***
Недели прошли в рутинной, предсказуемой муке. Гарри держали в заключении в доме 4 на Тисовой улице, и ему разрешалось выходить из дома только для того, чтобы прополоть сад или остаться с миссис Фигг, когда Дурсли отправлялись на семейную прогулку. Гарри уже привык к такому положению дел. Вставать рано, делать работу по дому, поздно ложиться спать… это была одна и та же старая история с тех пор, как волшебник-полукровка стал достаточно взрослым, чтобы ходить. Во время редких передышек от домашних дел или когда задача была настолько бессмысленной, что он мог дать волю своему воображению, Гарри только и делал, что думал о своём новом доме. Именно этим он и занимался однажды вечером после двух недель, проведённых у Дурслей. Семья сидела внизу и смотрела фильм, а Гарри прогнали в его комнату — не то чтобы он возражал. Зеленоглазый подросток листал журнал «Лучшие дома и сады», который он спас из мусора, лишь наполовину обращая внимание на замысловато украшенные комнаты и участки, и ел из своего тайного запаса еды. Как бы ни было неприятно соглашаться с дядей Верноном, мужчина был прав насчёт диеты Дадли — еды едва хватало, чтобы выжить, особенно с учётом тех небольших порций, которые давали Гарри. Однако, как тот, кто готовил, он был в выгодном положении, чтобы стащить немного еды и спрятать её под незакреплённой половицей в его комнате. Эта коллекция кулинарных мелочей была дополнена запасом сладостей из «Сладкого королевства» и всем, что ему удалось спасти с заключительного праздничного пира. Этого было немного, но это давало Гарри достаточно энергии, чтобы выполнять свои обязанности по дому и дожить до следующего приёма пищи. Размышления о второй половине лета были лучшим отвлечением от постоянной боли в животе. Юный волшебник был полон любопытства. Насколько большим будет дом? Действительно ли он будет находиться за городом? Где-нибудь, где небо открытое и достаточно ясное, чтобы ночью можно было видеть звёзды? Будет ли дом устрашающе чистым, как дом на Тисовой улице, или же он будет напоминать захламлённую, обжитую Нору? Почему-то Сириус не показался Гарри помешанным на чистоте, поэтому его мысленный образ ошибочно склонился в пользу последнего. Гарри был взволнован возможностью иметь свою собственную комнату; комнату, которая будет отдана ему не из паранойи или жалости, а будет по праву принадлежать ему. Позволит ли ему Сириус украсить свою комнату? Развесить на стенах гриффиндорские знамёна и фотографии, что Дурсли категорически запретили? Разрешит ли ему пригласить в гости друзей? Осознание того, что он так мало знал о Сириусе Блэке — о его темпераменте и вкусах — вызвало у Гарри беспокойство. Он всю жизнь адаптировал свои слова и действия к тому, что, по его мнению, люди хотели услышать. Но он не знал, как вести себя со своим крёстным отцом, и это заставляло его нервничать. Что, если он ошибётся и настолько разозлит Сириуса, что тот отправит его обратно к Дурслям? Эта мысль была невыносима. Гарри решил проявить себя наилучшим образом, быть безупречным гостем. Он не даст Сириусу Блэку абсолютно никакой причины желать его ухода. Он настолько погрузился в эти мысли, что, когда его дверь распахнулась и ударилась о стену, Гарри вскочил со своего места на полу, всё ещё с недоеденной лакричной палочкой во рту. — Я ЗНАЛ это! — Вернон обвиняюще ткнул пальцем в своего племянника, ещё более неприятный, чем обычно, из-за изменений в семейном рационе. — Всё это время ты жульничал, объедаясь сладостями, в то время как остальным приходится страдать! Гарри быстро засосал в рот остаток лакрицы и проглотил её одним глотком. Он не знал, почему дядя Вернон подозревал его и как долго, но лицо грузного бизнесмена надувалось и становилось красным, признак того, что у зеленоглазого мальчика серьёзные проблемы. Тем не менее, Гарри не смог сдержать горькую реплику, сорвавшуюся с его губ: — Вы не можете ожидать, что я буду работать по дому и голодать! — Тебе придётся найти способ сделать это, ты, неблагодарный маленький паршивец! — рявкнул Вернон, алый румянец с его лица распространился на уши. — Тебе повезло, что мы вообще даём тебе еду с нашего стола! — Я не виноват, что у Дадли избыточный вес! — парировал Гарри, устав от чувства вины, устав от того, что ему говорят, как дорого обходится его содержание, от того, что Дурсли вымещают на нём своё разочарование. Пульсирующая боль в голове от недоедания не помогала держать себя в руках. — Может быть, вам стоит заставить его выполнять некоторые дела по дому. Он быстрее похудеет. Лицо Вернона сменило цвет с красного на пурпурное, и Гарри слишком поздно понял, какую ужасную ошибку совершил. — Да ты…! — Вернон наклонился, чтобы расстегнуть ремень. — Я научу тебя так со мной разговаривать! Дрожь страха пробежала по телу юного волшебника. Дядя Вернон и тётя Петуния почти никогда не поднимали на него руку. Они не делали этого с тех пор, как он был ребёнком; он стал достаточно умным, чтобы избегать шлепков, которые они пытались ему дать, и взрослые Дурсли, со своей стороны, не хотели, чтобы кто-то сплетничал о Гарри больше, чем уже сплетничали. Петуния довольствовалась тем, что игнорировала существование своего племянника, а Вернону до сих пор было достаточно резких слов. Разъярённый мужчина-морж надвигался на своего племянника, на его лице в полной мере читалась неудержимая ярость. Гарри поднял руки, чтобы защититься, и в момент безумного самосохранения позволил предложению соскользнуть с губ, прежде чем успел обдумать его последствия: — Я расскажу Сириусу! Его безумный гамбит привлёк внимание Вернона. Мужчина побледнел, и рука, которую он поднял, чтобы ударить племянника, немного расслабилась. — Что ты сказал, мальчик? — тихо потребовал он, его суровый тон был окрашен страхом. Гарри слегка опустил щит из рук, чтобы посмотреть Вернону в глаза. — Сириусу Блэку. Вы помните его из новостей прошлым летом? Сбежавшего преступника? Ну, оказывается, он мой крёстный отец, — подросток попытался прочитать выражение лица Вернона, но тот был слишком ошеломлён, чтобы среагировать. — У него буйный характер, и если он узнает, что вы меня ударили, я не смогу помешать ему нанести ответный удар, — Гарри не знал, было ли что-то из этого правдой, и было немного неблагодарно называть свою единственную семью преступником и говорить о нём такие плохие вещи, когда он даже едва знал этого человека. Но во время конфронтации со Снеггом Сириус показал себя вспыльчивым, и он был готов убить Питера Петтигрю, чтобы отомстить за Гарри и его родителей. Глаза Вернона расширились, и он щёлкнул ремнём в воздухе. — Ты угрожаешь мне, мальчик? Гарри заставил себя не отводить взгляд со своего дородного дяди, желая, чтобы его голос не дрогнул, когда он ответил: — Нет. Я предупреждаю вас. Это сработало. Вернон осторожно попятился от Гарри, как будто в любую минуту его юный племянник-волшебник мог превратиться в серийного убийцу-психопата и обрушить страшную месть на дом 4 по Тисовой улице. Бизнесмен неуклюже надел ремень и пробормотал, не глядя на Гарри прямо: — Смотри, чтобы я снова не застукал тебя здесь за едой. — Вернон, пятясь, вышел из комнаты, боясь повернуться спиной к Гарри, и захлопнул за собой дверь. Гарри несколько минут стоял в ошеломлённом молчании, не сводя глаз с двери, прежде чем на его лице медленно появилась улыбка. Было приятно иметь слегка безумного волшебника в качестве крёстного отца.***
Прошло ещё две недели. Гарри чувствовал, что дядя Вернон что-то сказал Петунии об их конфронтации, поскольку его нагрузка по дому была облегчена, и оба взрослых позволили ему есть больше во время еды. Порции Гарри по-прежнему не были такими большими, как у Дадли, но, по крайней мере, его желудок больше не урчал постоянно в знак протеста. С тех пор, как он шантажировал своего дядю правдой о Сириусе Блэке, все Дурсли держались от Гарри на расстоянии. Дадли даже не думал подходить достаточно близко, чтобы избить своего кузена, и ни Вернон, ни Петуния не говорили ему ничего невежливого. В разговорах с юным волшебником они в основном ограничивались фразами из одного-двух слов. Честно говоря, такое игнорирование со стороны семьи Дурслей было улучшением. Оставшаяся часть месяца прошла без происшествий — та же рутина работы по дому и сна, хотя Гарри заметил, что между делами у него появилось больше свободного времени. И вот, наконец, этот день настал. Гарри проснулся на рассвете, не уставший, несмотря на то, что спал очень мало. Букля, почувствовав его волнение, нетерпеливо зашевелилась в своей клетке, так что Гарри пришлось дать ей знак замолчать. Тихо, чтобы не разбудить Дурслей, он выбрался из постели, быстро оделся и начал собирать вещи. Единственными предметами, которые он вытащил из чемодана, были одежда, предметы личной гигиены, несколько книг заклинаний и фотография родителей, так что упаковка не заняла много времени. Гарри придвинул чемодан вплотную к своей двери, чтобы иметь возможность быстро схватить его, когда придёт Сириус. Подросток знал, что его крёстный отец, скорее всего, должен был появиться только ближе к вечеру, но не хотел оставаться в этом доме ни на секунду дольше, чем нужно. Выполнив свою задачу, Гарри снова плюхнулся на кровать и уставился в потолок, не в настроении спать. «Наконец-то я буду свободен», подумал он с улыбкой. Правда, ему всё равно предстояло провести ещё три пол-лета с Дурслями, но в остальном ему больше никогда не придётся переступать порог этого дома, если он не захочет. Гарри подумывал пропустить свою работу по дому в этот последний день, но пришёл к выводу, что Вернон обязательно отомстит ему в следующем году, если он хотя бы попытается. Кроме того, ещё один день его не убьёт. Следующие несколько часов Гарри провёл, ёрзая и нервно поглядывая на часы примерно каждые десять минут, шепча Букле о будущем и с нетерпением прислушиваясь к возможному стуку или звонку в дверь. Ни один из них не раздался к тому времени, когда ему пришлось встать и приступить к готовке завтрака, хотя на самом деле он этого и не ожидал. Когда волшебник готовил и подавал немагическую и питательную еду, стало ясно, что Дурсли не почувствовали ничего необычного в этом летнем дне. Для них всё было как обычно: работа, ведение домашнего хозяйства, видеоигры и т. д. Они вряд ли могли догадаться, что сегодня был один из самых важных и счастливых дней в жизни их «ненормального» родственника. Гарри тоже не подавал виду. Он не сомневался, что Дурсли постараются испортить сегодняшний день, если будут знать, что это их последний шанс на целый год. Так что Гарри вёл себя так, словно ничего необычного не было. Он усердно трудился по дому, даже выполняя некоторые задания, которые считались «необязательными» после его разговора с дядей Верноном. Это была не идеальная жизнь и даже не счастливая, но Дурсли держали его в своём доме и защищали с помощью защиты крови почти тринадцать лет. Он решил, что должен отплатить им, приведя дом в красивый вид перед тем, как уйти. После его ухода содержание дома 4 на Тисовой улице полностью ложилось на плечи тёти Петунии, что казалось Гарри не совсем справедливым, но Петуния никогда не жаловалась на то, что Вернон и Дадли не прилагают особых усилий по хозяйству, так что это не его дело выражать недовольство. Тем не менее, его тётя всегда была «самой доброй» по отношению к нему, поэтому ещё раз протянуть руку помощи казалось самым малым, что он мог сделать для старшей сестры своей матери, оказавшейся в бедственном положении. День тянулся, и Гарри начал нервничать из-за малейших вещей. Каждый раз, когда он слышал звук за дверью, он под каким-то предлогом оказывался у передних окон. После бесчисленных ложных тревог от собак, автомобилей, мотоциклов и одного коммивояжёра Петуния раздражённо поджала губы и отправила Гарри работать наверх. Когда подошло время обеда, он не мог сосредоточиться на приготовлении еды — слишком уж внимательно следил за входной дверью, — пока его тётя не закрыла дверь, соединяющую кухню с прихожей. К вечеру, когда все дела по дому были закончены, ужин на столе, а дядя Вернон вернулся с работы, Гарри довёл себя до нервного исступления. Знал ли Сириус, где он живёт? Что, если он заблудился? Что, если по дороге на него напали дементоры? А потом, как раз когда Дурсли садились за стол ужинать… в дверь позвонили. Гарри чуть не споткнулся, побежав к двери. Он не обращал внимания на растерянные крики своих родственников, думая только об одном — открыть дверь. На всякий случай он провёл рукой по растрёпанным волосам, широко улыбнулся и распахнул дверь. Из него чуть не вышибло дух, когда ему в руки бросили тяжёлый чемодан. Гарри попытался получше ухватиться за большой чемодан, выглядывая из-за него, чтобы разглядеть фигуру, стоящую в дверном проёме. У него мгновенно упало сердце. — Мардж? — Гарри услышал, как спросила тётя Петуния у него за спиной. — Как приятно тебя видеть! Я не знала, что ты приедешь в Суррей. — Её голос звучал так же растерянно, как Гарри. Сестра дяди Вернона, похожая на воздушный шарик, протиснулась мимо Гарри в дом, таща за собой Злыдня: — Я возвращалась со съезда заводчиков, когда моя машина сломалась в нескольких посёлках от… Остальную часть разговора Гарри был как в тумане. Мардж вошла в дом, вызвала эвакуаторную компанию и села ужинать, съев его порцию приготовленной еды. Хвастунья пару раз пыталась вывести его из себя, но Гарри был слишком утомлён и горько разочарован, чтобы отвечать на её насмешки. Закончив убирать после ужина, юный волшебник поднялся в свою комнату и плюхнулся на кровать лицом вниз, стараясь не плакать. Было всего 19:18, но Гарри сдался. Все его надежды были разбиты вдребезги человеком в дверях, который был не его крёстным отцом, а невыносимой женщиной, которой нравилось делать его жизнь несчастной. Дыхание Гарри превратилось в тяжёлые, дрожащие вздохи, которые звучали почти как всхлипывания. Он точно знал, что произошло. Сириус пришёл в себя и понял, что не хочет обременительного подростка в своей жизни. Гарри вряд ли мог его винить. Никто из взрослых никогда не хотел заботиться о нём, кроме его родителей. Вот почему он застрял с Дурслями почти на тринадцать лет. И он будет заперт там ещё на три года, пока в его семнадцатый день рождения не сломается защита крови на Тисовой улице, 4. Это было так несправедливо. Гарри Поттер думал, что потерял свой последний шанс обрести настоящий дом и семью, которая его любит. Беззвучные слёзы катились по его лицу, и Мальчик, Который Выжил плакал, пока не заснул.