Когда наступит рассвет

      Микаса с трепетом в груди вышагивала по лесу. Убежала в ночи, только чтобы родители не заметили. Хвойный запах окутывал ее, обволакивал свежей прохладой. Ночь была холодной, но Микасу грело теплое чувство предвкушения чего-то тайного и интимного.       Они договорились встретиться у заброшенного дома недалеко от обрыва. Он спал там иногда, в старой конюшне, куда набросал свежего сена. Никто и думать не собирался, что в этом полуразвалившемся домишке может хоть кто-то бывать.       Леви чудом удалось сбежать из трущоб Подземного города. Он много рассказывал об этом месте, и Микаса едва была способна в это поверить. Как же так могло случиться, чтобы в их спокойном и уютном мирке появилось такое зло? Но Леви открыл ей глаза на мир. На слишком многое, чего она никогда знать и не хотела. Но благодаря ему, мир предстал в совершенно другом свете, Леви помог ей, наконец, повзрослеть. Остался последний шаг.       Микаса все бежала по едва заметной в сумраке тропинке, и тело согревалось. Когда добежит до старого дома — совсем горячая будет. Оно и к лучшему, не хотелось прижиматься к и так наверняка продрогшему Леви ледяными руками.       Вокруг все шумело. Ветер путался в кронах деревьев, пролетали ночные птицы, тропинку перебегали мелкие зверушки. Сердце Микасы колотилось, как бешеное. Сегодняшняя ночь должна была стать особенной.       Родители не знали, с кем путается их дочь, но Микаса и не спешила рассказать. Они ни за что бы не одобрили такой союз. Но ей было все равно. Леви был тем, к кому непреодолимо влекло, несмотря ни на что. Они и сами-то жили тем, что сами могли добыть, да вырастить. Леви жил так же.       Почти.       Микаса знала, что он подворовывает из соседних деревень, но не могла винить Леви за это. Один, в этом огромном и враждебном к нему мире, он не знал, как еще ему быть. Микаса была его безопасным местечком, где он мог расслабиться, выложить все, как на духу, а она могла лишь понимать его и целовать до тех пор, пока на его лице не проступит едва заметная улыбка.       Она показала ему, что есть другой путь, что мир, хоть и жесток, но все равно прекрасен. И Леви шутил, что самое прекрасное в его мире — она.       Микаса смущалась, смеялась, но на душе становилось легко и радостно. Она и правда помогала ему. Таскала еду, штопала одежду, и просто не могла не влюбиться в этого мрачного, но такого милого парня.       Его темные голубые глаза напоминали ей цвет горного озера перед самым дождем, белая, не видавшая света кожа, четкие скулы, взгляд исподлобья, будто бы он смотрит на тебя сверху вниз, хотя сам пару сантиметров ниже — создавало вокруг него такой шарм, что Микаса мгновенно пропала.       Они познакомились случайно, но очень удачно.       На рынке к Микасе пристали двое каких-то мужчин, и она, будучи по натуре стыдливой, не могла дать им отпор. Леви пробегал мимо как раз вовремя и доходчиво объяснил этим мужчинам, что рядом с женщинами им не место.       Микаса тогда отдала ему несколько овощей из корзинки в знак благодарности, но он не взял, попросил встретиться еще. А потом еще.       С тех пор Микаса ничего не боялась. Леви можно было полностью довериться. Никто сначала не воспринимал всерьез этого немощного, как говорили люди, паренька. Но стоило ему только показать, что он совсем не слаб, как многие закрывали свои рты. Некоторым, правда, приходилось помочь. Микаса не одобряла этого, но и ничего не делала. О Леви быстро узнали все в округе. Узнали и то, что Микаса часто бывает с ним, и стали обходить ее стороной. Застенчивой и любящей тишину Микасе это было только на руку.       Микаса его не боялась. С самой первой встречи почувствовала, что он — ее. Даже и думать перестала про других мальчишек, что рвались набиться к ней в женихи. Она жила в такой глуши, что знала всех еще с пеленок. Совсем другим делом был загадочный Леви, появившийся из неоткуда. Он покорил ее своим ледяным взглядом и пылким нравом.       Он поцеловал ее впервые на летнем празднике, когда они вдвоем убежали подальше от толпы и спрятались за пригорком меж пустых домов. Вокруг не было ни души, и Леви приблизился к ней не спеша, наклонился к губам и нежно, трепетно коснулся их.       Микаса позволила.       Она тогда покраснела так, что казалось, щеки загорятся в темноте. Но это казалось таким естественным, таким правильным, что Микаса и не подумала его оттолкнуть.       С тех пор она с волнением встречалась с ним, боялась, что позволив один поцелуй, покажет, что с нее можно просить и что-то гораздо большее, но Леви не спешил, не давил на нее, а просто был рядом, пока она и сама помогала ему построить новую жизнь.       Совсем недавно Леви сказал, что отправится в разведку.       Микаса переживала. Знала, что он хочет пойти туда ради денег, что ничего кроме драк и разбоя ему неизвестно, и что выбора у него особенно нет, но все же отпускать его туда, за высокие стены, подальше от безопасности, было страшно. Многие не возвращались из-за стен. Кого-то привозили целиком в повозках, от кого-то оставалась только часть, а кого-то и вовсе не привозили назад. Потеряли или же титан сожрал — никому не известно. Только разведчики могли дать ответ на этот вопрос, но они угрюмо молчали всякий раз, возвращаясь с очередным поражением.       Разведка непременно возвращалась через ворота Сигансины, и Микаса старательно игнорировала их тяжелые взгляды, крики матерей, перешептывания прохожих. Только вот Эрен разведку очень любил и мечтал попасть к ним в ряды, хоть уже и давно вырос из возраста кадетов. Он постоянно тащил Микасу за собой, чтобы посмотреть очередной парад.       Когда за ними стал увязываться еще и ее младший брат, Микаса наотрез отказалась подходить к воротам и все больше времени проводила дома со своей семьей, помогая им выращивать еду и ухаживать за домом.       Но почему-то казалось, что у Леви все получится. Его тянуло в разведку каким-то предчувствием, он говорил, что думает, будто бы принадлежит этим рядам, и Микаса верила. Он был сильным, смелым и ловким — он точно справится. К тому же, он обещал приезжать к ней в увольнение. И уж тогда-то Микаса точно сможет рассказать родителям об их отношениях. Тогда Леви уже не будет разбойником и вором, он будет уважаемым солдатом.       Из-за того, что он вот-вот собирался отправиться в разведку, Микаса и решила встретиться сегодняшней ночью, даже если ради этого пришлось убежать из дома.       Не могла она просто его отпустить. Не хотела даже думать о том, что там, в городе, он может найти себе новую подругу, что и в армии много красивых, подтянутых девушек.       Леви встретил ее на полпути, прижал к себе крепко-крепко, до хруста ребер, и Микаса льнула к нему в ответ, желая раствориться в нем. Она так переживала за него, что была готова даже в разведку с ним пойти, но он убедил ее не бросать дом и родных. Леви рассказывал, как тяжело приходилось ему, когда умерла мать, и не хотел, чтобы Микаса переживала то же самое, в дали от дома. Он заметил, что по силе и ловкости Микаса не уступает ему, но она все краснела и отнекивалась, не хотела признавать, что уже давно не слабая и беззащитная девчушка. Ей хотелось, чтобы рядом был кто-то, кто может защитить, даже если ради этого нужно было немножечко приврать.       Но сейчас это все было неважно. Они быстро добрались до старого дома, забрались в конюшню, наполненную ароматом свежего сена, и все, кроме Леви, его губ, рук и тепла исчезло из мыслей, испарилось, словно предрассветный туман.       Леви дыханием согревал ее замерзшие руки, целовал все жарче, и Микаса растворялась в его поцелуях, выгибалась навстречу его губам.       Леви не спешил, не торопясь изучал ее тело, не позволял себе слишком многое. Микаса подставлялась под его руки, но Леви тактично спускался к талии, гладил спину, плечи, но этого было мало.       — Зачем ты дразнишь меня? — шепнул он у самого ее уха так, что мурашки побежали по телу. Она чувствовала, как Леви напряжен, что в брюках ему уже явно тесно, и улыбнулась.       — Я не дразню. Не хочу больше ждать.       Микаса игриво провела рукой по его животу, заставила его лечь на спину и забралась сверху. Темнота скрывала горящие щеки, и только блеск глаз выдавал ее волнение.       Леви не переспрашивал. Притянул ее к себе, руками гладил округлые бедра, горячо целовал ее шею, спускаясь ниже, к неглубокому вырезу рубахи.       Он опрокинул Микасу на спину. Она почувствовала, как теряет контроль, как ситуация ускользает из ее цепких пальцев, но не боялась. Она волновалась, сердце глухо ухало в груди, но предвкушение заполонило ее всю, не оставив место страху и сомнениям.       Леви скользнул руками под рубашку, добрался до юной груди, нежно сжал, пропуская меж пальцев затвердевшие от возбуждения соски, и Микаса дернулась, будто яркая молния пробежала по телу.       Приятное ощущение сползало вниз, к животу и ниже, затягиваясь в сладкое волнение, и тогда Леви потянул ее рубаху вверх, стягивая ее, и тут же припал к обнаженной груди губами.       Микаса прижимала его к себе, зарываясь пальцами в мягкие гладкие волосы на его затылке, выгибалась навстречу влажным поцелуям, когда Леви запустил руку под юбку, поднимаясь выше, туда, где уже пульсировало от нетерпения.       Микаса тихо выдохнула, когда Леви отодвинул кромку белья и скользнул пальцами по влажному лону, касаясь чего-то так, что становилось все приятнее и волнительнее.       Лицо все горело от смущения, но темнота умело скрывала ее стыд. Микаса дотянулась до губ Леви, коснулась его, и он жадно впился в нее, так, как еще никогда не делал, и тогда Микаса ощутила и его колотящееся сердце, и сбитое дыхание, и горячий, скользнувший в рот язык.       Его пальцы продолжали ласкать ее внизу, заставляя Микасу возбуждаться все сильнее.       Она плохо понимала, что нужно делать, но Леви направил ее руку к своему паху, и она несмело погладила его там, ощущая под пальцами подрагивающую твердость.       Леви оторвался от нее всего на мгновение, сбросил брюки, задрал повыше юбку Микасы и припал к ее шее, жарко зацеловывая.       — Готова? — спросил он, и Микаса кивнула.       В темноте она видела, как Леви поглаживает себя, как пристраивается между ее ног. Сено покалывало голую спину, оплетая легкие травяным ароматом, губы горели от поцелуя, было жарко и волнительно, и Леви толкнулся внутрь, заставив Микасу дернуться от боли.       — Прости, — говорил Леви, целуя грудь живот, прижимаясь к Микасе ближе. Она обхватила его руками, напряглась, но терпела. Не так уж и больно. Скорее неприятно и странно. Но ей было все равно. Все равно на то, что если узнают родители, то ей сильно достанется, все равно, что ни один парень больше не посмотрит на нее, все равно, что будет с ней дальше, в эту самую секунду она улыбалась, точно зная, что теперь она принадлежит одному Леви и больше никому.       Леви не двигался, ждал, поглаживая рукой ее длинные волосы, и Микаса повела бедрами, чувствуя, что уже не так больно, что можно продолжать. Леви осторожно задвигался, и неприятные ощущения вернулись, но было не так уж плохо. Его горячее сбившееся дыхание, поцелуи, теплые руки отвлекали от боли, и Микаса подавалась навстречу, и их тела словно боролись друг с другом, сталкиваясь и расходясь, только чтобы вновь слиться воедино.       Леви двинулся еще раз, прежде чем дернуться и выскользнуть из нее. На живот плеснулось что-то липкое, и Микаса тут же привстала, чтобы посмотреть, но Леви не позволил. Повалился рядом на сено и потянул Микасу за собой, целуя в губы.       Она жалась к нему, чувствуя между ними неприятную липкость, но на душе было спокойно, ведь Микаса знала — она все еще будет любима, когда наступит рассвет.