***
Первый ход не приближает его к победе. Он и не должен. Первый ход совершает Дань Фэн, и он, наверное, должен лишить Цзин Юаня опоры. Дань Фэн почему-то не ощущает себя победителем: он неуверенный, руками закрывает свое гордое обличье и воровато оглядывается, будто кто-то может стянуть дорогие шелка; будто признает, что виновен, достоин унижений и злости в свою сторону. Будто… И не Дань Фэн совсем. Будто сейчас услышит пару-тройку злостных слов, но Цзин Юань если и мог бы их произнести, то не стал бы. Он хочет обратиться со знакомой приветливостью, с которой и следует встречать старого друга, но его останавливает этот неуверенный взгляд, эта совсем непривычная поступь, легкая и совсем не гордая, несмотря на осанку, горделиво вскинутый подбородок и заведенную за спину руку. Этот неловкий жест, которым рука поправляет волосы. Будто… С непривычки? Их часть застревает в застежке рукава, заставляя лицо, почти незнакомое, неловко нахмуриться. Цзин Юань сбит с толку. А может, скорее, озадачен, что это неузнавание не является частью плана, и на него смотрят совершенно бесхитростно, даже слегка… Обиженно? Чем он успел заслужить? — Я не он. Цзин Юань не узнает в этом юноше Верховного старейшину, не узнает в нем преступника и того, кто даже на смертном одре отказался удостоить его словом хотя бы в последний раз. Кажется, Дань… Хэн? Тоже никого в нем не узнает. Цзин Юань не без усмешки обнаруживает у себя отсутствие преимуществ в этой партии. Более того, он не знает, что это за игра, и игра ли вообще, потому что на привычные ходы, которые Дань Фэн только одобрил бы, на него смотрят с неодобрением и все той же обидой. Это его не расстраивает, может. Только слегка… Озадачивает. За столетия он так привык считать шаги наперед, что чужую непредсказуемость хватает сил воспринять только с мягко приподнятой бровью. Цзин Юань совершает самую простую, самую очевидную манипуляцию, заставляя протянуть себе руку помощи в борьбе с бедствием Стелларона, и Дань Хэн поддается. Он даже ничего не просит взамен, только следует за экипажем Экспресса и неловко прячет свое прошлое, стараясь сосредоточить внимание своих спутников на более насущной проблеме. Будто ему… Стыдно? Цзин Юань не уверен, что Дань Фэн когда-либо себя стыдился. Цзин Юань не видит перед собой противника. Цзин Юань видит перед собой только юношу, который очень, очень запутался. Будто кандалы, которые снял с него Цзин Юань несколько столетий назад, все еще влачатся за ним, и цепи — единственный звук, который издает влачащая их невзрачная тень.***
Второй ход Цзин Юань совершает просто потому что хочет. Дань Хэн ничего не просит взамен за свою помощь, но Цзин Юань — человек чести, и все обвинения сняты. Кандалы, которые он видит на чужих руках, все еще там, но они лишь насильно перемотанные цепи, а сами наручи уже давно расстегнуты, и их обладатель может сбросить их тогда, когда сам захочет. Цзин Юань не торопит. Цзин Юань знает, каково это — насильно привязать себя и не давать себе иного выбора. Сковать себя на столетия чувством вины и становиться тенью прошлого себя, оставаться одному и ускользать от близости с грацией того, кто избегал его собственной, будто ветер, не встречающий препятствий. Он наблюдает за тем, как Дань Хэн, окруженный теми, кого никогда не знал раньше, смотрит на них так, будто хочет остаться навсегда, будь он безликой тенью или же самим собой, свободным и решительным, каким он является сейчас, когда оставляет Цзин Юаня позади. Не оглядывается. Цзин Юань не знает, был ли этот ход последним, но даже если да, он… Он готов. Он отпустил давно, и пусть совсем легкая искра надежды, высеченная знакомым обликом, промелькнула в его взгляде, она тут же потухла, когда воспоминания Дань Фэна не сделали Дань Хэна им самим. Но, думает он, возвращаясь за рабочий стол, это к лучшему. Даже если надеялся. Даже если не хотел снова этого противостояния. Он все равно… Скучал. В конце конфов, он надеялся, что хоть кто-то из них не изменится, но Дань Фэна теперь, вернее, давно, попросту нет, это не назвать «изменением». Этот ход, стоит признать, был последним. Но не напрасным: он точно лишил их той неловкости, оставшейся после того, как Цзин Юань воспользовался чужой силой, чтобы решить проблемы Лофу. Он оставляет надежды снова увидеть своего оппонента в импровизированной игре, которой он, он знает, мог бы развлечь себя от скуки, но не станет. Тем не менее, он не успевает даже немного подумать об этом, потому что вскоре получает уведомления. В связи с недавним кризисом он перестал их игнорировать: так и новое бедствие Стелларона можно пропустить. «Я бы сделал это, если бы вы просто попросили, Генерал.» Дань Хэн печатает поспешное. «Все же, я должен вам за свое освобождение.» И снова что-то спешно добавляет. Цзин Юань сам не понимает, почему не может отвести взгляд от экрана. «Экспресс задержится на Лофу еще на какое-то время.» Печатает снова. И прекращает, передумав. «Абонент был в сети...» Так странно. Дань Фэн всегда винил его в излишней наивности и честности, но именно тот ход, что был продиктован зовом его сердца, его генеральской честью и всем правильным и живым, что в нем еще осталось, положил начало… Цзин Юань не хочет называть это игрой. Это слово для него окрашивается в совсем неприятный на вид оттенок***
Цзин Юань принимает приглашение подняться на Экспресс. Тот переливается мерцанием звезд, пахнет свободой и немного разгоряченными сплавами, будто вот-вот посыпятся из-под колес красные искры, как в жаркой кузнице. Цзин Юань думает, что холод и свобода будут его отталкивать так же, как Дань Хэн в первую встречу. Дань хэн, которого он уже давно не зовет ничьим «новым обличьем» даже мысленно, потому что слишком не похож. Слишком другой. И почему-то Цзин Юань уверен, что, раскрывшись, так и останется другим: не гордой камелией, а мягко льнущей к руке лилией. Не его руке, верно, и все же он видит, как Дань Хэн принят и окружен пониманием и заботой: не тем, чего у его предшественника никогда не было, а тем, чего ранее тот не позволял себе иметь. Цзин Юань мягко улыбается. Странно, но внешне неприветливый Экспресс, отливающий каленым сплавом холодных звезд, оказывается очень уютным внутри. Цзин Юань готов поспорить, на этих диванах он мог бы лениться столетиями. Фу Сюань бы заметила, что их отсутствие не мешает ему заниматься тем же самым ровно такие же сроки. Он ответил бы, что с ними было бы несказанно лучше. Навигатор Звездного Экспресса очень приветлива. Она очень мила и обходительна, и уже через полчаса общественно приемлемых тем они обмениваются похабными шутками в сторону местных логистов из КММ, которые регулярно пишут жалобы на массивный транспорт Экипажа, потому что тот нарушает их планы поставок, и Цзин Юаню тоже есть что сказать в их адрес, потому что ему, к его великому сожалению, эти жалобы приходится читать. Мистер Янг смотрит на них с осуждением, но ненавязчиво поддерживает разговор, и на его дельном замечании о том, что из этой жалобной документации можно было давно склеить в порту дополнительные блоки (Цзин Юань пообещал выделить всю имеющуюся на его столе для такого ответственного дела) вагон впускает в себя еще трех пассажиров. — Генерал! Вы не поверите... — Келус мгновенно подлетает к ним, но Дань Хэн ловит его за ворот плаща, как когтистая лапа дракона — жемчуг. — Да не падал я! — Падал. Здравствуйте, Генерал, — кивает Дань Хэн. Цзин Юань отвечает ему кивком и мягкой улыбкой. Дань Хэн отворачивается. — Тебе помочь? Март вскидывает руки, затем отважно берет в них Келуса. Келуса, на этот раз действительно спотыкающегося, подхватывает под руки Химеко, что-то кидает вслед, и через пару минут тоже удаляется, прикрывая улыбку рукой. Мистер Янг спустя еще пару минут непринужденного разговора тоже кивает, сообщая о каких-то делах. Даже Пом-Пом скрывается в соседнем купе. Они остаются совершенно одни. Дань Хэн провожает взглядом своих товарищей, и этот взгляд настолько несчастный, что Цзин Юань хочет за руку отвести их брошенного друга обратно, потому что жест экипажа ему непонятен, вернее… Они прекрасно знают своего товарища. С чего они решили, что им удастся обсудить что-либо, если они просто оставят их наедине? К тому же, он полагает, они все выяснили. Он заверил Дань Хэна, что тот свободен от долга перед старейшинами, что его помощь, столь неоценимая, правда больше не требуется, и если он когда-либо захочет посетить Лофу или Цзин Юаня лично — он может сделать это по своему желанию. Дань Хэн все еще не поворачивается к нему лицом. Цзин Юань уже приоткрывает рот, чтобы сказать, что им, наверное, стоит присоединиться к его друзьям, но если они заняты — Цзин Юань их покинет. В конце концов, у него все еще много работы. — Вы хотели посмотреть Архив? Я помню. — Буду рад, если проведешь мне экскурсию.***
В архиве одно единственное кресло. Стул жесткий на вид, и Дань Хэн явно привычным жестом отодвигает его и садится, открывая виртуальные вкладки. Цзин Юань опускается на небольшую ступень снизу и замечает… Циновку. Дань Хэн… Ночует здесь? У него не настолько много работы, стоит полагать. Или, может, он тоже любит дремать днем? Этот шум системных блоков и мягкий свет мониторов Цзин Юань находит довольно умиротворяющими. — Нет, вы не должны… Дань Хэн почему-то резко поднимается. Цзин Юань продолжает сидеть на ступени, непонимающе смотря на него снизу-вверх. Дань Хэн снова отворачивается, на этот раз Цзин Юань понимает: ему просто неловко. Приходится достроить чужие мысли поверх лишенной всякого умиротворения тишины, чтобы понять, почему от него снова отгородились, хотя он только начал наблюдать Дань Хэна в его родной стихии. И это совсем не бушующее пламя водной бури и не штиль спокойных вод: это мягкий шум устройств, свет экранов, общий стол за стеной и экипаж, который всегда протянет руку. — Сиди, я так посмотрю, — Цзин Юань мотает головой и опирается о стол, тут же начиная задавать вопросы и увлекая Дань Хэна беседой, чтобы тот не стал снова настаивать на только отдаляющей их вежливости. Она была свойственна жителям Лофу, но Дань Хэн пусть и пытался подражать его собственной вежливой отстраненности, но Цзин Юань прекрасно видел, как его собеседник в этом неловок. По правде, он так устал от этого за сотни лет, что старается хотя бы на время их беседы лишиться ее сам. Учитывая, как скоро Дань Хэн забывается и активно открывает все новые и новые вкладки, периодически посматривая на Цзин Юаня и проверяя, интересно ли ему, тот делает вывод, что решение было верным. Как и следующее. Следующее решение уже не такое рискованное, скорее, плавное, неспешное и уверенное, но Цзин Юань практически не думает об этом. Он просто продолжает эту неожиданно образовавшуюся связь между ними и ведет ее, как линию, не позволяя ей прерваться. Больше никаких партий. Дань Хэн абсолютно лишен любви к иносказаниям и хитрым ходам, и предпочитает, чтобы ему обо всем говорили прямо. Сам он старается следовать этой черте, но иногда проявляет совершенно очаровательное смущение, и сдается только тогда, когда Цзин Юань становится чуть настойчивее: наклоняет голову вбок, от чего волосы мягко пружинят, чуть улыбается и смотрит, слегка щурясь. Дань Хэн ненавидит, когда он так делает, по крайней мере, хочет его в этом убедить, но всегда становится чуть менее суров к нему после. Уверенным жестом рука в черной перчатке подхватывает его собственную и взмахивает белым рукавом, уводя его за собой. Цзин Юань довольно улыбается, рассматривая, как на черном шелке волос играет теплый свет фонарей. Дань Хэн все еще до смешного серьезен, но иногда его рот приоткрывается, будто он хочет что-то сказать, а глаза восторженно обводят очередной яркий прилавок, но затем он зачем-то берет себя в руки и тянет его дальше: они договорились посмотреть заключительную часть шоу чуть выше смотровой площадки, чтобы не привлекать внимание и насладиться самым интересным. Цзин Юань видит этот обряд каждый год, и ему, честно, всегда было все равно, откуда на него смотреть, пусть из окна рабочего кабинета, но в этот раз его спутник — тот, кто мог наблюдать этот праздник лишь на скудных и совсем не передающих всю торжественность атмосферы фотографиях, сидя в тюрьме без возможности выйти, поэтому он обязан предоставить лучшее место. Благо, теперь книги — это не все, на что он способен. Свет фонарей красиво блестит в лазури его глаз. — Туда смотрите, Генерал, — Дань Хэн кивает в сторону усеянного тысячами огней неба, и Цзин Юань усмехается. Нет, ни за что. — Я вижу это каждый год, а то, как ты смотришь на фонари — впервые, и, может быть… — Может быть, со временем вам и это тоже надоест, — Дань Хэн скрещивает руки на груди и поджимает губы. Цзин Юань делает точно так же, когда пытается сдержать улыбку, и это заставляет на губах появиться его собственную. Дань Хэн понимает, что над ним шутят, и не позволяет себе пуститься в утешение Цзин Юаня полноценно. — Верю, что ты приложишь для этого все усилия, Дань Хэн. Тот очень неправдоподобно хмурится, и Цзин Юань не может не смеяться.***
Цзин Юань давно забывает о партиях и ходах. Он рассеивается солнечным лучом по поверхности водной глади и отражается в плавной гальке, устилающей дно; он подхватывает на руки того, от чьего взгляда у него совсем по-юношески замирает сердце; и Дань Хэн, зная, что никто не увидит, обвивает его своими руками и хвостом, оборачиваясь уже у него на руках. От былой сдержанности и скромного «Добрый день, Генерал» там, в порту, которому не поверил даже экипаж Экспресса, выразив это изогнутой бровью Мисс Химеко и сдержанным смешком Март 7. И точно не поверил Яньцин, как-то, к своему неудовольствию, заставший их в Обители Божественного Предвидения, когда никто не обращал внимания, что Генерал за рабочим столом занимается вовсе не подписанием документации, а что-то увлеченно рассказывает своему гостю. Гостю, который совсем бессовестно свернул вокруг него свой хвост и продолжал отвлекать честного человека от работы. Яньцин не был так возмущен со времен появления Цзинлю, что было, если подумать… Не так уж и давно? Как давно для Цзин Юаня стало нормальным вот так спокойно рассуждать о том, что Дань Хэн теперь... — Смотри на меня, — вылавливает его из вод собственного омута и решительно притягивает, накрывая губы своими. Теперь не отворачивается. Теперь смотрит в глаза и не боится обещать. Возвращаясь назад, Цзин Юань мог только догадываться, не была ли его воображаемая партия — лишним обманом? Мог ли Дань Фэн вообще не… Опустим. Прошлое в прошлом. Он все равно получил этот мягкий, чуть укоризненный взгляд и легкую поступь по дорожкам с своем саду, где без стеснения на ходу срывают локвы и кусают их, совсем не боясь испачкать рукава. Стоит ли говорить, что нежемый чуткими руками Цзин Юань проигравшим себя совсем не чувствует.