Перерождение авторов

Солнечные лучи, пробиваясь сквозь пышные кроны деревьев, рисовали на полу веранды причудливые узоры. Летняя жара висела в воздухе, напоминая о беззаботных каникулах, о времени, которое можно было потратить на что угодно, кроме скучных школьных уроков. Трое подростков, расположившись на уютных креслах, были поглощены чем-то гораздо интереснее, чем летняя жара и безделье. Гоголь, сидевший на веранде, погружённый в тень развесистой липы, с удовольствием хрустел яблоком, неспешно размышляя о своём новоиспечённом сюжете. Пушкин же размахивал руками, что-то бормоча себе под нос. — Ну, Пушкин, ты что там задумал? — Голос Достоевского прозвучал с легкой насмешкой. — Или ты, как всегда, застрял в своих стихах? Пушкин, погруженный в размышления, лениво улыбнулся. — Не торопись, Достоевский, — промурлыкал он, — не спеши осуждать гения. — Гения? — Гоголь хмыкнул, уставившись на Пушкина с нескрываемым подозрением. — Не много ли ты на себя берёшь? — Тайну открою вам, в итоге все поймёте, обо мне в интернете в веке грядущем прочтёте. — шутливо парировал Пушкин, — Википедия — вот, где я буду в почёте! Гоголь, казалось, до этого не обращал внимания на разговор друзей. А теперь же выпрямился и втиснулся в диалог: — Моя страничка появиться раньше, — заявил он, разминая свою спину, сгорбленную от долгого сидения. — Как-нибудь я напишу книгу, которая всех заставит трепетать! — О, Гоголь, не стоит, — Пушкин прошептал, уловив в голосе Гоголя зловещую нотку. — Твои истории и так слишком реальны, слишком… страшные. — А ты что скажешь? — Гоголь обратился к Достоевскому, игнорируя умоляющий взгляд Пушкина. — Тоже боишься моих историй? — Я боюсь всего, ведь я — человек, — задумался Достоевский, — но особенно боюсь — глупости. Пушкин, не выдержав, вздохнул. Это мрачная атмосфера нагоняла тоску. — Ты же знаешь, Достоевский, что Гоголь — это не просто человек, — проговорил Пушкин с иронией, — он — как магнит, который притягивает страшные истории, как будто они сами хотят попасть в его книги. — Да, да, — подтвердил Гоголь, с довольной улыбкой поглядывая на Пушкина. — Это правда. Я чувствую, что у меня есть дар, дар… Это не та реакция, которую ожидал подросток. — Дар рассказывать истории, — закончил Достоевский, прерывая Гоголя на полуслове. Он уже знал, к чему клонит друг, поэтому попытался увести тему в другое русло. — Да, мы знаем. — Но не только! — воскликнул Гоголь, его глаза горели от возбуждения. — У меня есть дар… видеть то, что скрыто от других! Вот недавно я видел сон, — шепнул он, с блеском в глазах, — как какой-то необычный и загадочный герой ходил в чёрном плаще, с таким же мрачным выражением лица, как у того могучего и зловещего персонажа, что обитал в моей последней истории… — Сны твои — та ещё странность, — согласился Пушкин. — Странность — это мягко сказано, — вставил Достоевский, хмурясь. — В твоих историях, Гоголь, слишком много странностей. Вспомнить только, как ты убеждал нас в пятом классе, что трудовик — это робот, созданный существом Ада. А всё потому что тебе приснилось, как тот вместо чертыжек подсовывает нам пентаграмму. Ладно, про демона я ещё понял, но причём тут робот? — Тебе не понять, все твои истории слишком реалистичны, — огрызнулся Гоголь, скрестив руки на груди. — Ты, Достоевский, постоянно пишешь о преступниках и грязи. — А ты, Гоголь, — спокойно возразил Достоевский, — слишком много пишешь о… сверхъестественном. В 21-то веке! — Я же тебе говорю, — Гоголь начал возмущаться, — я вижу то, что скрыто от других! — Да, — неумолимо продолжил Достоевский, — ты видишь демона в каждой тени, в каждом шуме ветра, даже в розовом рюкзаке Насти, — вспомнил подросток, как уже в шестом классе, Гоголь испугался плюшевого кролика из-за того, что тот был чёрный. —Пожалуйста, перестаньте! — Пушкин, словно пытаясь успокоить бушующее море, попытался вмешаться. — Мы здесь ради искусства. Подростки собрались, чтобы написать общую историю, но каждый раз, начиная обсуждать сюжет, никак не могли сойтись во мнении. По итогу каждый писал что-то своё. И так уже третий день. Гоголь с нескрываемым недовольством откусил ещё кусок яблока. — Пушкин прав. Так никто из нас не получит страничку на Вики, — пошутил Достоевский. — Попробуем ещё раз? Троица снова начала обсуждение. И через время снова начался спор. Пушкин заявлял, что главное заставить читателя почувствовать, а не напугаться! — Чувствовать? — поморщился он. — Ужас, и трагизм — это тоже чувства! Разве не чувствуешь ты холод и отчаяние, когда читаешь о страшных событиях? — Трагизм о жизни, о человеческих страстях — это то, что мы хотим изобразить. Ужас же — лишь пустой эффект, он не несёт духовной нагрузки. Ты сам знаешь, Гоголь, что человек всегда ищет смысл, духовное начало в своей жизни. Если мы хотим написать истинную историю, нужно показать эту духовную борьбу человека! Гоголь не сдавался. — Борьбу? — перебил он. — Разве ужас не есть борьба? Борьба с самым главным — со смертью! Вот почему я хочу добавить в сюжет несколько сцен с мрачной атмосферой, призраками и страшными снами! — Не нужно перебарщивать с ужасом, Гоголь, — попросил Достоевский. — Наш читатель должен испытывать не только страх, но и сострадание, и радость. Жизнь не может быть только мрачной, она многогранна, полна контрастов. Пушкин поднялся с кресла и откинул волосы назад. — Да, — согласился он. — Мы пишем не триллер, а что-то более глубокое. И в этом глубоком должны быть не только страшные моменты, но и яркие вспышки любви, прекрасные картины природы, светлые мечты героев! Гоголь вздохнул, хотя в его глазах появилась невольная обида. — Хорошо, — согласился он. — Но я всё равно хочу ввести в сюжет элемент таинственности, некую тайну, которую герои будут пытаться разгадать. Например, появление странного персонажа, который оставит загадочную записку. Или место, где произойдёт нечто удивительное. Достоевский кивнул, записывая мысли в блокнот. — Это хорошо, но не забывай: тайна должна быть связана с духовным поиском героя, его внутренней борьбой. Так история станет интересной и глубокой. Пушкин улыбнулся, глядя на закат. — И не забывайте, как я уже много раз говорил, в нашей истории должен быть и романтический элемент, некая прекрасная любовь, озаряющая жизнь героев сиянием. Гоголь пробормотал что-то себе под нос, чувствуя силу слов друга, но не желая отказываться от своего мнения. — Хорошо, будет и любовь. Но в такой форме, чтобы она тоже несла в себе тайну. Солнце уже склонилось к горизонту, окрасив небо в яркие краски. Юные писатели, увлечённые своей историей, продолжали препираться, защищая свои взгляды на мир. Однако, сюжет кое-как стал вырисовываться. В этих препирательствах в кое веке рождилась искра творчества, светившая всё ярче. — Как нам назвать нашу историю? — спросил Пушкин, в голове которого уже зарождались стихи о любви и горести. — И кто будет главным героем? Гоголь начал записывать свои мысли в блокнот. — Главным герой будет тайной, — уверенно ответил он. — И название будет такое же загадочное, как и сама история. Достоевский кивнул, добавляя идея в конспект. Школа сбежала на лето (или же герои сбежали из неё), а конспекты — нет. Казалось странным то, как подросток не любил записывать лекции с уроков, а вот писать под диктовку друзей вызывался всегда сам. Хотя что удивительного? Кому понравится рерайтить главу за главой на каждом уроке? Достоевский с улыбкой записывал свои мысли: — Наша история будет интересной и глубокой, заставит читателя задуматься о смысле жизни и духовных поисках. Пушкин, мечтательно вглядываясь в уходящее солнце, добавил: — И о любви… и о любви. Так, в прохладе летнего вечера, трое юных писателей создавали свою историю, всё же прийдя к компромиссу. Они верили, что их история сможет затронуть души читателей, поставить на место Марь Ивановну по литературе, заставить их задуматься о жизни, любви и таинстве человеческого существования. Гоголь снова набросал несколько идей, пытаясь донести до друзей важность загадочности и мрачного колорита. — А если наш герой будет искать не просто правду, а своё место в этом мире? — задумался он вслух. — Пусть в его пути будут знаки, таинственные символы и неразгаданные загадки, которые он должен прочесть. Пушкин, вдохновленный этой идеей, поднял глаза, полные огня творчества. — Это прекрасно! — воскликнул он. — А этом пути он встретит свою любовь, которая поможет ему разгадать эти знаки и найти ответ на все вопросы. Пусть их чувства будут как звёзды на небосводе, освещающие самые тёмные уголки его души. Гоголь кивнул, ломая яблоко пополам. — Да, так и будет. Пусть он начнёт с одной загадочной встречи, которая перевернёт всю его жизнь. Достоевский, записывая каждое слово в блокнот, добавил: — И пусть каждое решение ведёт его к пониманию собственной души, а любовь становится для него той силой, что помогает преодолеть все испытания. Летняя ночь медленно опускалась на землю, наполняя воздух тишиной. Трое юных писателей продолжали работать над своей историей под светом садовой лампы и фонариков телефонов. Так, под звёздным небом трое друзей продолжали творить свою историю. Каждый из них вкладывал в неё частичку своей души, своей мечты и веры в то, что конец пути откроется светом и правдой. Пушкин, увлечённый фантазией, приукрасил сцены: — И пусть этот разговор состоится среди святой простоты природы. Это будет тихий вечер у костра, и признание в любви под мерцанием звёзд. Пусть сердце нашего героя обретёт свой дом, свою смысл. Гоголь хмыкнул и предложил: — Но этот тихий вечер окружён мраком лесных троп. Наш герой не думал, что ночью будет так страшно. Шорохи тени прервут его признание. Ведь именно во тьме рождаются истинные вопросы, на которые нет простых ответов. — Ты снова за своё! — воскликнул Пушкин, разводя руками. Может, ребята так и не смогут создать шедевр этим летом, не смогут доказать Марь Иванне, что их сочинения были достойны большего, чем тройки и даже четвёрки, что судьи на конкурсе сочинений — дилетанты, однако они точно не потеряются в летнем времени. И ближе к осени не будет ощущения зря потраченных каникул. И когда-нибудь будущие школьники будут читать Википедию, чтобы написать о биографии юных авторов.