Температура

      — Вы что сейчас сделали? — Иклис спрашивает громче, чем хотел, вскидывает брови выше, чем собирался, и распахивает глаза так широко, как даже не думал, что может. Всё происходит так быстро и неожиданно, что даже Сиён замирает.       — И впрямь, что это я… — неясно бормочет та, медленно, словно рассеянно, переводя взгляд с ошарашенного взъерошенного мальчишки на руку, зависшую в воздухе рядом с лохматой серо-каштановой макушкой. Смотрит на неё, как на нечто чужое, — что правда, — если не сказать бесхозное, словно впервые видит и даже не понимает, как та устроена, не говоря уже о том, что этот причудливый кожаный механизм только что сделал.       — Нет, я серьёзно. — голос у парня немного крепнет. — Что это было?       Они встречаются озадаченными взглядами. Глаза в глаза. Неловкую паузу, кажется, можно, потрогать руками.       — Я… проверила твою температуру? — Сиён, кажется, позабыла здешнюю речь. — Да, определённо.       На лице Иклиса читается тяжёлая мозговая работа. Казалось, он меньше раздумывал, когда придумал план, согласно которому должен был обхитрить Пенелопу настолько, что сможет использовать её, досуха выжать всё из дуры, купившей его за сто миллионов золотых. Быть преданной собачкой, вылизывающей ей ноги, но как только появится шанс, не преминуть возможностью сломать её тонкую шейку и сбежать из блядского герцогства и империи.       Но в итоге перехитрили его самого, да так ловко, что он остался в герцогстве по собственной воле, даже вручил ей поводок от своего ошейника и передумал возвращаться на родину с ней в заложниках. Это почти обидно.       Сиён внимательно всматривается в задумчивое лицо юноши. Вот Иклис сводит глаза к переносице, и шестерёнки его гениальной головушки крутятся, а теперь стучат, соприкоснувшись, вот он поднимает, нахмурившись, взгляд куда-то в деревянный потолок двухэтажной кровати, и слышится чёткий стопор. Сломался?       — А проверьте ещё.       — Что?       Прежде, чем до головы девушки доходит светлая мысль, в её ладонь, всё ещё удобно приподнятую над головой Иклиса, утыкается его же лоб, лохматый и тёплый, на удивление, без признаков излишней температуры. Она бы точно объяснила все странности.       Сердце пропускает несколько ударов. Сиён цепенеет, не смея пошевелиться и сама того не замечая задерживает дыхание, словно боясь издать звук лишний раз. А парень без слов продолжает эксперимент, на кошачий манер потираясь от лба до затылка и обратно о руку, едва не упрашивая почесать за ушком.       Спустя двадцать ударов сердца, она откашливается и интересуется:       — Иклис, что ты сейчас делаешь?       — Я… проверяю температуру? — он замирает на мгновение, а после, зажмурившись, продолжает.       Сиён медленно выдыхает, выходя из озадаченного оцепенения, наконец сложив два и два. Широким движением огладив всю лохматую голову от лба до шеи, освобождает свою руку из своеобразного плена, легко улыбнувшись.       — Нам пора возвращаться к работе. — и, пресекая все возражения, добавляет. — Я проверю температуру, когда мы закончим. И потом… ещё раз.       Юноша вздохнул, как будто хотел сказать что-то ещё. Слова, которые он никогда не произносил раньше, рвались наружу, и ему пришлось отвернуться, чтобы не проронить их.       — Хорошо.       Сиён моргнула, и Иклис уже вернул себе привычную маску отстранённости на лицо. Лишь покрасневшие щёки и розоватые кончики ушей выдавали его смущение.

***

      — Что вы делаете? — Иклис вздрагивает, весь мурашками покрываясь, и скашивает взгляд на сидящую у него под боком Пенелопу. Она же беспечно гладит его по щеке, проводит пальцем по скуле, под подбородком гладит, как какого-то диковатого котёнка.       — Проверяю температуру, — Сиён усмехается и проводит под чужим глазом, ласково трогая тонкую кожу подушечкой пальца. — Ничего такого. Ты же любишь касания, вот я и глажу.       Парень не двигается совершенно, даже на лице ни один мускул не подаёт признаков жизни. Как сложил руки на коленях, так они там и лежат, расслабленные, хотя пару секунд назад сжимали брюки. Прикрывает глаза, не споря, и прижимается к руке Пенелопы щекой. Правда тут же вздрагивает и глаза распахивает, когда другая рука девушки нажимает на его бедро, пока тот удобно устраивается.       Сиён хитро хихикает и плавным движением укладывает голову Иклиса себе на грудь, продолжая ласково почёсывать затылок. Переходит на уши и тут же чувствует судорожный вздох, изданный Иклисом.       Такой чувствительный — только тронь и уже дрожь.       Всего пара поглаживаний и от холодного и неприступного принца не остаётся и следа. Вместо него подросток, только того и жаждущий, что прикосновений, съезжающий носом вниз и утыкающийся им в живот.       Лишь бы только не убирали от него руки.       Лишь бы только пальцы чужие продолжали пробегать от макушки до шеи, забираясь под воротник рубашки и щекоча выступающие позвонки.       Лишь бы трогали уши, прослеживая изгибы хрящиков, и за ним воздушно дразнили.       Лишь бы...       — А проверьте ещё.       Сиён и не жалко. Всего погладит.       А Иклис понял, что не хочет разнимать объятия — ни сейчас, ни потом, никогда.