Сломанный цветок

Всё тело ломит. Нет. Отвратительно, до немого ужаса болит, что хочется кричать, срывая голос. Срывая голос от боли в конечностях, от того, как ужасно разрывается всё тело в щепки. Горло болит, и совершенно не понятно от того, что его пережимали, не давая дышать, или от того, что он всё таки сорвал голос. А может и вовсе от до тошноты мерзкого привкуса крови. Зрачки глаз, казалось, укатились далеко за все возможные орбиты. Всё тело, каждую его клетку хочется сжать, напрячь до предела, ведь кажется, что в расслабленном состоянии вся боль скапливается в одной лишь голове и взрывается. Взрывается одной бомбой за другой, длинными цепочками, то там, то тут пробивая череп изнутри осколками воспоминаний. Перед закрытыми, хотя он не уверен в этом, глазами ураганами проносятся тысячи фигур, но он не может уловить четких линий, не может отличить голову от ног. Его измученное болью сознание видит лишь чёртовы лица, что перекосились от боли и гнева. На извилистых черных телах лишь глаза, что наполнены сумасшедшей злобой, что направлена лишь на него одного. В него верили, на него возлагали сумасшедшие надежды, он был их богом. Но он не справился ни с чем. Не смог оправдать ожиданий, не смог всех защитить. Сакура не понимает ничего, хочется закрыть глаза, но они и так зажмурены до боли. Не хочется видеть их взгляды. Чьи взгляды? Он не может понять, что за плотное кольцо силуэтов окружает его. Он пытается увидеть хоть что-то в непроглядной тьме. Он хочет верить хоть во что-то, но надежды одна за другой ломаются, как засохшие ветви сакуры. Ломаются громко, с ужасающим хрустом, от которого закладывает уши. Их тоже хочется зажать руками, в них звенит слишком громко. Харуке не понятно, что это за звуки, звон ли это вообще. Но от него очень больно, ужасно больно везде. Хочется выдрать уши с головы вместе с глазами, ведь он чувствует подступающие капли стеклянных слез. Голова сейчас разорвется от мыслей и эмоций, но напрягается сильнее. Не понятно ничего. Он пытается задавать себе глупые вопросы, за которые был бы готов убить себя. Но кто он? Где он? И что черт возьми происходит? И самое важное... Он не помнит выиграл он или проиграл. Не помнит абсолютно ничего. Где он был и кто был рядом. Не помнит лица Эндо. Не помнит, а скорее и не знает, что с остальными парнями из Бофурин. Всё кажется лишь глупым сном, ужасным кошмаром, от которого просыпаешься в поту, со страхом в глазах. Хотелось верить до безумия, что это просто сон, хоть они и не снились ему уже долгие годы. Но разрывающая боль слишком реальна... Все попытки почувствовать хоть что-то кроме боли ломаются с громким треском. Силуэты в голове сливаются в одну отвратительную тьму, в которой невозможно что-либо разглядеть. Звон в ушах, казалось, прекратился. Впервые хочется, чтобы он продолжался. Тишина слишком глубокая, она давит слишком больно. Всё, что было, вся боль будто исчезает. Его тело утопает в вечном океане, но он не может почувствовать гущу воды, не может двинуть конечностями и вынырнуть. Выныривать попросту страшно. Почему-то вместо боли некоторые участки кожи обжигает теплом. А убитые пальцы рук чувствуют мятую ткань. Дышать будто становится на капельку легче. Но он всё ещё не может себя контролировать, не может заставить вдохнуть глубже, вобрать внутрь больше воздуха, на счастье разрывающимся лёгким. Окутывающий его океан куда-то пропадает, вместо воды конечности чувствуют привычный воздух. Кажется, что он падает, но тело не движется с места. Веки расслабляются, через сумасшедшие усилия немного поднимаются. Перед глазами всё плывет, кажется, он теряет равновесие, но упасть не способен. Он больше не падает, его держат сильные руки. Глаза полностью распахиваются. Черная пелена пропадает за пару секунд. Голова не перестает болеть меньше, но правым виском он чувствует тепло. Руки, совершено не слушаясь хозяина, почему то сжимают ткань чужой кофты на груди, словно она - их последняя надежда не утонуть. Тело начинает отчётливо чувствовать крепко держащие его руки за спиной и под коленями. Сакура жмется ближе, в голове всё ещё ураган, но он затихает, а от держащего его тела исходит... страх? Руки, его держащие, слегка подрагивают, хоть это и пытаются скрывать. Харука не понимает в чьих он руках, но на этот раз он тонет не в океане крови, а в океане доверия. В темноте этого человека не видно, но почему-то ему хочется доверять. Сверху, над его головой слышится вздох. Он короткий, совершенно мимолётный, но с ним будто улетает весь страх. Руки сжимаются сильнее, но аккуратно, чтобы не навредить пострадавшему телу. Парень останавливается. И только сейчас Сакура понимает, что всё это время его несли на руках. Разноцветные глаза пытаются вглядеться в тьму, замечают лишь силуэт лохматых волос. Он дрался всю ночь, он привык к темноте, но сейчас она ощущалась по другому. Где-то краем глаза он уловил самый край рассвета. — Сакура... — его голос как всегда спокойный, немного медлительный и это успокаивает на секунду ураганы внутри. Но сейчас в этом голосе чувствуется лёгкая дрожь. У Сакуры совершенно не остаётся сил вспомнить кому он принадлежит. Произнесённое имя успокаивает лишь на секунды и тут же тело сжимается от непонятного страха. Хочется вырваться и убежать, но силы есть только на то, чтобы сильнее сжать ткань одежды. Парень замечает это, вздыхает аккуратно, кажется побитое тело в его руках может спугнуть что угодно. — всё хорошо, это я. Сакура, наконец, понимает кому принадлежит этот голос. Он слышал его не так много раз, как голоса людей из Бофурин. Этот человек обещал прийти ему на помощь и пришел, спас, вырвав из рук Нороши. А сейчас несёт его на руках. Почему именно он, как он здесь оказался? А, Тогамэ Дзёу? — я... — вместо связанных слов вырывается хрип, горло болит всё сильнее, будто его сжимают. Тогамэ смотрит нежно, кистью руки осторожно гладит по растрёпанными волосам. — ты выиграл. — слова застревают в воздухе. Сакура не верит им, он не помнит. Не понимает, не осознает их смысла. Дзёу выдыхает и дальше двигается по улице, всё так же крепко прижимая Сакуру к себе. Он выглядит уставшим, двигается с трудом. Цветные глаза фокусируются в темноте, и Харука видит, что половина его лица занята засохшей кровью. Парень ловит его взгляд, мягко улыбается, пытаясь успокоить. — отпусти меня... — горло еле как слушается, связать хоть пару слов стоит огромных усилий. Пальцы отпускают чужую одежду, расслабляясь. — нет. Ты сам и шага сделать не сможешь. Я удивлен, что ты вообще остался жив... — остался жив? Так вот, что это были за отвратительные чувства. Неужели он и впрямь держался за край оборванной нити, на шаге от смерти? От одних лишь мыслей о том, что могло произойти, бросает в страх. На глазах застревают слезы. Как бы отреагировали все, если бы он не только проиграл, но и погиб?... Всё окончено, весь кошмар позади, но страх пробирает глубоко, до самых костей. Осознание ужаснее, чем все мысли и страх, с которыми он шел в бой. Сакура никогда не признается во всех мыслях, что кружили в голове, говоря, что шансов выиграть нет. Он отворачивается, пытаясь спрятать лицо, хотя знает, что от Тогамэ свое состояние скрыть не просто. Дзёу и впрямь не замечает, а может просто игнорирует, спокойно идя дальше. Сакура попытался понять, где они находятся, но не смог припомнить хоть одно здание вокруг. Ослабленное от ран и усталости тело просто уснуло в чужих сильных руках.                                     *** — Сакура... — Тогамэ зовёт не один раз, слегка тряся за плечо. Парень устало раскрывает глаза и замечает, что они стоят у небольшого дома. Здание не особо большое, но выглядит красиво, вокруг раскинулся небольшой аккуратный двор. Почему они пришли сюда? Из головы вылетает, что тот не знает, где живёт Сакура. Тогамэ меняет положение рук, которые вероятно уже затекли держать парня, и ставит его на землю. Тот спотыкается, от усталости ноги не держат тело, но Дзёу успевает прижать того к себе, не позволяя упасть. Лицом Сакура утыкается в чужую грудь, от одежды пахнет кровью, к горлу поступает тошнота, но он сдерживает её. Чувствует, как Тогамэ ищет ключи в кармане брюк и открывает дверь. Аккуратно снова поднимает парня на руки, тот и не противится. Быстрым движением снимает с себя обувь и проходит внутрь дома. Сакура не успевает и моргнуть, как его уже кладут на кровать. Чувствовать под собой мягкий матрас, а не асфальт казалось чем-то необычным. Хотелось снова уснуть и проспать как можно дольше, но от осознания где он сейчас, тело захватывала тревога. Тогамэ садится на край кровати и стягивает с Харуки кросовки, оставляя их где-то у ножек кровати. Сакура прижимает к телу ноги, как только их выпускают чужие руки. Дзёу смотрит пристально, устало, выглядывает эмоции на чужом лице. Сакура не знает как стоит себя вести и что сейчас делать. Он вспоминает, что сейчас впервые побывал у кого-то дома. И совершенно не понимает, что стоит делать в таких ситуациях. Почему его взял именно Тогамэ? Зачем вообще нес на руках? Почему отдал его не в Фуурин или хотя бы в травмпункт, почему привел к себе домой? Вопросов в голове кружится слишком много, а ответа нет ни на какой. Тогамэ замечает чужое замешательство. Подвигается ближе, тянет руку к плечам, стягивая с тела пиджак, вешает его на спинку кровати. Зелёные глаза светятся в темноте, смотрят прямо в чужие. Дзёу выдыхает и, обхватывая Сакуру за плечи, обнимает. Прижимает к себе настолько близко, как только возможно, зарывается носом в волосы. Харука дёргается от неожиданности, руки не знают куда себя деть, слабо сжимают простынь. — прости. — Сакура чуть ли не вскрикивает от удивления. За что ему черт возьми вообще извинятся? Почему?... Он и так сделал всё, что от него требовали, сделал даже больше. Даже сейчас с осторожностью заботится о нем, словно о хрустальной вазе. Правда эта ваза уже разбита, разбита и внутри и снаружи, но Тогамэ не боится голыми руками собирать острые осколки. — почему?... — Харука действительно ничего не понимает. — тебе не за что извиняться. Это я... Я не смог никого защитить, я всех подвёл... Из-за того, что я такой слабый все пострадали, абсолютно все. Они зря верили в меня, я не смог оправдать их ожиданий. Они же теперь будут ненавидеть меня. Если хоть кто-то остался в живых. Я... — его голос дрожит, Сакура останавливается, пытаясь проглотить тяжёлый ком в горле, что появляется из-за сдерживаемых слез. Те всё же блестят на цветных глазах кристальными звёздами. Сакуре хочется стереть их, забыть об их существовании навсегда и больше никогда не показывать насколько он на самом деле слаб. — Сакура. — голос Тогамэ тоже дрожит, но он куда увереннее. Тот всё видит, гладит болящие костяшки пальцев. Позволяет кристально чистым слезам стекать по щекам. Чувствует как чужое сердце быстро бьётся, чувствует как сбивчиво дыхание. Сакура задыхается. Задыхается от собственной ничтожности и слабости, от этих глупых слез, что он не позволял себе столь долгие годы. Его тело дрожит, нет сил даже напрячь пальцы. — ты выиграл. Слышишь, Сакура? — они всё равно пострадали... — слова даются с безумным трудом. Сакура перестает сдержать слезы, позволял им спокойно литься по щекам. Сил нет даже на то, чтобы нормально мыслить. Но Харука не перестает искать ошибки во всех своих действиях, по крайней мере в тех, которые помнит. Если бы он вел себя по другому пострадало бы куда меньше людей. Они могли закончить этот бой куда раньше. Он снова полагался лишь на себя. И снова это привело к концу. Все вокруг учат полагаться и на других тоже. Но Сакура не может, он боится, не хочет, чтобы они страдали. Он готов отдавать себя в жертву каждый раз, драться до потери сознания от усталости. Готов на всё, лишь бы всех защитить. — Сакура, ты должен полагаться и на других. Все ведь верят в тебя, и мы тоже тебе помогли. Даже если бы что-то пошло по другому, всё рано было бы много пострадавших. Ты не должен жертвовать собой. — дрожь по всему телу становится сильнее. Стекающих по щекам слез становится больше. Ком в горле не даёт дышать, заставляя задыхаться. Сакура боится своего состояния, боится своих мыслей, боится того, что Тогамэ видит всё это. Всё было бы легче, если бы он остался один. Но Дзёу не бросит его. Он пришел ему на помощь вместе со всем Сиситоуэрен, забрал к себе. Позволяет биться в истерике, прижавшись к своей груди. Поглаживает по спине, перебирает волосы, сжимает руки. Тогамэ молчит, но нежно показывает, что он рядом, что Сакура не один. И тот успокаивается. Это длится до ужаса долго, казалось минуты превращались в часы, в целые дни, что лились отвратительно медленно. Дышать, наконец, становится легче. Ком в горле пропадает. А слезы нежно стирают чужие пальцы. Тогамэ успевает принести Сакуре воды и помогает держать стакан, пока тот пытается отпить хоть пару глотков. Дзёу рассматривает чужое тело, что выглядит отвратительно от царапин и синяков. Смотря на них, внутри закипает гнев, хочется лично пройтись кулаком по каждому человеку, что посмели оставить раны на чужом теле. Темноволосый уходит куда-то, Сакура слышит лишь как стучат дверцы шкафов. Спустя пару минут он возращается, держа в руках аптечку. — нужно обработать раны. — Харука смотрит не понимающе, только сейчас осознает, что тупая боль во всем теле именно их вина. Тогамэ садится на кровать, кладет аптечку рядом, в той не так уж и много всего, большинство лекарств и бинтов уже израсходованы. Достает из пачки пару влажных салфеток и протягивает их Сакуре. — вытри лицо. Сакура послушно берет их дрожащими руками, ему хочется подметить, что сам Тогамэ выглядит далеко не лучше, но молчит. Тот же приступает к обработке ран, тех, что видны на руках. Он работает аккуратно и молча. Это молчание глубоко затягивается, становится неуютным, но Сакура не может подобрать слов, чтобы прервать его. На щеках, уже не покрытых отвратительной коркой крови, играет легкий румянец от чужих прикосновений. Ощущение, словно чужие руки трогают везде, тело горит, кажется чужим. Конечности не хотят слушаться ни одной клеткой. Тело будто и вовсе не его. — Сакура, — Тогамэ вновь зовёт его по имени, глядя куда-то в руку, на которой только что заменил бинт. Харука смотрит на него, в замешательстве изгибая бровь. Хоть лицо слушается его, показывая нужные эмоции. — ты не должен приносить себя в жертву, если хочешь это сделаю я, но не ты, пожалуйста. Сакуру передергивает, контроль над телом снова ускользает сквозь пальцы. Губы саднит от мелких ран, что он оставляет зубами. Глаза бегают по собственному телу, не зная куда деть взгляд. Вставший в горле ком вновь приходится с трудом проглотить. Тогамэ нужно заботиться о Сиситоуэрен, о их главе. Нужно заново менять все устои. Извиниться, изменить в лучшую сторону. Ему есть за кого отдавать свою жизнь, и в этом списке не должен быть Сакуры. Сакура должен защищать людей в Фуурин, должен защищать своих друзей, весь город. Его посчитали достойным быть капитаном. Его посчитали достойным сразится с Эндо. Тогамэ не должен защищать ещё и его. С этим человеком они до отвратительного похожи. Правда быть похожим с ним не плохо, Тогамэ ведь больше не допускает ошибок, не оставляя всю вину на себя.