немного опасалась, что не сможет вернуться в свою комнату. Что будет, если она уснет здесь? Он, несомненно, снова будет наслаждаться ею - даст ей несколько часов, а потом, возможно, снова войдет в нее. Эта мысль ужасала ее не меньше, чем возбуждала. Это была страшная ошибка, о которой Годжо непременно напомнит ей. Даже если бы она попыталась отвергнуть его, вряд ли это имело бы значение. Она чувствовала себя отмеченной им, запятнанной навечно. Он вырезал в ней место только для себя и не отпустит её, пока не закончит. Вот тебе и невинность. Но она все равно была послушна. Он позаботится об этом.