Пятнадцать лет.

Минхо брезгливо морщится, рассматривая свой кулинарный шедевр. Рис. Кто вообще рис готовить не умеет? Там ведь просто, как с теми же самыми макаронами или пельменями.. Разве нет? Ли вымученно стонет, понимая, что сюрприз в виде праздничного ужина своему любимому он сделать не успевает. Ну как вообще можно быть таким безнадёжным? Сегодня не простой день. Сегодня их с Чаном годовщина, сегодня ровно пятнадцать лет с начала их отношений. Значимая дата. Совсем скоро также будет и десять лет, как они в браке, но объединять эти дни в одно большое празднование они не хотят. Два праздника, а значит и два дня празднования. Всё честно. Они каждый год отмечают эти дни, стараясь сделать так, чтобы они получились незабываемыми. Каждый год делают множество фотографий, чтобы после распечатать их. Это ведь воспоминания. Самые тёплые и приятные. Моменты, проведённые с любимыми людьми. И в этот особенный день Минхо хотел сделать Чану подарок. Вернее, уже сделал - оплатил старшему парочку сеансов массажа. Для человека, целыми днями работающего в сидячем положении, то, что нужно. Чан был так рад этому заветному купону, словно маленький ребёнок, которому подарили новую игрушку, что показывали в рекламе по телевизору. Ту, что есть у всех детей, а теперь и у него самого. Если же говорить короче, счастью Бана не было предела. А это ведь всего лишь массаж.. Так кажется Минхо. Ему-то не понять того, как сильно болят все мышцы после долгого рабочего дня, проведённого в одном и том же положении. А это, между прочим, ощущения не из приятных. Прерывать крутящиеся в памяти воспоминания и возвращаться к начатой готовке совсем не хочется, но приходится. Ли полагает, рис испорчен. Или горелому запаху не стоит доверять? Наверно, Минхо безумец, но лучше попробовать и пожалеть, чем выкинуть стряпню сейчас, а после жалеть, ведь вдруг она оказалась бы съедобной. Хотя, для сегодняшнего дня "съедобное" не подойдёт. Сегодня нужно что-то более, чем ресторанные деликатесы, нужно что-то, что достойно оказаться во рту Бан Чана в столь важный для него день. Вероятно, Хо преувеличивает, но произвести хорошее впечатление на старшего хочется. Очень сильно. Хо с подозрением отмечает то, что в квартире, если не считать шипения плиты, царит полная тишина. Малыш Сынминни притих, а это может значить всё, что угодно. Он мог уснуть, мог спрятаться где-нибудь намеренно и выжидать тот момент, когда родители его найдут. Может играть с котами или бегать во дворе. Минхо все возможные варианты в голове перебирает. Но не успевает и шаг в сторону комнаты сына сделать, как слышит громкий детский голос, а после и плач. – Нет! Глупый кот! – Сынмин топает ногой, и уже через секунду из его комнаты выбегает напуганный Дори. Минхо приглядывается. Летя на всех парах, кот оставляет за собой следы. Акварель? Ли требуется пара секунд для того, чтобы сложить два и два и побежать в комнату Сынмина, предварительно выключив плиту. – Что случилось? – к тому моменту, как Минхо оказывается в комнате, Сынмин уже сидит на своей кровати и громко плачет, взвывая и беспрестанно повторяя имя провинившегося четырëхлапого. – Он! – хныкает Сынмин, спрыгивая с кровати и несясь в объятия папы, – Он всё испортил! Минхо хмурится. Такое случается не в первый раз. И это всегда Дори. Кот, что круглосуточно ошивается у комнаты Сынмина. Озорник часто лазит туда, где кошачьим лапам быть не следовало бы. Как, судя по всему, и сейчас. – Тише, малыш, тише, – присаживаясь на корточки, Минхо осторожно приобнимает сына и поглаживает того по голове. Сынмин всхлипывает ещё громче и чаще, а Хо понимает, что, вероятнее всего, на успокоение младшего понадобится ровно столько времени, сколько осталось до прихода Чана. Он действительно безнадёжен. Но оставить Сынмина вот таким заплаканным и трясущимся он не может. Минхо малыша на руки берёт и кладёт обратно на кровать, не переставая гладить по голове. Знает ведь, что Сынмина это успокаивает. – Пап, – Мин слëзы ладонью вытирает, поднимая глазки на Ли и тем самым обращая его внимание на себя, – Пап, почему Дори такой? – Он - кот, милый, – Минхо старается правильно сформулировать слова и не дать Сынмину расплакаться пуще прежнего, – Не понимает совсем, что делает, если делает что-то не так. Куда он залез в этот раз? – На под-доконник, – заикаясь, отвечает Сынмин. Он действительно медленно, но верно близится к тому, чтобы совсем плакать перестать. А всё потому, что Минхо рядом. Старший укрывает Мина пледом, что висел до этого на спинке стула. Наверно, малышу стоило бы поспать. Он и без того долго плакал утром, когда хотел поздравить родителей прежде, чем они проснутся, но впопыхах запутался в одеяле и упал с высокой для него кровати. Минхо сидит рядом с ним ещё какое-то время, пока не слышит тихое сопение, изредка прерываемое сонным причмокиванием. Малыш заснул. Теперь следует разобраться во всей ситуации. Дори оставлял следы разных цветов: были и зелёные, и коричневые, и синие. Значит, Сынмин рисовал. А пушистик, соответственно, бесцеремонно прошёлся по стараниям мальчика, чем спровоцировал истерику. Интересно, что рисовал Минни в этот раз? Гадать долго не приходится, ведь, как только Минхо встаёт с кровати, взгляд его натыкается на лист бумаги, лежащий на подоконнике. Мда, Дори хорошо постарался: и рисунок испортил, и испачкал ковёр. Только вот эти проступки кота уходят на второй план, когда, вглядываясь в рисунок, Минхо понимает, что Сынмин нарисовал их. Свою семью и себя, такого маленького по сравнению со взрослыми, совсем рядышком. Они все и без проделок кота смотрелись нелепо - руки Сынмина непривычно короткие, а голова слишком большая для того, чтобы держаться на нарисованной тоненькой полосочкой шее. По лицу нарисованного Минхо потоптался Дори, превратив его всего в разноцветное месиво. Один только Чан получился вполне неплохим, судя по всему, Сынмин нарисовал его самым первым. Сзади них нет ничего, лишь белый фон, в некоторых местах которого виднеются следы кошачьих лап. Только вот в правом верхнем углу красуются две синие цифры - один и пять. Пятнадцать. Пятнадцать лет. Растрогать Минхо всегда было слишком сложно. Но сейчас он готов поклясться, глаза его наполнились влагой. Сынмин запомнил, сколько лет прошло, ведь внимательно слушал родителей, когда те начинали говорить о годах, проведённых вместе. Сынмина Минхо научил считать до десяти, а после и до ста, что очень хорошо для возраста его ребёнка. Минхо научил своего малыша аккуратно выводить цифры на бумаге. Минхо часами мог сидеть и лишь смотреть на старания своего ангелочка, когда тот, высовывая язык, показывал папе то, чему научился у него же. Сынмина, безусловно, многому научил и Чан, но сейчас всё это в голову не лезет. Минхо требуется около тридцати секунд на то, чтобы понять, что из глаз его во всю текут слëзы. Они капают на рисунок, и Ли стремительно кладёт его обратно на подоконник, чтобы не усугубить ситуацию. – Поверить не могу, – оказавшись перед зеркалом в ванной, самому себе говорит Минхо, – Он уже умеет сам писать цифры. Хо невероятно рад этому. И если вы вдруг скажете, что это обычное дело, которое должны уметь все, то вы не поймёт совсем, пока у вас самих не будет ребёнка! Кажется, что время пролетело слишком быстро. А потому сейчас Минхо стоит в ванной, роняя слëзы радости на холодную плитку, вместо того, чтобы готовить ужин. Чëрт возьми, ужин. Ли стремительно вытирает солёные дорожки с щёк. Приоткрывает дверь из ванной и собирается уже пройти на кухню, но и тут не успевает. По прихожей почти что эхом раздаётся звук открывающейся входной двери. И уже через пару секунд в квартиру заходит Чан. – О, привет, – Бан улыбается одними только уголками губ, сумку свою опуская на тумбочку, стоящую недалеко от него, – Ты чего? – заметив слëзы на глазах мужа, он хмурится. Минхо в несколько шагов расстояние между ними преодолевает и кладёт свои руки на талию старшего. Носом в шею тычется, чмокая место рядом с кадыком, и прижимает его к себе ещё сильнее. – Сынмин хотел сделать нам с тобой подарок, – вздыхает Хо, – Нарисовал нас всех вместе и даже про пятнадцать не забыл, представляешь? Он написал это в углу. Наш мальчик так быстро вырос. – Ты так сильно растрогался? – Чан смеётся, заключая лицо Минхо в плен своих рук и коротко целуя того, – Мой маленький. – Да, думаю именно так. Но по его рисунку прошёлся Дори. Так обидно за него, Минни ведь так старался. И так плакал, когда увидел, что с его рисунком теперь. Чан заглядывает за спину мужа и теперь уже прекрасно видит следы. Их трудно не заметить - в прихожей белый ковёр, на котором эти самые пятнышки выглядят слишком неправильно. Некрасиво. – Но ты всё равно похвалил его, ведь так? Он ведь старался. – Я, на самом деле, в ситуации не разобрался даже, когда к нему пришёл. Но объяснил, что Дори - кот, который иногда не понимает, как делать нельзя. И уложил спать. – Это хорошо. Пусть отдохнёт. Чан ещё раз целует Минхо, но теперь уже в лоб, ведь поза не позволяет чмокнуть куда-нибудь в другое место. А Ли отстраняется, ведь Бану следовало бы разуться и пойти мыть руки. – А, и ещё.. Хëн, прости, – Чан непонятливо голову вбок наклоняет, немо спрашивая, в чëм дело, – Я хотел приготовить ужин, но рис у меня сгорел. А из-за этого происшествия с Минни переделать я не успел. – Эй, не извиняйся, милый, – Чан ободряюще улыбается, махая рукой и скидывая с ног кроссовки, – Я не голоден. Да и ты уже сделал мне хороший сюрприз. Если захочешь, мы сможем приготовить что-нибудь вместе. Всё равно, если не себя, так Сынмина кормить надо. Минхо благодарно кивает. Позже, когда Сынмин проснётся, они сядут за готовку все вместе. Но перед этим обязательно поместят новый рисунок в красивую, нежно-персиковую рамочку и повесят его на стену. Даже такой странный и испорченный. Ведь это труд их ребёнка. Самого родного и любимого.