***
— Чего ты там застыл? — монашеская роба представляет из себя нечто странное. Муан Гай с завидным интересом устроил себе экскурсию по ночному ордену монашек. Здание оказалось заброшенным замком, в котором и решили обосноваться служители. Возможно, Гай не углублялся в другие религии, но молиться ложке было очень экстравагантно. Но его внимание это не привлекло, так что он запомнил, но ничего более с этой информацией делать не собирался. Шен всегда был задумчив. Гай не помнил, когда его знакомый отпускал себя. Шен в его глазах был одним сплошным комком нервов. Сам же Муан считал себя гладью огромного озера, чье спокойствие нарушалось забавными блинчиками и кругами на воде. Такие блинчики постоянно кто-то да пускал. Едва гладь вновь отразит небесную синеву, круговорот и вальс белоснежных, наполненных безвкусной ватой облаков, как игривый ребенок возьмёт гладкий камень и кинет под идеальным углом. Но Шена бы сам Муан сравнил с изящным лебедем или, на худой конец, с цаплей. Он опускается на водную гладь нежным оперением, мутит воду, достает из самой глубины то, о чем старейшина пика Славы даже не думал. И это кажется чем-то естественным. На вопрос не отвечают, лишь обгоняют, проскальзывают мимо, задевая лен накидки белоснежными рукавами. Гай никогда не носил одежды чернее ночи. В них он выглядел инородно, не от мира сего. Пряди струились между лопаток, забирая всю грязь на себя, а при свете дня светились неземным мерцанием. Сам же Гай даже не прокомментировал смену имиджа. Не возмущался, а напялил на себя это уродство и теперь гордо ходил по каменным коридорам. Мягкие отблески рыжих свечей уродовали прекрасный лик, но мечник этого не замечал, лишь проверял меч под робой и тянул вечно недовольного Шена вглубь здания. На нижних этажах ощутимо похолодало, но бледную руку Шена никто не отпускал. И Гай считал это забавной игрой. Для него было несвойственно впадать в детство, но сегодняшний день толкал на эту авантюру.***
Аромат пожухлой травы, яркий грибной привкус на языке, шелест золотистых листьев под ногами, эти же листья путались в чистых и скрипящих от разных масочек волосах. Солнце выжигало глаза, разъедало мозги от духоты. Так и рождалась идея. Так рождалось спасение от лености. Леность — самый страшный грех, хотя в картине многих людей, этот аспект жизни является чуть ли не спасением. Гай же с удовольствием вытаскивал друга из пыльного царства тоски, одаривал сладостями, проводил лекции о свойствах эфирных масел, присматривал новый комплект халатов. И все это под усталый взгляд чернильных очей. Теплая погода сменилась на холод темниц замка, на капель протекших винных бочек. Грибной привкус сменился на затхлость и одиночество. И последнее было вековым, и его нарушали шаги двух мужчин. Пауки разбегались в страхе от нежданных гостей. Если Муана украсить липкой и противной паутиной, то его красота не испортится. Скорее она получит новое воплощение. Станет символом нежности и округлостей. Мягкость паутины и ее смертоносность — идеальное сочетание. Муан, сам того не подозревая, сплел ловкую сеть из неземной внешности и умелых движений в бою. — Нам обязательно лезть в закрытую дверь? — Шен складывает руки на груди и тяжело вздыхает. У него все волосы в противной сети пауков, а на черной одежде компаньона даже пыль не осела. Лишь руки испачкались ржавчиной от массивной ручки на двери. Она была концом крутой лестницы. Шен от последующего шума закрыл уши, стараясь уследить за семейством восьминогих тварей. Не удалось, те скрылись в какой-то дыре, — может ты выбьешь ее? И послышался грохот. Несколько болтиков вывалилось прямо перед Гаем. Тот же с бесстрастным выражением отряхнул черную робу и разогнал пыль от трухлявой двери рукой. Шен же в очередной раз удивился, откуда в средневековье современные гайки, болты и винты. И почему, черт возьми, это никого не беспокоит! — Шен, ты идёшь или как? — беловолосая макушка высунулась из дверного проема и вновь пропала. Что ж, отвёртки у них в рукавах точно нет, чтобы починить жалкое подобие двери. Шен цинично сравнил их варварский подход с тем, как люди в компьютерных играх пытаются попасть в локации, которые открываются только по сюжету, раньше времени. А по состоянию двери он мог с уверенностью сказать, что где-то в здании есть ключ, который бы открыл им этот ларец. Но зачем думать, если есть Гай, выбивший дверь с ноги? Система же запиликала: [Поздравляю!!! Вы получили достижение «Сила есть — ума не надо». Но в следующий раз просим действовать по сюжету.] Шен показал язык говорилке и на новый окрик поспешил за беловолосым, чтобы он ещё чего-нибудь не сломал. Мало ли какая тут стена несущая. Что ж, ничего ломать не пришлось. Темный лаз, больше напоминающий арку в канализации, привел их к цветущей поляне. У местного писателя был фетиш на поляны с цветами посреди года? А летом снег грянет? Или что? — Маки. Обычные. И не самые красивые, — нежные лепестки алых бутонов опали у ног мечника, который едва дотронулся до них и стер черную пыльцу. Лёгкий ветер сразу подхватил то, что некогда гордо носило название «мак». Несколько лепестков запутались в лёгких прядях, выглядя при этом до умопомрачения грязно, и так же как запутались, так же они и выскользнули на свободу. Ничего примечательного в этом саду не нашлось. Какие-то сорняки, лютики, светящиеся ядовитым жёлтым, облетающие маки, тысячелистники или их жалкая копия, пожухлая сирень. Глаз ничего не цепляло. Знали ли монашки про райское местечко? По заросшей беседке Гай бы, да и не только он, сказал бы, что нет. Дерево сгнило, стало трухлявым, от одного нажатия на дощатый пол, нога провалилась, а на поверхность побежали рыжие муравьи с белыми яйцами. Даже белые цветочки крапивы поникли, а на вкус были никакими, хотя обычно должны едва ощутимо сластить. И пока Гай расхаживал по новой локации, стараясь найти что-то стоящее, Шен хмуро наблюдал за побегом насекомых. Система молчала. Сюжетных роялей не хотелось. Кустов тут было выше крыши, значит и ненавистных музыкальных инструментов столько же. Вот толку давать достижение, чтобы после забить на функциональность? Хотя, в этом мире разве есть логика? Если бы она была, то старейшина Муан не цветочки рассматривал, а гнобил Ир Шена. Хотя, признаться честно, любующийся полевыми цветами Гай не выглядел как-то чужеродно в этом неправильном месте. От обилия мыслей начиналась мигрень. И появлялись галлюцинации. Шен несколько раз моргнул и даже глаза потёр руками, в последний момент вспоминая, до чего дотрагивался в последний раз. Вокруг Муан Гая кружили очень странные предметы. А он тупо скрестил руки на груди и нахмурил свои брови, подкрашенные углем. Шен несколько раз порывался подшутить над знакомым по этому поводу, но вовремя затыкался. Ссориться с человеком, который отстаивал тебя, было бы свинством. А в свиньи Шен не записывался, очередь ещё не нашел. — Ты же у нас бесплатный помощник всем обездоленным? — Шен воздухом подавился от начала разговора и попытался сохранить лицо. Сделать это было сложно, когда перед глазами какая-то старая вилка расчесывает ржавыми зубцами белоснежные пряди, оставляя на них рыжий налет. Четки же и вовсе ласкались о пальцы мечника, словно и не являлись бусинами на нитке. И Шену кажется в какой-то момент, что он здесь лишний. Облезлые бусины тянутся к нежным пальцам. Шен знает, что они таковые, потому что Гай тыкает ими его нос, лоб, щеки. На коже никогда не остаётся царапин или отвратного ощущения близости. Руки Муана в принципе пахнут чем-то неуловимым. Цветочная настойка или лекарства смешались с жаром битв, впитались в кожу, стали частью крови? Но проклятый старейшина прекрасно понимает стремление покоцанных временем бусин получить эту неуловимую ласку. И Шен прекрасно может представить шелковистость белоснежного полотна. Ему самому удалось к ним прикоснуться лишь на одной из охот, когда Гай уже спал спиной к нему, освободив место около потухшего костра. Дети спали, сжавшись в клубочки, а к Шену сон не шел, скорее наоборот выскальзывал, как скользкая рыбёшка. Тогда полночи мужчина перебирал белоснежные пряди спящего компаньона. — Начнем с того, что не бесплатный, — черная бровь изящно, хоть и немного нелепо, приподнялась, пока Гай терпел все ухаживания от неодушевленных предметов. Кажется, надо было первым делом указать на то, что он не помощник. — Заплатим, заплатим, — голос был старческим, таким, что хотелось скривиться. А после вилка со сломанным зубцом закачалась вокруг головы мечника. На идеальных прядях теперь виднелось грязное пятно. И Шену от этого стало неуютно. Не шли старейшине пика Славы теплые оттенки. Система же нежным голосом оповестила: [Открыта основная миссия «Верните семье столовый прибор». Помощник: Муан Гай. Возможные достижения хотите увидеть?] Шен зажмурился и проклял свою жизнь. Придется помогать.***
История бедной вилки и замученных чёток была увлекательной. Пришлось смириться с тем, что болтать в этом мире можно со всеми. Составим краткий пересказ всего произошедшего, чтобы сэкономить время. Вилка, ложка и четки — хранители данного замка и сада соответственно. Так было до того времени, как ложка попала в руки высокопоставленного чиновника и не спасла его милую душеньку от отравленного супа. С тех пор ложке молились, а остальных закопали за ненадобностью. Так они в земле провалялись бесконечное количество лет, пока их не откопал милый мечник. Шен подозрительно покосился на беловолосого. Какой он добрый! Раскопал им проблем целую гору. Хотя ладно, эта история вызывала интерес. В плане, почему хранители это не феи и гномы, а ложка, вилка и четки. В этом нет логики! Но благо Шен вовремя вспомнил, что тут такого понятия не существует. Который раз он об этом забывает и вспоминает? Что ж, план лёгок и прост: вернуть ложку в вечно цветущий сад. Отделаться от наглых вещей оказалось сложно, Гая они никак не отпускали, и пришлось его вытаскивать силком. — Шен, давно пора открывать бюро добрых дел, — хмыкает Гай, поднимая кусок дерева (другими словами дверь было не назвать), как только Шен встал рядом. В самом центре потерпевшей деревяшки была вмятина. Шен захотел вновь вернуться в уродливый сад. Но оставлять импульсивного старейшину не хотелось. К тому же задание поступило, а значит пора закатать рукава и выполнить его. Хотя был велик соблазн дать щелбан дорогому мечнику за слишком шаловливые ручонки. Вот поможет и разрулит все Шен, а лавры достанутся Гаю. Как банально. Зато обвинения в случае чего сразу посыпятся на голову бедного старейшины, который вовсе не хотел участвовать в этой авантюре. Их путь в главный зал, где много скамеечек для молитвы, а в центре стоит алтарь, над которым возвышается кафедра. Они заглянули в зал мимолётно, но нельзя было забыть гордую ложку на атласной подушке. Что ж… стащить кусок серебра не должно быть сложно.***
Дыхание то прерывается, то заходится в нервном сокращении мышц. Темная обстановка замка давит. Насколько же дом на пике Черного Лотоса уютнее, чем это каменное изваяние. Шен косит темные глаза на спутника и на него накатывает иррациональная злость. Муан Гай спокоен и тих, как озёрная гладь. Он не вздрагивает от каждого шороха, не оглядывается за спину, не пытается сделать шаги мягче и тише. Он идёт смело и открыто, лишь иногда проводит тонкими пальцами по дереву сидений, чему-то улыбается. Небесные радужки глаз теперь можно сравнивать с синевой моря, соленого и далёкого, от которого нос забивается, от которого кожа чешется. Шену кажется, что невозможные глаза оживают. Он видит в чужой глубине эмоции. И в очередной раз удивляется. Муан Гай, кто он? Должен ли он играть важную роль в сюжете? Почему он такой настоящий, такой теплый? Почему он выглядит как человек, как второстепенный персонаж, который обязан в конце истории умереть за кулисами. И почему Шен хочет, чтобы эти кулисы никогда не закрывались? Почему он хочет, чтобы Гай не уходил со сцены глупого спектакля? Стоит только представить, как этот человек, не персонаж, повернется к нему спиной, скроется за занавесом, чтобы не мешать главным героям, и сразу накатывает тошнота. Зрачок теряется на фоне черных глаз, когда Шен смотрит на своего спутника. Тот кружится перед иконостасом. Шен впервые видит мечника в таком радостном расположении духа. Кто бы ещё мог заметить кружащегося Муан Гая в темной робе? И проклятый старейшина является сейчас единственным зрителем. Он следил с небывалой и несвойственной для него жадностью за представлением. Беловолосая пташка, наверное, даже не подозревала, что пропустила в этой игре ход. От Гая этого следовало ожидать. Он не изучен, непонятен и от того импульсивен. Шен далек от эмоциональных качель. Ему они противны, но Муан Гай олицетворяет их в своей исключительной манере. И, кажется, Шен задыхается от понимания, что белые пряди неземные. Тут светловолосые не редкость, у проклятого старейшины есть ученик с пшеничными прядями. Но белее снега… кожа, не знавшая солнечных отметин, глаза, лучистые от природы… Шен прижимает руку к бедру, лишь бы не прислонить ее к груди. — Это не она, — Шен по-птичьи клонит голову. Муан же задумчиво крутит ложку в пальцах, показывая всю изящность. Короткие и аккуратные ногти постукивают дерево алтаря, — это обманка. На скамьях много пыли, да и само дерево чуть лучше, чем в той беседке. Шен понимает посыл интуитивно. Если положить золото под солнечный свет, то спрятать нечто ценное будет намного легче. И сейчас они, как незадачливые воры, купились на это. Подушка оказывается сделана не из атласа, а из окрашенной ткани крапивы. В этом деле старейшина решает довериться Гаю и его интуиции, к которой тот прибегает очень редко, что разочаровывает. Какое там сюжетное задание открыть, чтобы этот человек начал думать? Может это оно и есть? Тогда оно дерьмовое. Шен чуть кашляет и косится на задумчивого старейшину. Хотя нет, вот вам и бесполезные нпс, и живая разговорчивость. Где-то он пропустил главы с пометкой «раскрытие большого белого медведя, оказавшегося ленивым котом». Хотя их тут ничего не пытается убить. Так что Шен, закрыв левый глаз правой пяткой поставит четыре звёзды сюжетке.***
Шен останавливается у дыры в стене, которая гордо зовётся окном. На дворе непроглядная ночь, даже круглоликая луна не показывает своего бока. Они обегали весь замок, прячась от назойливых монашек, которые уж очень сильно липли к красивым девушкам. Оно и понятно, одни старухи только тут и водятся. Шен облокотился грудью на холодный выступ и глотнул свежего воздуха. Гая нагло припахали в качестве рабочей силы. Шен же успел улизнуть, спрятавшись в тени стен. Зато было больше времени все обдумать без внимательного взора лазурных очей. Мужчина упирается в свои предплечья и раскачивается. Черт, где эта ложка? Система несколько раз предлагала свою помощь, но Шен упорно отказывался. Почему-то хотелось сделать все самостоятельно, как обычный заклинатель, подумать, порассуждать, ну и выйти из этой арки сюжетной без новых синяков. Может эти предметы соврали им? Кто вообще будет разговаривать с вилкой, находясь в здравом уме?! Шен уже давно свыкся с тем, что это не кошмар, сон не заканчивается. Да и на самом деле, все было не так плохо. Один человек рядом все же был. И хотелось бы назвать его другом. Тем, на кого можно положиться. И это недалеко от правды, но свыкнуться с этим ох как непросто. По ночному небу пронеслась белая точка. И ещё одна. И ещё. Шен едва приоткрывает рот. В современном городе звездопад — непозволительная роскошь. Увидеть сейчас десятки белых хвостов сравнимо с благословением на удачу. Тонкие пальцы цепляются за шершавый камень, загоняя острую крошку под ногти. Красиво. Это до невозможности красиво, восхитительно, умопомрачительно и ещё тысяча хвалебных слов. Дух захватывало, а желание в голову не лезло. Чего бы он хотел? Вернуться в свой мир, остаться живым, обрести человека, которому можно довериться? Шен жмурится, пытаясь представить что-то заветное, что-то желанное. Если бы он протянул руки, что упало ему в ладони? И сразу всплывает образ беловолосого мечника. Самая глупая мечта. И самая желанная. В конце концов, ни одно желание, загаданное в прошлой жизни, не исполнилось. Так с чего бы ему исполниться сейчас? Чужие шаги выдергивают из забытья. Шен резко оборачивается и в ту же секунду выдыхает. Всего лишь Гай. Чуть задумчивый, с этим дурацким кольцом, в отвратительной черной робе, которая помялась исключительно там, где это красиво. Как? Но задать вопрос проклятый старейшина не успевает, замолкает сразу, как тянет чистую гласную. Муан смыкает руки в замок перед собой, заслоняя узкое окно своими плечами. Если бы ночь была с белоснежной луной, то его волосы светились, как у самых настоящих фей. Но даже грязный жёлтый не спешит портить полет звёзд. И Шену не нравится понимать, что там булыжники сгорают в атмосфере, это не чудо божественное, а просто физика. Он слишком много знает о естественной части мира. Иногда хочется забыть школьные знания и смотреть на мир чистым, незамутненным взглядом. Хочется радоваться мыльному корню, а не знать, что нужных компонентов там нет. Хочется удивляться огонькам над озёрами и болотами, как это недавно делали дети и даже сам Гай. Шен пытается забыть, стереть из памяти, восхищение в аквамариновых глазах. — Идём спать. Шен, отомри ты уже. Весь день заторможенный, — Шен медленно кивает и провожает взглядом раскачивающийся хвост. Что же загадал Гай? Теперь он уснуть не сможет от нервного возбуждения. Почему-то Гай сегодня красивее обычного.***
— То есть ты загадал найти ложку? Муан, ты мог загадать что угодно! — услугами системы пришлось воспользоваться. Ну как, только формально. Под замком была не только трухлявая дверь в усыпальницу вилки и четок, но и целая система катакомб. Длинные туннели петляли как могли. Кто их только рыл или строил? Даже плиточка была положена, какие старательные. Шен успел несколько раз скатиться по невидимым лестницам, испачкать монашеское одеяние и размазать грязь по лицу. А ещё несколько раз его ловил Гай за руку и буквально вытаскивал из новых ям и провалов. И при всем этом он остался безукоризненным чистюлей, будто только минуту назад облачился в новенький комплект ткани. А позже длинные кишки древнего замка сменились огромным залом с высокими потолками. В нем было все уставлено глиняными сосудами, а свод потолка держался на испачканных временем колоннах. Везде пахло затхлостью и сыростью. Где-то наверняка была колония черной плесени. И там же нашлась потеряшка. Ложка потеряла свой блеск и лоск, теперь она выглядела хуже выкопанной вилки. И ради этого они бегали по чертовому замку? Справедливо ли это? Шен только потянул руки к источнику их проблем, как его сразу дёрнули за ткань между лопатками. Мимо лица пролетел ржавый меч. Никого кроме них не было, но стоило посмотреть на потолок, как пошел ливень из острых лезвий. Времени любоваться изящными прыжками Муана совершенно не было, самому бы не ударить в грязь лицом. А то его и так спасли, дёрнули, как котенка. Кувшины бились с оглушительным треском тонкого фарфора, открывая новые выходы старой ловушки. Кто этот псих, что решил охранять ложку серьёзнее, чем банки или императора? Шен едва успевал следить за происходящим. Он бегал как ужаленный в жопу по этому залу, отбиваясь от железяк. Но стоило повернуть голову, как перед ним открылся интересный вид. Муан перелетел через постамент с ложкой, схватив ту рукой. Земля тут же сотряслась, а в следующий момент невидимая волна обрезала снежные пряди мечника под кривое каре. Те обратились в пепел, пока Гай ловко сделал несколько кувырков и встал в стойку, будто сдавал норматив в школе. Дождь из лезвий прекратился сразу же, а Шен пораженно хлопал глазами, до боли щуря их. Муан Гай, длинноволосый красавец, потерял добрую часть длины. Теперь молочные пряди распушились, завились от неожиданной свободы в округлые полукольца. Они мягко обрамляли острые скулы, наверняка щекотали место под ушной раковиной. И, кажется, этот красивый и великолепный человек помолодел. Чуть заалевший от духоты подземелья, но с ровным дыханием, будто прогуливался по комнатке метр на метр. И все такой же чистый, божественный, с ложкой в руке. И наконец-то он машет головой, проверяя подаренную лёгкость. — Я решил, что это наш не последний звездопад, успею ещё что-то загадать. А так хоть желание исполнилось, — Шен хотел дать по лбу этому человеку. Так бездарно потратить желание! Это грех! Но слова о том, что они ещё увидят звездопад, греют сердце. Муан мог пожелать бесконечной силы, молодости, счастья, но загадал найти ложку, чтобы помочь каким-то левым предметам. Он это сделал с мыслью, что это не последняя их ночь. И злиться на этого человека слишком сложно. И все же пора закончить это здание. [Вы молодцы! Ваши новые достижения, которые полезно знать для общего развития: «Цирюльник местного разлива», «Ночь под гнетом звезд», «Обещание превыше всего».] И все же жаль космы Муан Гая. Короткие волосы этому засранцу тоже шли, но объясняться Эре не хотелось. А придется. С него семь шкур снимут за такое!***
— Я думаю, об этом никому из наших знать не стоит, — фыркает от смеха Муан. В метрах пяти от старейшин радостно пищат и радуются воссоединению ложка, вилка и четки. Шен только согласно хмыкает. И всё-таки мутная история получается. Слишком много вопросов: почему ложка оказалась в подвалах, что за ловушки, почему замок наполнен неизвестными монашками, кто назначил эти предметы хранителями этого убогого сада? Муан, кажется, об этом не думал. Лишь улыбался, наслаждаясь чужим счастьем. Шен же перевел взгляд на своего спутника. И губы сложились в улыбку. Короткие пряди мягко колыхались от каждого дуновения ветра, изящно завивались в локоны, придавали нежный объем суровому мечнику. Что ж, эта история заканчивается здесь. И Шен ставит точку под закатным небосводом. За горизонт прячется алое солнце, а в глубокой синеве зажигаются новые звезды. И вновь они падают. Теперь Шен не думает о камнях, атмосфере и огне, теперь он обнимает своего друга, прижимает свои грязные руки к белоснежным прядям и загадывает желание. Загадывает его под удивленный вздох Муан Гая от теплых объятий, загадывает его под радостный писк ложки, вилки и четок, загадывает его, зарываясь в мягчайшие пряди руками.«Не отворачивайся от меня.»